Вторая причина неудач в истреблении мятежников кроется в том, что, истребление это, если верить людям знающим, чисто показушное. Т.е. свои пять песо с оборота имеют в стране все мало-мальски уважаемые люди, включая генералов, которым поручена война с «нарко-республикой». В Сенате США, например, узнав о легализации «вооруженных сил», заморозили экономическую помощь этой стране, из обещанных полутора миллиардов долларов Колумбия успела получить только 600 миллионов. И никто не закричал: «мама, как я буду жить?» — потому что каждый колумбиец в курсе: накроется кока, накроется вся, и партизанская, и правительственная, экономика, полтора миллиарда по сравнению с этим — чих.
На презентацию боливарского движения, устроенную на берегу священного для инков озера, собралось больше двадцати тысяч крестьян слушать слово марксистского атамана Альфонсо Кано. Место было выбрано символическое: согласно здешней вере, дух народа хранится в едином озере, тогда как индивидуальные души всего лишь временные «лужи» или «ручьи». Еще один аргумент в пользу солидарности и коллективизма. Кано, не выходя из привычного амплуа новой инкарнации товарища Че, заявил, что революция не за горами, все трудности временные, Куба нам поможет, переходим в военное и политическое наступление и будем сражаться под красным флагом до полной победы индейского социализма. Пообещал триумфальный вооруженный марш всех сознательных граждан на Боготу. Впечатления удолбанного комиссар не производил. Он всегда такой. Вообще, на этом индейском пикнике, если верить видеозаписи, никаких психоактивных веществ, кроме местного маисового самогона, трудящимися не употреблялось.
Нюхают или нет? Сами-то? Такие вопросы неизбежно возникают в голове любого пытливого исследователя революционных движений конца двадцатого столетия. От Альфонсо Кано и его товарищей мы слышим твердое «нет!».
«Мы не прячем коку в красный флаг» — сказал один из сподвижников товарища Кано в интервью.
С другой стороны, у колумбийских марксистов есть своя теория кокаина, служащего социализму. Сводится она к следующему: малограмотному и не очень сознательному населению, которое обрабатывает «дополнительные» наделы и находится под покровительством партизан, пробовать эту гадость не за чем. Жевание листьев коки и последующий балдеж мешают вникать в диалектику, сказываются на производительности, осуждаются и зовутся в народе «обезьяним кайфом».
Охотники рассказывают, что обезьяны выстилают свои гнезда на ветках листьями коки и ворочаются несколько дней в бродящей жиже, после чего часто забывают и пищу и размножение и быстро сходят со своего обезьяньего ума, становясь непредсказуемы и агрессивны, а потом и вовсе теряют интерес к жизни и высыхают в кронах, как мумии.
Партизан выбирает сам — употреблять или нет, но должен помнить, что ума, да и уважения товарищей, ему это не добавит, к тому же каждая порция зелья может быть продана с пользой для грядущей революции, так что ходить под коксом это в буквальном смысле слова значит откладывать победу социализма на своей земле. Дело тут не только в сугубой рациональности, но и в древних верованиях инков. Пачакамак — бог земли, не рождает зла, значит и продукт столь двусмысленной культуры, как кока, должен быть использован во благо, а не ради одурманивания народа, тем более, что Пачакамак давно уже в крестьянском сознании слился с фигурой Мао и ожидается как мессия, который вновь соберет всех инков и поселит их в земле, где нет зла, то есть — популярно разъясняет идеологический отдел — в царстве социализма. В соседней Боливии, кстати, у товарища Моралеса – вождя тамошних красных и по совместительству лидера «движения производителей коки», другая точка зрения – жевание листьев он считает древней национальной традицией, полезной для индейского здоровья в условиях высоких гор.
Что касается «аморальных буржуазных сынков», которые нюхают кокс колумбийского происхождения в «странах-грабителях», то их жалеть не рекомендуется. Согласно колумбийской революционной доктрине, от развитых стран в наступающем веке мало что останется, человеческий материал там стремительно деградирует, отягощенный бессмысленностью жизни и неестественным уровнем комфорта, так что туда им, наркоманам-гедонистам, и дорога. Толкайте падающего и все такое.
«От так называемой цивилизации мы берем классовую теорию, тактику боя и навыки прицельного минометного огня, все остальное — рабство» — цитата из одной пламенной брошюры FARA — “ дети униженных регионов человечества выпустят весь гной и выжгут все язвы богатой капиталистической метрополии».
Единственные, кого ценят люди Кано в северном полушарии, это европейские лево-радикалы. А даже самые левые из радикалов всегда отмечали, что кокаин с героином, в отличие от каннабиса и грибных галлюциногенов, вещества контрреволюционные т.е. сужающие, а не расширяющие сознание, а значит, выгодные скорее мировой олигархии, нуждающейся в некритичных зомби, нежели новому субъекту восстания, заинтересованному в неконтролируемых бунтарях.
Вообще-то про эти самые партизанские земли болтают много нехорошего. Сравнивают почем зря с северокорейскими плантациями опия, активно вывозимого чучхеистами за пределы КНДР в 1970-ых. И победы военные приписывают не кубинским воен.спецам, тайно посещающим лесные штабы FARA, а местным шаманам, угадывающим исход битвы по внутренностям жертвенных животных. И лоботомию-трепанацию особо несговорчивым пленным, говорят, здесь делать не разучились. А согласно археологическим данным, внутричерепная хирургия, помогающая «корректировать» сознание подданных, была у инков развита, когда Европа еще и мыться не умела. Может и сочиняет буржуазная пресса, но не первый год обсуждается, что в отрядах Альфонсо Кано выписанные из Европы левые интеллектуалы нечто вроде походных шутов и полковых петрушек, в лучшем случае — пресс-секретари, тогда как все серьезные решения принимаются трикстерами — интуитивно действующими образцами партизанского поведения, «пустыми сосудами», в которые вселяется душа ягуара, пумы или другой хищной кошки. Беспрекословный повтор действий и парадоксальных рекомендаций трикстера и позволяет выжить бойцам в условиях отсутствия разведки и крайне размытого партизанского фронта. Трикстеры учат: убив противника без применения огнестрельного оружия и отведав его крови, ты получаешь в пользование дополнительную душу и тебя труднее победить. Если хотя бы часть этих упорно муссируемых слухов –правда, поверишь, что употребляют там не только кокс, но и что-нибудь вообще нам с вами пока, к счастью, не известное.
Пару лет назад я имел удовольствие смотреть документально-пропагандистский фильм о буднях тогда еще не столь мощной партизанской республики.
На экране все было чинно: красный флаг над индейским сельсоветом, в чисто выметенных хижинах иконоподобные портреты председателя Мао, товарища Кано, Хакобо Аренаса и менее известных за пределами Колумбии деятелей. Коллективный труд всех от мала до велика на полях под хоровую, довольно грустную, народную песню. Охраняющие этот мир автоматчики с пятиконечными звездочками на беретках. Никакой коки конечно. Ни одного листа. На мои распросы колумбийская студентка, комментировавшая фильм, отнекивалась в том смысле, что ничего не знает, а любая информация о нарко-плантациях — пропагандистские наветы ЦРУ.
Было, однако, во всех этих колхозниках, партизанах и комиссарах нечто такое, что вызывало подозрение. Нереальное выражение глаз, как будто приснившиеся движения, не всегда оправданные интонации и темп речи. Возможно, это и не кока вовсе, а просто они потомки инков или просто зачарованы коммунистической мечтой, от которой, как известно, человека может колбасить, как от самого сильного препарата — решил я тогда.
Под конец просмотра бдительность колумбийки ослабла и она все же проговорилась, что кое-кто выращивает, но не по приказу, а наоборот, вопреки партизанскому инструктажу, мол, есть такая трудноискоренимая в народе традиция, «как у вас, русских, водка». Через полгода эту самую студентку выслали из России, поймали за руку в сортире Университета, продавала пакетики с белым кайфом будущим переводчикам с испанского. Впрочем, я допускаю, что даже это может быть чистым совпадением. Как и всякий другой сюжет, завязанный с властью, заговором против нее, гигантскими деньгами и химическо-хирургическими изменениями в мозгах, мой рассказ темен и чем больше узнаешь, тем сильнее запутываешься в версиях. Шестьдесят четыре килограмма, с которых я начал, это конечно много, но то, что они не долетели до Нью-Йорка или не были расфасованы у нас, ничего не меняет в схеме, где на один сбой приходится сотня попаданий от поставщика к потребителю.
