Поехав туда, куда дети тыкали пальцами, всадник погнал лошадь вверх по каменистой тропе, пока не подъехал к опрятному дому и хлеву сразу за деревней. К стене хлева примостился навес с невысокой загородкой. На загородке был намалеван бронзовый обух топора, выцветший и облупившийся от времени и непогоды. У двери в ровную землю был вбит пень некогда могучего дерева, а на нем стояла железная наковальня. Внутри виднелся горн с огромными мехами, приводимыми в действие длинной палкой. Воздух над горном дрожал от жара, и обитатель навеса казался больше похожим на фантастическое создание колдуна, чем на кузнеца из плоти и крови.

Это был гном, высокий для своего рода-племени и широкоплечий. При этом — на голову ниже человека и почти вдвое шире в плечах. Его волосы были связаны ремнем в узел на макушке, а длинная серо-стальная борода разделена посередине и зачесана за плечи. Глаза навыкате сверкали под обвитой вокруг лба серой бечевкой. Кузнец ковал пару железных петель.

— Добрый вечер, Кузнец! — вежливо поздоровался человек, соскальзывая с седла.

Кузнец не поднял головы. С привычкой искусного мастера не отвлекаться от дела он продолжал работать: железными клещами приподнял раскаленные докрасна петли, на глаз определил их сгиб и положил на наковальню, после чего еще раз ударил по каждой. Наконец он бросил петли в чан с водой, где они зашипели, а вода забурлила. Только потом он повернулся к посетителю:

— Да?

— Извините, вы — Бродерик из Узелка?

— Да.

— Я приехал из Кровелла.

— А, — сказал гном, кивая на пустые ножны. — Новый человечек.

Человек кивнул. Это был красивый юноша, невысокий, но крепко сложенный, с прямым носом и светло-серыми глазами, блестевшими от волнения.

— Мастер Кузнец, — сказал он торжественно, соблюдая приличествующий случаю ритуал. — Я пришел востребовать свой меч.

— Ты пришел в удачный день, — сказал гном. — Вот в такой же день я ковал Доносчика — великий меч Телерхайда. И пожалуй, денек нынче даже лучше того, когда я выковал меч для его сына Брэндона. — Он подошел ближе, глядя в лицо юноши. — Кто ты?

— Я Ньял из Кровелла, младший сын Телерхайда. По нашему обычаю, отец послал меня за мечом к тому, кто ковал его собственный.

Гном разглядывал его с минуту, глубоко наморщив лоб.

— Я чту любого посланца Телерхайда, но не могу сделать меч тебе, Ньял.

Юноша лишился дара речи. Изготовление меча — важный обычай и для людей, и для гномов. Отказ Бродерика был возмутительным.

— Но отец уже пригласил гостей на Наименование моего Меча! — воскликнул он наконец. — Кузнец, я не могу вернуться домой с пустыми руками!

— Мне очень жаль, — пожал плечами гном. — Моего помощника сегодня нет. Но даже будь он здесь, все равно ничего бы не вышло. Я не могу.

— Не можешь? Ты должен! Ты Наерланг, и гномы вашего рода были кузнецами Кровелла со времен Китры!

— Придержи язык, юнец! — Слова гнома хлестнули как кнут возчика. — Ты говоришь как фанатик Новой Веры! Я не «кузнец Кровелла» или кого другого, я сам по себе! Узы дружбы соединили мой род и твой, не забывай об этом! Я не могу сделать тебе меч, так что убирайся!

Человеку пришло в голову, что его испытывают.

— Простите, Мастер Кузнец. Никто не поддерживает силу Наерлангов больше, чем сыновья Телерхайда. — Смягчившись, гном хмыкнул, и Ньял продолжил покаянно: — Позвольте мне помочь вам. Я немного умею работать с железом: дома я помогал подковывать лошадей. Я буду качать мехи, принесу уголь. Я сделаю все, что бы вам ни понадобилось.

— Прости, я должен закончить работу. — Тряхнув головой с таким видом, будто все решено, кузнец отвернулся от юноши и опустил руку в чан с водой, чтобы вытащить остывшие петли.

— У меня есть золото, — сказал Ньял. — Я заплачу вам. — Гном замер. Юноша быстро отстегнул пустые ножны от своего пояса. — Вот, видите это украшение? Двуглавый дракон Кровелла. Его дал мне отец.

Бродерик взял ножны. Его мозолистые, со шрамами пальцы ловко и бережно освободили тяжелую золотую фигуру от ремней, которыми она была привязана к кожаным ножнам.

— Превосходно, — прошептал он и повертел украшение в руках. — Мастерство необыкновенное. Должно быть, очень старая вещь.

— Она ваша.

Бродерик бросил золотое украшение обратно Ньялу. Испугавшись резкого движения, лошадь вскинула голову.

— Возьми свое золото. Когда-нибудь ты найдешь ему лучшее применение.

Ньял шагнул в тень навеса, губы его сердито скривились.

— Но почему? Я готов работать! Я готов заплатить вам! Почему вы не чтите связь между нашими семьями?

В полумраке под навесом Бродерику показалось, будто на него пахнуло белым жаром, более горячим, чем от любого горна. Он инстинктивно отпрянул, ловя ртом воздух.

Неправильно поняв реакцию гнома, Ньял потерял решимость. Лицо у него стало по-детски обиженным. Униженный, он повернулся к лошади.

— Ладно, — сказал он упрямо. — Отцу все будет сказано.

— Стой! — крикнул Бродерик. Когда Ньял обернулся к нему, жар исчез. Человек и гном стояли лицом к лицу в прохладной тени навеса. — Напои и накорми свою лошадь, — приказал Бродерик, — потом возвращайся. Привезешь тележку угля из сарая. И надеюсь, у тебя хватит сил качать мехи. Чтобы ковать заколдованный меч, огонь должен быть жарким.

Когда Ньял вернулся из сарая, кузнец выбрал три тяжелых железных слитка и положил их на угли горна.

— Это смесь, которая даст железу силу и гибкость, — сказал гном. — Для придания лезвию остроты я использую слиток Моерского Укрепления, будь они там все прокляты. Слиток из Аргонтелльской равнины согнет и одолеет силу большую, чем его собственная. А этот, — он указал па странно черный и тяжелый кусок железа, — этот из рудника гномов здесь, в Троллевых горах. Он соединит все слитки и даст мечу жизнь.

Мехи, громоздкие и старые, совсем не желали, чтобы их качали. Ньял сбросил с себя куртку и налег на шест. Он толкал его и тянул на себя и скоро взмок от жары.

Когда слитки тускло засветились, кузнец вытащил их из огня и ковал каждый до тех пор, пока они не стали длинными и тонкими. Затем он ловко сложил их друг на друга и положил ребром на угли.

— Теперь качай как следует, юноша из рода Кровелла! — сказал он. — Металл должен петь в огне!

Ньял качал и качал, пока горн не взревел.

Когда кузнец наконец выхватил заготовку из огня, они светились вишнево-красным, шипели и искрились. Опустив слитки на наковальню, он ударил своим огромным молотом. Полетели искры, и воздух наполнился дымом. Железо складывалось под ударами молота, пока не превратилось в цельную полосу тускло светящегося металла.

— Качай! — приказал Бродерик. Когда полоса железа снова запела и заискрилась, гном выхватил ее клещами из огня и еще раз сложил; его молот вызванивал мощный гул по огромной наковальне.

Ньял наблюдал за работой кузнеца. В его серых глазах на залитом потом лице отражались блики огня. Снова и снова Бродерик уверенными ударами сминал железо и превращал его в тонкую полосу. Жар стал нестерпимым, и Ньял чуть отстранился, заслонил глаза от слепящего блеска металла. Каждый раз, когда железо остывало и тускнело, Бродерик вновь бросал его в огонь, а Ньял снова налегал всей тяжестью на шест мехов.

Они работали несколько часов. Постепенно под руками кузнеца металлический брусок принял длинную и изящную форму. Наконец Бродерик кивнул.

— Отдохни, — сказал он Ньялу. — Очень скоро ты мне снова понадобишься. — Гном опустил клинок на землю и остудил его, кинув сверху полную лопату свежей земли.

Ньял, пошатываясь, вышел из кузницы. К его удивлению, уже наступила ночь. Луна в последней четверти висела над крышей хлева. Облако наползало на лунный серп, и во дворе потемнело. Никогда еще он так не уставал. Его одежда промокла от пота и почернела от сажи. Он запнулся о ведро, которое, лязгая, покатилось по двору, и повис на загородке, благодарно вдыхая прохладный воздух. А потом прислонился к стене, в изнеможении опустился на землю, расслабил онемевшие руки.