– Сюрприз! – сказал я, оглушая пришельца нарочно заготовленным обрезком трубы, когда его макушка взвилась над бетонной оградой.

Втащив обмякшее тело на платформу, я перевернул его на живот и связал руки за спиной тонким проводом. И ноги тоже связал у щиколоток. А то некоторые горазды в самый неподходящий момент выкинуть что-нибудь эдакое на японский манер с воплем: «Кья!»

В брезентовой сумке моего конкурента была упакована самозарядная винтовка «Вальтер-2000». Оптика прилагалась к ней также первостатейная. Ввиду более эффективного оружия, «Тигр» я решил не собирать. Подогнав прицел, я проверил обоймы и убедился, что боекомплект у меня полный. А тут и снайпер очухался. Я прислонил его спиной к парапету: волосы – оттенка соломы, нос – прямой и красный от холода, подбородок – вытянутый. Чистый ариец, коли не латыш.

-Контрактник? – спросил я, обыскивая мужчину.

Вместо ответа он чихнул.

– Как зовут?

– Юозас, – не стал он ломаться.

Вышло, что литовец. В бумажнике у него помимо валюты и умеренной пачки стольников с квадригой Аполлона хранился мой фотоснимок. Сделан он был, судя по одеянию, где-то прошлой осенью. Точнее, не где-то, а у портала родного финансового учреждения. «С важностью глупой, насупившись, в митре бобровой, я не стоял под египетским портиком банка…» Да-с. Но в костюме-тройке – и кто только его выдумал! – я красовался недели две. Костюм принадлежал Андрею Журенко. Мой собственный был тогда в химчистке.

– Не возражаешь? – Я убрал снимок в карман.

Мой литовский пленник не возражал.

– Позывные? – продолжил я допрос, извлекая из его баула передатчик с наушниками и микрофоном на изогнутой дужке.

– Эхо-Браво, – с легким акцентом выдавил из себя простуженный снайпер.

«Обожаю этих прибалтов! – усмехнулся я. – Эхо-Браво, твою мазе! Европа класс «А»! Одни кинофильмы смотрим!»

– Ну так, Юозас, – предупредил я литовца. – Ты сиди, не волнуйся. От насморка редко умирают. Когда мы с тобой закончим – уйдешь. И сразу же чеши в… Откуда ты?

– Из Плунге, – поморщился он.

– Вот туда и чеши. И ни с кем после меня не болтай, а то тебе кишки на ствол намотают, смекнул?

Он дал мне понять, что смекнул.

Без пяти девять со стороны Ленинградского проспекта появилась колонна из трех машин: сверху было непонятно, какой марки первые две, замыкающая – «Мерседес», предположительно – бронированный. Машин к торговому комплексу по тесному проезду двигалось много, но эту кавалькаду я вычислил сразу. Минуя поворот, кортеж подкатил к въезду на Ходынское поле. Из передней легковушки вылез лоб в макинтоше с поднятым воротником, а из последней – о да! не изменяло мне зрение! – выглянул сам Игорь Владиленович. «Макинтошник» подошел к будке и, перекинувшись парой фраз со сторожем, потрусил уже с моей портативной рацией к шефу.

Теперь мне было важно не запутаться в переговорных устройствах, коих набралось у меня целых три: пресловутый «уоки-токи», «эхо-браво» и запасная руслановская «моторола».

– На связи! – голосом Караваева затрещала коробка с антенной.

Я поднес палец к губам, призывая Юзаса к благоразумию, и вышел в эфир:

– Угаров говорит. Поезжайте прямо по бетонке. Остановитесь у входа на авиавыставку. У меня пока все.

Караваев задрал голову и посмотрел на флигель. Я было отшатнулся, но быстро сообразил, что он своего снайпера высматривает. Отдав какие-то распоряжения «макинтошнику», Игорь Владиленович вернулся в машину.

В наушниках литовца, предусмотрительно надетых мной поверх шапочки, раздалось шипение.

– Как слышите?! – спросили они.

– Слышу вас, – доложил я с акцентом.

Своего контрактника Игорь Владиленович, разумеется, не узнал бы ни по говору, ни даже в лицо. Где контрактник, там и посредник. Но вот по поводу того, что он – прибалт, кадровик вполне мог быть в курсе.

– Назовитесь! – потребовал он.

– Эхо-Браво, слышу вас!

– Цель?!

– Вне зоны видимости! – отозвался я с толикой беспокойства.

Руслан действительно куда-то испарился. Хотя Журавлев, как ему и полагалось по плану, заседал в кабине вертолета, согреваясь очередной порцией из заветного нашего черпачка, – это я заметил сквозь оптику. Его пьянство, конечно, в наш план не входило, но мало ли что мы упустили по халатности.

– Ждите! – велел Караваев, отключаясь.

Ждать я не стал, а сразу схватился за «моторолу»:

– Руслан! Тебя где черти носят?!

– Иду, иду! – проворчал он в трубку. – Отлить нельзя!

Застегивая на ходу пальто, мой двойник показался из-за фюзеляжа «Су-25», приземистого штурмовика, частично закрывавшего мне обзор посадочной площадки.

– Встань так, чтоб мне тебя видно было! – потребовал я. – И автомат не обязательно прятать! Покажи его! А то они, паскуды, чего доброго, на рожон полезут!

– Да ясно, ясно! – Придерживая сотовый подбородком, Руслан вытянул из-под полы короткоствольный «Вихрь». – Ты не суетись там! Работай!

Вражеская колонна медленно проехала по взлетной полосе и притормозила у входа на территорию авиавыставки.

– Что дальше?! – проскрипел Караваев из пенала рации.

– Марину покажи!

– Где ты?! – Он осторожно выглянул из «Мерседеса» и стал вертеть башкой.

Палец мой невольно лег на спусковой крючок «Вальтера».

– Где ты?! – заволновался кадровик.

– Сначала – Марину! – рявкнул я.

Озираясь, Караваев открыл заднюю дверцу и выпустил Марину. Рассмотрев сквозь прицел винтовки ее осунувшееся худое лицо, я скрипнул зубами. Из машин посыпались бойцы «полярного» отряда. «Девять, – насчитал я. – Девять и еще двое в последней тачке».

Тем временем Караваев нырнул в кабину:

– Эхо-Браво! Цель?!

– Вне зоны видимости! – заученно откликнулся прибалт в моем лице.

– Глаза протри, гад! – сорвался Караваев и продолжил уже по рации, сбавляя на полтона: – Дальше что?!

– Вы у меня на мушке, – предупредил я его своим голосом.

Руслан, слушавший по сотовому все наши переговоры, синхронно выглянул с автоматом из-за хвостового оперения истребителя. Теперь и Караваев его заметил. А заметив, узнал.

– Цель! – взвизгнули мои наушники.

– Вне зоны поражения, – пояснил я хладнокровно. – Цель – за самолетом.

В рядах противника наблюдалось некоторое замешательство. Боевики, усмотрев в руках Руслана «Вихрь», попрятались за машины. Я же, от имени и по поручению Угарова, снова вышел на связь с кадровиком:

– Мне терять, Караваев, нечего. Но и бежать некуда. Так что делай, как я скажу. Вертолет слева видишь?

– Давай, давай! – Кадровик с рацией топтался у «Мерседеса». – Дальше!

– Марину вывести на площадку к вертолету. В сопровождении – двое, не больше. Там они ее отпустят. Сделаешь так – я сдамся.

Припав к видоискателю, я наблюдал за производственным совещанием Караваева и «макинтошника». «Макинтошник», надо полагать, был в отряде бригадиром.

– Добро! – сказал Караваев в рацию, придя, как они это называют, к консенсусу с начальником боевиков. – Только без фокусов! Если ребят положишь – девка следующей сдохнет!

«Добро»… Забытое словцо из лексикона советских военачальников. Много мы с ними «добра» этого нахлебались.

– Посмотрим! – Я дослал патрон и подмигнул Юозасу. – Посмотрим, а?!

Литовский стрелок, хлюпая носом, терпеливо и смиренно дожидался окончания этого спектакля. Спектакль шел на русском, и ему наши национальные страсти были по барабану.

После непродолжительных, но бурных, судя по жестикуляции, выборов от группы противника отделились двое лучших. Или худших. Они взяли Марину под руки и, словно сваты, повели на взлетную площадку.

– Эхо-Браво! – прорезался в наушниках Игорь Владиленович. – Когда увидишь цель – кончай обоих! Девчонку тоже! Как слышно?!

– Я Эхо-Браво! Понял вас! Обоих! – отозвался я в микрофон, мягко придавив спусковой крючок.

С интервалом в секунду оба сопровождающих рухнули как подкошенные. Стрелял я только в голову, учитывая, что покойники держали Марину на мушке.