— Может, ничего не произойдет. Бекки Джеймсон уговорила мисс Либерман разрешить ей выступить в качестве вашего адвоката. Когда я спустилась сюда, она как раз стояла за дверью, дожидаясь окончательного решения.

Что ж, приятно узнать, что подруга решила за меня заступиться. Но куда приятнее было то, что у меня появилась новая зацепка и новая теория. Даже если и в том и в другом пока что зияли дыры.

Камилла ушла. Я же задумалась над еще одной проблемой. То, что я перебросила на флэшку свои мысли по поводу случившегося и скопировала несколько страниц медицинских заключений и рапорты о несчастном случае, это еще полдела. Я бросила взгляд на горы стенографических отчетов. Черт, эти мне ни за что не удастся втихаря вынести из кабинета. Нечего даже думать об этом.

Ладно, будем надеяться, что меня не уволят, хотя зарекаться не стоит. Бекки наверняка будет стоять за меня горой, но последнее слово все-таки за начальством. Мне никак нельзя потерять работу, но, похоже, чтобы ее сохранить, нужно во что бы то ни стало разрешить загадку этих странных убийств. Или же, если мне все-таки дадут пинка под мой пострадавший зад, я смогу получить ее обратно. Раскрыть одним махом сразу три убийства — это мой последний козырь.

Начальство вряд ли будет совещаться вечно, так что мне нужно действовать без промедления. Достав из сумочки копии бумаг, я положила их в конверт и написала на нем адрес Оливии. Затем, на тот случай, если кто-то следит за моей исходящей корреспонденцией, я поднялась на один этаж, выждала, пока народ разойдется, после чего тайком добавила мой конверт в стопку писем, подготовленных к отправке.

Вернувшись к себе в кабинет, я положила оригиналы к другим материалам по делу Эванса. Кстати, коль речь зашла о больницах, я набрала номер клиники имени Кеннеди и, назвавшись работницей цветочного магазина, спросила, когда можно доставить букет для медсестры Каллгэн. Та выходила сегодня на смену с трех до одиннадцати, но их главная сказала, что букет можно доставить прямо сейчас. Она даже предложила, пока Каллагэн не придет на работу, оставить букет у нее. Я поблагодарила ее за содействие, однако сказала, что сначала должна спросить разрешения у того, кто посылает букет.

Подожду, пока не закончится смена, после чего прижму ее к стенке.

— Да, но чем? — размышляла я вслух.

Нервы мои были на пределе.

Моей главной версией по-прежнему оставался шантаж. Я прокручивала в голове самые разные сценарии, в которых фигурировала сестра Каллагэн, пытаясь понять, почему доктор Холл упомянул ее имя в разговоре с Виктором Дейном лишь тогда, когда жена и дочь ждали его внизу.

Поскольку Холла с Дейном связывали отношения клиента и адвоката, это давало Холлу возможность говорить ему как доверенному лицу все, что угодно, не опасаясь за последствия. Вероятно, он воспользовался этой привилегией, чтобы признаться Дейну, что впрыснул Келлеру нечто такое, что повлекло за собой сердечный приступ прямо в театре. Не исключено, что медсестра Каллагэн обо всем догадалась, внесла изменения в медицинские записи и теперь занесла заключение патологоанатома, словно разящий меч, над его головой, зная, что Холлу есть чем от нее откупиться.

Да, но как это увязать с тем, что сейф ломился от денег именно у Келлера? Я печально вздохнула. Да и вообще, все это мало объясняет то, почему были убиты Маркус Эванс и несчастный садовник. Я что-то явно проглядела.

Следующие полчаса я провела, отвечая на звонки и договариваясь о встречах с оставшимися присяжными. Их всех жутко раздражало, что я отказываюсь обсуждать с ними мой вопрос по телефону, но что поделать. Меня пока что не отстранили от дела, так что правила игры диктую я. В конечном итоге мне удалось договориться со всеми, но чтобы встретиться с каждым, мне потребуется несколько дней.

В числе тех двоих, кто не позвонил мне, была женщина-присяжный под номером двенадцать. Звали ее Пола Ярдли, и она подняла трубку лишь со второго раза.

— Я бы хотела отнять у вас всего несколько минут вашего времени, — сказала я, представившись.

— Простите, мисс Таннер, но я очень занята. К тому же я уже сказала миссис Эванс, что с тех пор, как закончился тот процесс, я не разговаривала ни с одним из моих коллег. Мы не поддерживаем никаких связей.

В этот момент задребезжал мой мобильник. Звонила Стейси Эванс. Мне не хотелось отпугнуть Полу Ярдли, поэтому я нажала на кнопку и отключила звук.

— Я вас понимаю и поэтому попытаюсь быть предельно краткой.

— Ну хорошо. Мы могли бы встретиться в три тридцать рядом с балетной школой.

Интересно, это что, конспирация?

— Простите, не поняла.

— Мои дочери занимаются балетом. Сегодня во второй половине дня у них занятия. Мы могли бы поговорить, пока я буду их ждать.

Выходит, что никакая это не конспирация. Миссис Ярдли назвала мне адрес, и я записала его в блокнот. Я уже было собралась набрать номер Дэвида Райса, присяжного под номером пять, когда на моем столе зазвонил внутренний телефон. Сердце мое ушло в пятки. Не иначе как начальство вызывает меня на ковер, чтобы объявить вердикт. Не похоже, решила я, когда переговорное устройство зазвонило снова. У меня пока еще нет вестей от Бекки, а она вряд ли оставит меня терзаться неведением, если начальство уже вынесло приговор.

— Слушаю.

— Патрик Лейчи на линии номер семь, — ответил мне голос Маргарет.

— Спасибо, — поблагодарила я старую перечницу и тотчас переключила телефон на входящий звонок. — Привет!

— Взаимно!

В его голосе слышались усталые нотки.

— У тебя все нормально? Где ты?

— В аэропорту. Мы только что приземлились.

Как, однако, быстро он вернулся.

— Добро пожаловать домой. — Я подумала, как было бы здорово оказаться сейчас в его крепких объятиях. — Я так по тебе скучала.

— Неужели?

Нет, то, что я сначала приняла за усталость в его голосе, скорее было раздражением.

Мне в голову тотчас пришла смехотворная мысль, что Патрик каким-то телепатическим образом узнал про мои неприличные сны, в которых фигурировал обнаженный Лайам. Умом я понимала, что это из области фантастики, и все равно слегка устыдилась.

— Конечно, я по тебе скучала. Почему ты спрашиваешь?

— У меня в руках утренняя газета, Фин. Скажи мне, что это ошибка, что тебя никто не арестовывал.

— С меня сняли обвинения. Это было просто небольшое недоразумение.

— Людей не арестовывают из-за недоразумений.

Чувство вины моментально улетучилось. Настала моя очередь оскорбиться.

— Я работаю над порученным мне делом.

— Каким еще делом?

А вот это уже настоящее оскорбление. Я была задета в лучших чувствах.

— Тем самым, о котором я говорила тебе перед твоим отлетом. Или ты уже не помнишь?

— Смутно, — признался Патрик. По крайней мере, он всегда честен. — Расскажи мне еще раз.

— Речь идет об убийстве присяжных. Ну как, вспомнил?

— Ах да. Но при чем здесь твой арест?

У меня не было ни малейшего желания что-то ему объяснять. Куда больше в эти минуты меня волновало мое шаткое положение в качестве помощника юриста фирмы «Дейн и Либерман», так что слушала я его вполуха. Понимаю, это несправедливо по отношению к нему. Патрик не тот человек, на ком стоит срывать собственное дурное настроение.

— Забудь о нем. Кстати, спасибо за розы. Они были прелестны.

— Как и ты сама, — ответил он мне с нежностью в голосе. Это снова был мой милый душка-Патрик. — Какие у тебя планы на вечер?

— У меня назначены кое-какие встречи, но мы могли бы встретиться в каком-нибудь баре.

— Я предпочел бы, скажем так, более интимную обстановку, нежели бар. У меня есть для тебя подарок.

— Всего один-единственный? — пошутила я.

— Но ведь это была короткая отлучка, — в свою очередь поддразнил он меня.

— Хотя бы намекни, что это такое.

— Отныне твои ручки уже не будут прежними.

Я не знала, что мне делать, — то ли обрадоваться, то ли ужаснуться. Потому что, когда мужчина, с которым у вас длительные отношения, произносил слово «рука», первое, что приходит в голову, это, несомненно, обручальное кольцо. Что приятно, согласитесь. С Патриком мы могли бы свить уютное семейное гнездышко. Пожалуй, это как раз то, что мне нужно.