Они открыли чемоданы, и теперь на всех стульях и столах валялась их одежда. Над камином красовалась подвешенная за бант гитара. На пол посыпались книжки, в кофейник Кэтлин сунула два павлиньих пера и веточку мимозы. Михал, развалившись на тахте, настраивал аккордеон. Никаких объяснений, никакого интереса к предстоящим «обязанностям». Я вдруг почувствовал, что случайно попал на спектакль, на который не покупал билета, и вышел. Поздно вечером они сами постучали ко мне и, держась за руки, вежливо, словно хорошо воспитанные дети, спросили, что им завтра нужно делать.
Я не удивлялся и не сердился, потому что кто же может сердиться на дурацкий сон. С утра Михал натирал полы, выколачивал ковры, пылесосил мебель, дежурил у телефона, записывал поручения, сгребал с газонов листья, подметал дорожку перед домом. Кэтлин ходила за покупками, бойко стряпала. Но, впрочем, это все равно не имело смысла, потому что они, побросав дела, со смехом мчались друг за другом по лестнице на мансарду и, хлопнув дверью, надолго исчезали. Я боялся пригласить гостей на обед, потому что не был уверен, что его приготовят. Я чувствовал, что жильцов шокируют ботфорты дворника и изысканные духи кухарки. Чтобы как-то узаконить этот балаган, я представил Михала как моего племянника, поляка, женатого на ирландке. Полякам и ирландцам в Англии многое прощается.
Мисс Линли дает уроки фортепьянной игры в музыкальной школе, у себя дома я бы не вынес бесконечных гамм и этюдов. В один прекрасный день, возвращаясь со службы, я не успел открыть парадную дверь, как навстречу мне из-за вешалки выскочила мисс Линли.
От волнения у нее трясся подбородок.
— Мистер Оконский, — сказала она, — я очень сожалею, но нам придется расстаться. Многие годы, уважая покой этого дома, я отказывалась от выгодных частных уроков. На своем собственном пианино я играю только по воскресеньям, с четырех до пяти. Ваш же племянник играет на самых различных инструментах и в шесть утра, и в десять вечера. При этом он еще и поет. У миссис Смит из-за этого мигрень. Я охотно подчиняюсь законам, которые распространяются на всех, но не потерплю несправедливости.
И тут же со второго этажа из своей комнаты со скорбным видом спустилась юристка миссис Смит.
— Мистер Оконский, — произнесла она нараспев (вообще-то она родом из Манчестера, но всякий раз, когда она считает, что достоинство ее задето, начинает «петь» на оксфордский манер). — Мистер Оконский, я не привыкла к тому, чтобы прислуга расхаживала по дому в голом виде. Это наносит оскорбление хорошему вкусу, не говоря уж о субординации. Я очень опасаюсь, что и мой муж придерживается того же мнения. Da-a-arl-ling, — томным голосом окликнула она своего мужа, банковского служащего, — спустись сюда и выскажи свое мнение.
Как раз в эту минуту на лестнице послышался топот Михал и Кэтлин, принарядившиеся и спешившие куда-то, появились в самый разгар военных действия. Я остановил их.
— Скажи, Михал, это правда, что ты по ночам поешь и играешь? И кто из вас разгуливает по дому нагишом?
Они вопросительно взглянули друг на друга, словно пытаясь понять, о чем речь. Потом дружно расхохотались.
Кэтлин: Дядя (она с поразительной готовностью стала называть меня дядей), разве это была ночь? Раннее утро и ранний вечер. И вообще, сейчас зима. В пять утра темно. В восемь вечера тоже. Если еще не петь и не играть, умрешь с тоски!
Мисс Линли побагровела: Я не позволю себя дурачить! Я глядела на часы: было не восемь, а десять.
Михал с ангельской улыбкой: Мисс Линли, стоит ли из-за каких-то двух часов спорить? Вчера вечером я пел, потому что днем убирал погреб. А вы обратили внимание, что ваше пианино расстроено? Особенно басы. Я это еще в воскресенье заметил, когда вы играли «Грезы» Шумана. Как жаль, пропадает весь эффект.
Мисс Линли, явно озадаченная: О, вы говорите, басы? Да, в самом деле… Вы правы. Придется позвать настройщика.
Михал, перебивая ее: Не нужно, я сам сделаю. Недавно я у своей мамы настраивал пианино.
Результат: Мисс Линли с Михалом вместе идут настраивать пианино.
Кэтлин хотела было последовать за ними, но тут снова послышалась оксфордская речь миссис Смит: Расстроено или настроено, это к делу не относится, инструментами можно пользоваться только в отведенное для этого время. А люди в это время должны быть надлежащим образом одеты.
Кэтлин: Дядя! Прошу вас, объясните же миссис Смит, что Михал инвалид войны и во время работы всегда легко одет. Поэтому он пылесосил ковер в шортах.
Миссис Смит: Инвалид? Что-то непохоже. Впрочем, я имела в виду не столько шорты, сколько верх.
Кэтлин: Ах, вы о том, что он был без рубашки? Это из-за легких. Ему необходимы воздушные ванны.
Миссис Смит явным недоверием: Туберкулезный больной, с такой мускулатурой? Он кашляет? Эти бациллы страшно заразны…
Кэтлин возмущенно: Кто сказал, что у Михала туберкулез? Речь идет о профилактике. Я знаю, что говорю! У меня диплом медсестры.
Миссис Смит, зажав ладонями уши: Прошу вас унять свой ирландский темперамент. — Походкой королевы она направляется к лестнице. — Да, неплохая компания! Напомаженная медсестра и музыкальный инвалид. Интересно знать, пан Оконский, кого вы собираетесь пригласить на должность старшего лакея, может быть, хирурга или капельмейстера?
Мистер Смит не успел выразить своего мнения словами. Но за спиной миссис Смит окинул Кэтлин взглядом знатока, убедительно свидетельствующим о том, «что только она, и никто другой».
Иронические выпады миссис Смит для меня не новость. И не раз приходилось мне слышать голос рассерженной львицы, почтеннейшей мисс Линли. Я понял, что мне угрожает опасность, но жильцы здесь ни при чем. С шумом и беспорядком в доме вполне можно бороться, но как быть с «колдовскими чарами» Михала и Кэтлин, которые всегда правы вопреки всем очевидным истинам? Их доводы рассчитаны на дурачка. Их образ жизни противоречит всем моим взглядам и вкусам. Не было дня, чтобы мне не хотелось сказать Михалу: «А не попросить ли тебя отсюда?» И все-таки я их не выгнал.
Они нагрянули ко мне незадолго до Рождества, и уже тогда я как-то пытался направить их на путь истинный.
— Праздники — самый удобный случай для улаживания семейных конфликтов, — внушал я Михалу. — Может быть, Кэтлин представит тебя родителям как своего жениха. В конце концов развод с Брэдли — всего лишь вопрос времени. Она, с ее дипломом, легко найдет себе работу в любой больнице. Я помогу поступить тебе в университет. — (На этот случай Притти предоставила в мое распоряжение соответствующую сумму.)
Михал посмотрел на меня, как на закоренелого грешника и тупицу.
— Пан Франтишек, но ведь это было бы нечестно! Мы ведь не собираемся жениться. А если Кэтлин вернется в больницу, она со злости отравит всех пациентов! Все это ни к чему. Нас вполне устраивает то, что есть.
Я еле сдержался, чтобы не крикнуть: «Ну а меня вовсе не устраивает роль вашего дядюшки!» Но сказать это у меня не повернулся язык.
Я и сам терпеть не могу всех этих традиционных торжеств и ограничился тем, что в сочельник вечером отправился на «Женитьбу Фигаро». Как они провели сочельник, я не знаю и знать не хочу. Но на другой день Кэтлин устроила парадный обед и продемонстрировала свое кулинарное искусство отлично запеченной индейкой и ирландским пуддингом; у камина стояло деревцо, украшенное смешными польскими игрушками, которые Михал сам смастерил, а мне в качестве презента были преподнесены два роскошных галстука, которые — даю голову на отсечение — Михал, пока Кэтлин обольщала продавцов, потихоньку «увел» с какого-нибудь прилавка на Бонд-стрит. Мы распевали польские и ирландские колядки, Михал исполнял на аккордеоне солдатские песни, вполголоса скандируя тексты, было похоже, что Кэтлин их понимала, потому что она то и дело смеялась и хлопала в ладоши. При одной только мысли о безупречной мисс Линли и благовоспитанной миссис Смит меня пробирала дрожь, как вдруг в дверь постучали и в комнату вкатился мистер Смит с роскошной по тем скудным временам коробкой конфет.
