И трубку не вырвать из зуб,
Как кость у голодной собаки.
(23) Даже очень хорошая острота должна быть как шприц, одноразового пользования (Л. Лиходеев).
(24) Домашнее хозяйство подобно кроссворду, жена — по вертикали, муж— по горизонтали (А. Кнышев, Тоже книга).
(25) Мужская свобода тоже кое-чего стоит. Когда мужчина холост, все женщины палят по нему, как развеселившиеся охотники по дикой утке (Б. Шоу, по: «Ларец острословов»).
(26) Прямые лысые мужья Сидят как выстрел из ружья (Н. Заболоцкий, Свадьба).
(27) Вся равнина покрыта Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду
(С. Есенин, Черный человек).
(27) Девочка пяти лет пришла с мамой на кладбище и вдруг увидела пьяного, который шел, шатаясь, за кустами «А этот дядя уже выкопался из могилки?» (К. Чуковский).
(28) В нас что ни год —увы, старик,увы, темнее и тесней ума-палата,
и волосыуходят с головы,
как крысы с обреченного фрегата
(И. Губерман).
(29) Андрей С., 3 года—про жирафа на картинке: Похож на подъемного крана,.
2. В поэтический речи необычны и даже несколько шокирующи сравнения «высокого» с «низким». Особенно «повезло» здесь луне:
А в небесах луна, как таз,
Суконкой вытертый, сей чяс Над темным городом всплывала (Д. Минаев);
Луна катится в зимних облаках,,
Аятс цш варяжский или сыр голландский;
Посреди небесных тел Ликлуны туманной,,
Алтс он кругл и как он бел,
Точно блин с сметаной (М. Лермонтов).
Через сто лет Б. Пастернак использует то же сравнение: Луна скользит блином в сметане (Примеры заимствованы из работы Н. А. Кожевниковой, см. [Очерки истории... 1995]).
3. Из случаев обыгрывания структурных признаков сравнительных конструкций отметим три следующих:
1) Конструкции, где опущен первый компарат («то, что сравнивается»):
Возвращаясь домой, мужчина видит на двери табличку, «Осторожно! Злая, как собака!»
2) Конструкции с необычным соотношением первого и второго компаратов — они синонимичны, ср.:
«ТоЛермонтова глаза».
Стоусто небо застонало,
И в небесах зажглись, как очи,
Большие серые глаза
(В. Хлебников, На родине красивой смерти Машуке).
3) Конструкции с необычным оформлением второго компарат а, ср.:
(1) А где-то пляшет океан,,
Над ним белесый встал туман,
Как дым из трубки моряка,
Чей труп чуть виден из песка
(Н. Гумилев, Мой час).
(2) Девочка с восхищением про свою тетю: она очень красива, красива, как наша собака (А Чехов, Записные книжки).
Какие принципы строения сравнительной конструкции нарушены в двух последних примерах? В. Туровский отмечает, что второй компарат («то, с чем сравнивают») должен иметь, за некоторыми исключениями, родовой, а не конкретнореферентный статус (см. [Туровский 1988]). Действительно, убрав последнюю строчку в стихотворении Н. Гумилева и тем самым изменив статус существительного моряк из конкретно-референтного в родовой, мы получим нормальную сравнительную конструкцию. Однако этого можно достичь и не изменяя статус существительного, ср.: ...белесый встал туман, как дым из трубки моряка, сидящего на песке. Дело, очевидно, не в конкретно-референтном статусе существительного (он, вопреки утверждению В. Туровского, совершенно обычен не только для первого, но и для второго компарата), дело в том, что в (1) совмещены два временных плана — момент в прошлом, когда моряк покуривал трубку, и описываемый момент, когда он мертвым лежит на песке. Аномальность примера (2) также связана не с конкретно-референтным статусом существительного (ср. правильную фразу, где второй компарат обозначает конкретное лицо: Моя тетя очень красива, красива, как наша прима-балерина {как наша бабушка в молодости)). С другой стороны, перевод статуса второго компарата в родовой делает фразу (2) не менее аномальной (ср. странные фразы: Моя тетя очень красива, красива, как собака {как королевский пудель; как болонка)). Аномальность (2) связана с антропоцентризмом языка: сравнение человека с животными считается дискредитирующим и допускается лишь в редких случаях и по строго определенным параметрам {Маша грациозна как лань; Она гибка как змея, а он мудр как змей и т. п.).
4. Особый вид сравнений —иронические сравнения (типа: Неподкупен—как Иуда,/Храбр и честен —как Фальстаф (Н. Некрасов, (На Ф. В. Булгарина». Сравнительная конструкция используется здесь как экспрессивный заменитель отрицательной конструкции. Вот как Высоцкий передает простую мысль: «Мы не нужны в Париже»:
Ваня, мы с тобой в Париже Нужны, как в бане пассатижи»
Л в общем, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны, как в русской бане лыжи_
И всё же, Ваня, мы друзьям в Париже Нужны с тобой, как зайцу грыжа («Письмо Ване Бортникову из Парижа»).
Подробнее эти конструкции рассматриваются в другом месте работы (см. гл. Прагматика).
Конструкции, включающие метафору или метонимию
1. Если включение в главу, посвященную синтаксису, сравнительных конструкций ни у кого, видимо, не вызовет возражений, то рассмотрение здесь метафоры и метонимии может представиться странным. Дело в том, что «основным принципом построения метафоры является принцип сравнения» [Левин 1998: 457], многие исследователи определяют ее как «скрытое» или «сокращенное сравнение». Для нас важнее, однако, другое: кроме лексико-семантического аспекта эти виды тропов чрезвычайно интересны ив синтаксическом плане. В данной главе они рассматриваются, по преимуществу, именно в этом аспекте.
2. Метафору считают «сокращенным сравнением», однако, как отмечает Н. Д. Арутюнова, «переход от сравнения к метафоре изменяет синтаксический тип предложения»: метафора — П-й член предложений тождества {Он — шляпа!) (см. [Арутюнова 1979: 155—156]). Н. Д. Арутюнова прослеживает соотнесенность разных видов тропов (метонимии и метафоры) с синтаксической функцией: метонимия обслуживает идентифицирующую функцию (Шляпа обернулась и посмотрела на меня), метафора — предикативную функцию (Он ужасная шляпа) (см. [Арутюнова 1979:150—152]). Ср. также:
(1) П. Н.—‘длинноносый трепет в студенческом сюртучке и при шпаге, с белой перчаткой в руке и с испуганными вороньими глазками (А Белый, Начало века. Эллис).
(2) Дарвин (...) торжественно потянул рукоятку тормоза. Поезд застонал от боли и остановился» (В. Набоков, Подвиг, XXIV).
Н. Д. Арутюнова отмечает далее, что метафорическая шляпа допускает вторичное идентифицирующее использование, но требует при этом указательного местоимения: Эта шляпа всегда все путает [Арутюнова 1979: 152]. Кажется, метафора допускает (как и метонимия) и первичное идентифицирующее использование, и притом без указательного местоимения, ср.:
(3) .потом было музыкальное отделение. Какая-то кобыла по-французски выла, а бульдог ей аккомпанировал (Тэффи, Предел, VI).
Интересно, что первичное идентифицирующее использование метафоры связано нередко с иронией, ср.:
(4) Греков протянул руку.—Привет надежде русского вокала (М. Чулаки).
Интерпретируя этот пример, С. И. Походня справедливо отмечает «словосочетание надежда русского вокала, употребленное даже относительно талантливого певца, имеет явно ироничный оттенок (...) То же самое произошло и со стереотипным словосочетанием инженер человеческих душ, которое ныне употребляется в русской речи, пожалуй, чаще иронически, чем как поэтичная метафора» [Походня 1989:22]. Отметим, что словосочетание инженер человеческих душ употребляется иронически не только «ныне», но уже и в 20-х годах XX века, ср.:
