Экзотизмы хронологические — это историзмы. Они тоже непереводимы, а между тем это ключи к пониманию прошлого культуры. Вот почему лексикологические разыскания становятся основным инструментом в исследованиях дописьменнои духовной культуры. В современной отечественной традиции это прежде всего работы этнолингвистической школы Н. И. Толстого (см.: Толстой 1982, Этнолингвистический словарь 1984; Толстой, Толстая 1988).
О доле безэквивалентной лексики в национальном словаре можно судить по таким данным: русские безэквивалентные слова и обороты (сельсовет, воскресник, гармошка, народоволец, бить челом, толстый журнал и т. п.) составляют 6–7 % от общеупотребительной русской лексики (Верещагин, Костомаров 1976, 83); англо-русский лингвострановедческий словарь "Великобритания" (см. Великобритания 1978), далеко не исчерпывающий справочник, толкует 9500 слов и словосочетаний (правда, включая и некоторые знаменитые топонимы).
Национально-культурное своеобразие лексики может проявляться не только в наличии серий специфических слов, но и в отсутствии слов для значений, выраженных в других языках. Такие "пробелы", "белые пятна на семантической карте языка", называют лакунами[27] (Степанов, 1965, 120). Как и безэквивалентные слова, лакуны заметны только при сопоставлении языков.
Причины лакун различны. В одних случаях лакуны обусловлены различием соответствующих культур. Например, в английском языке, кроме слова lawyer — 'юрист, адвокат' есть еще несколько обозначений разновидностей адвокатской профессии: attorney 'уполномоченный, поверенный', barrister 'адвокат, имеющий право выступать в высших судах', solicitor 'стряпчий (консультирует клиентов, в том числе организации и фирмы; подготавливает дела для барристера; имеет право выступать в низших судах)', counsel 'юрисконсульт', counsellor 'советник', advocate 'адвокат высшего ранга' (Великобритания, 1978). В русском языке этим обозначениям соответствует одно слово — адвокат (Национально-культурная специфика, 1977, 146). В других случаях лакуна обусловлена не отсутствием в одном из языков соответствующего денотата[28], а тем, что языку как бы не важно различать то, что другой язык различает. Например, двум русским словам девочка и девушка соответствует одно английское girl; напротив, двум английским bank 'берег реки' и shore 'берег моря' соответствует одно русское берег (Примеры В.И. Жельвиса, см.: Национально-культурная специфика, 1977, 145–146).
Денотативные различия лексических соответствий
В различных культурах даже одни и те же явления в чем-то своеобразны. Например, городской автобус может вызывать разный круг представлений, в одной стране — это талон, компостер, контролер, билет, проездной билет; в другой — жетон, кондуктор; в третьей — касса-автомат, разменный автомат; где-то еще — дорогие (дешевые) места, льготный, сезонный, детский (взрослый) билет. В лингвострановедении смысловые различия эквивалентных слов, обусловленные различиями в реалиях, называют лексическим фоном слова (Верещагин, Костомаров 1976,70–74). Лексический фон — явление пограничное между языком и культурой. Расхождения в лексическом фоне сказываются в различных тематических и синтаксических связях слов и могут вызвать трудности в общении или при обучении языку. Например, изучающий словацкий язык встретится с обширной группой наименований мест, где предоставляются еда, напитки, квартира. Однако только знание бытового уклада Словакии позволит разобраться в различиях, существующих, скажем, между словами reštaurácia, jedáleň, menza (здесь подается еда) и словами krčma, hostinec, vináreň, pivnica, bufet, kaviáren, espresso, cukráreň (названия заведений, где подаются только напитки и закуска); ср. также обозначения квартир, различающихся по способу размещения: nočl'áhereň, slobodáreň — коллективно и host'ovska izba, svetlica, podnajom, l'udova hospoda — индивидуально (Бланар 1971).
Различия в лексическом фоне охватывают большую часть словарного запаса языков. Совпадают по фону обычно термины, а в области неспециального словаря полное совпадение лексических фонов — явление редкое. Однако естественно, что чем ближе культура и быт двух народов, тем меньше различий в лексическом фоне соответствующих языков. И наоборот, культурное обособление приводит к лексической дивергенции.
Уже в середине XVIII в. в Лондоне с неудовольствием заметили, что из Нового Света приходят новые слова, нарушающие языковой обычай и вкусы. Американцы же относились к "своим" словам с энтузиазмом и называли их американизмами (было еще словечко yankeesm). Наиболее полное словарное описание американизмов издано в 1951 г. (Dictionary of Americanisms on Historical Principles. Ed. by Mitford Mathews. — Chicago & Illinois, 1951, vol. I. — XVI, 979 p.; vol. II., pp. 977 — 1946. В 1966 г. вышло сокращенное издание (Americanisms: A Dictionary of Selected Americanisms on Historical Principles. Ed. by Mitford M. Mathews. — Chicago & London, 1966, XII, 304 p.). Широко известны прекрасные лингвострановедческие словари ведущего американского лексикографа Стюарта Флекснера: I Hear America Talking: An Illustrated Treasury of American Words and Phrases. By Stuart Berg Flexner. — New York 1976. — X, 505 p.; Listening to America; an illustrated history of words and phrases from our lively and splendid past. By Stuart Berg Flexner. — New York 1982. - 591 p.[29].
Коннотативное своеобразие переводных эквивалентов
Различия в культурах могут сказаться в том, что в разных языках слова, совпадающие по денотату (с одинаковой предметной отнесенностью), могут различаться коннотативной семантикой (т. е. своими эмоциональными и оценочными оттенками).
Венгерский языковед Ф. Папп писал о различии в ассоциациях, связанных с образом болота в разных языках. Если в венгерском восприятии болото вызывает представление о гнилости, тлении и т. п., то в финском языке болото — нечто "вполне хорошее". Известный финский ученый сравнивал в лекции финский язык с болотом, в котором, как попавшие в болото сучья деревьев, веками сохраняются древние заимствования. Стало быть, для него болото — это нечто вполне "хорошее", с чем можно сравнивать родной язык, т. е. болото — не столько место тления, сколько место сохранения" (Фонетика 1971, 368–369). В русском языке болото — образ рутины, косности, застоя. Поэтому, например, у Вознесенского болотам, "предательским и рутинным", противопоставлен полет: "Если хочешь полета — учти болота" ("Испытание болотохода").
О межъязыковых различиях в эмоциональной окраске слова интересно говорил узбекский писатель Тимур Пулатов: "Солнце по-русски — это совсем не то, что куёш по-узбекски, и уж совсем не то, что офтоб по-таджикски. В какие Отношения — дружелюбные или тягостные — человек вступил с небесным светилом, так их и выразил язык и произнес. Ведь узбек, живущий бо́льшую часть года под палящими лучами солнца, никогда не скажет ласково-уменьшительно солнышко, так же как и у русского нет ощущения того, что солнце может быть не только плодонесущим и землеобновляющим, но и враждебным. Зато к луне, этому ночному светилу, несущему прохладу и умиротворение, у узбека совсем иное отношение — всё красивое и желанное он называет луноликим, луноподобным, да с такой интонацией, что для русского слуха это может показаться по меньшей мере вычурным" (Литературное обозрение. 1976. № 8. С. 109).
Таким образом, лексика прочно связана с культурой народа: 6–7 % слов безэквивалентны; в силу фоновых различий "не до конца" переводимо большинство слов; идиоматична (непереводима) вся фразеология; заимствованное слово также обычно не вполне эквивалентно по значению своему прототипу в языке-источнике; общие заимствования в разных языках всегда оказываются в той или иной мере "ложными друзьями переводчика"[30]. А обозначения явлений природы (как солнце или болото) могут обладать разной коннотацией. Вот почему полное овладение языком немыслимо без усвоения культуры народа.
