Гвардейцы соорудили в трех шагах от входа баррикаду из лавок, бочонков и корзин, из-за которой разили нападающих копьями. Узкий дверной проем не позволил втащить громоздкие щиты, в небольшой проход перед импровизированным укреплением набилось слишком много штурмующих. Они суетились и мешали друг другу.

Слаженно ударили копья, легко вышли из мертвых тел и погрузились вновь. Потом к потолку взлетел клич Д'Алви, и через баррикаду устремились бойцы с мечами и саблями в руках.

В давке маркиз не мог орудовать клинком, но все равно прорывался к дверям, нанося страшные удары локтями, защищенными наручами, коленями и даже лобной пластиной трофейного шлема.

Наконец ему удалось дойти до входа, сбросить с плеч повисшего врага и поднять меч. Он свято верил в то, что гвардейцы не бросят его одного в гуще врагов, прикроют спину. Потому Герд ни разу не обернулся, отражая удары оставшихся снаружи гарнизонных солдат.

В нескольких местах разрубленная кольчуга хлестала Герда по бокам, шлем промялся и мешал смотреть, левая рука висела плетью на покалеченной ключице.

Но больше ни один враг не сумел ворваться внутрь. В миг, когда маркиз понял, что больше ему не поднять внезапно отяжелевшего меча, натиск вдруг ослаб.

Послышались крики ужаса, и Герд, отступив на шаг, выронил меч из ослабевших пальцев и поправил съехавший на глаза шлем.

Солдаты Файра улепетывали, силясь на бегу приладить щиты на спины.

«Кажется, подошли корабли Гимпа», — успел подумать маркиз, споткнулся о мертвое тело и упал на залитый кровью пол.

Действительно, со стороны моря двигалась «Морская Дева» в окружении яла и двух легких галер.

С палубы по молу ударили тяжелые дротики, выпущенные из метательных машин, и задние ряды солдат гарнизона как ветром сдуло в воду.

Первыми на мокрые камни соскочили гвардейцы, накануне из-за качки не сумевшие принять участие в захвате маяка. Они взлетели по веревкам на крышу бастиона и порубили последних врагов, оставшихся на оконечности мола. Однако лучники к тому времени были уже мертвы.

С «Девы» метнули несколько канатов, и гвардейцы подтянули флагман к молу. С высокого борта на камни упал абордажный мостик, и по нему сбежал встревоженный барон Гайль.

— Где маркиз, жив он? — спросил он у ближайшего офицера.

— Да, но он изранен, потерял много крови.

Начальник службы безопасности короны ринулся внутрь бастиона и вынес маркиза на руках. По требованию Лучар, его поместили в королевскую каюту.

Командование над гвардией принял Гайль. Обращаясь к бойцам, он сказал:

— Король Даниэль на небесах аплодирует вам, не посрамившим честь лучшего полка Д'Алви! Врагу нанесен большой урон. Он встревожен и растерян. На каждого убитого гвардейца гарнизон потерял троих-четверых своих воинов. Но это лишь начало вашей славы! На нас возложена труднейшая задача — атаковать столицу с кораблей и по молу, оттягивая силы неприятеля от сухопутной части стены.

— А что делают му'аманы и флоридяне? — спросили из задних рядов плотного строя.

— Королева знает, что в ее гвардии не найдется предателя, который передаст неприятелю эти сведения. Поэтому она поручила мне сообщить вам, что сейчас основные силы нашей армии скрытно высаживаются на севере от столицы, в Крабьей Щели, чтобы атаковать город с суши.

Через некоторое время один отряд гвардейцев устремился по молу в сторону берега, а «Дева» и галеры вошли в бухту, расчищая стрелометами и баллистами путь лодочному десанту. В полдень гвардия закрепилась у бывших причалов и начала освобождать портовые трущобы от остатков береговой охраны.

Со стороны ратуши подошли резервные части гарнизона, командиры Файра бросили в бой также экипажи погибшего флота Объединенного Королевства.

Гвардия перешла к обороне в лабиринте лачуг.

С невысокого холма столица смотрелась праздничным пирогом на широком блюде. Хмуро глядели офицеры Д'Алви на приземистые башни с подъемными воротами, на выступы бастионов, сложенных из дикого тесаного камня, на темнеющую громаду городской ратуши, более всего напоминавшую замок сказочного людоеда, на крутой вал, зеленеющий сорной травой, черный провал рва, зубчатые стены, шпили устремляющихся в небо богатых домов, каждый из которых сам мог служить маленькой крепостью.

— Да уж, — протянул маршал, опуская от глаз руку, заслонявшую солнце. — Силен был старый Эфрем по части градостроительства! Это вам, господа, не деревянно-земляная Мертвая Балка. Первоклассное укрепление, ничем не хуже нашей старой столицы, разве что немного поменьше и без каналов.

— Нет, все-таки на море воевать приятнее, — заключил Гимп, отворачиваясь от столицы Объединенного Королевства и с тоской глядя на полки, разворачивающиеся для штурма.

«Сколько славных и верных му'аманов, флоридянских лесорубов и охотников, ветеранов гвардии лягут под стенами этого чудовища, заполнят своими телами ров, повиснут на стенах мертвыми куклами? Да сможем ли мы победить? Враг невероятно силен, а в провинциях еще много полностью снаряженных полков, готовых подойти на помощь молодому королю. А каменные замки дворян Чизпека? А старая столица Д'Алви, которая вряд ли сдастся без боя?»

Его невеселые мысли прервал Артив, который с громким ругательством вдруг бросился с холма к отряду своих телохранителей.

— Что такое, командор? — крикнул адмирал вдогонку, но маршал только отмахнулся.

Гимп пожал плечами и попытался понять, что могло встревожить Артива.

Со стороны западной дороги, петляющей между холмами и мелкими рощами, двигались десятка три всадников на хопперах.

«Как давно мы не видели этих славных скакунов, гордости старого королевства, — мечтательно подумал Гимп. — Они похожи на игривых дельфинов, взмывающих над волнами. Определенно, есть и на суше прекрасные творения природы…»

Тут он хлопнул себя по лбу:

— Кто может мчаться на хопперах в тыл нашей армии? Только враги! Ведь большинство дворян поддержали в свое время мятеж Черного Герцога, а потом примкнули к Объединению! Некоторые погибли на полях сражений или ушли на юг, во Флориду, и их кости белеют сейчас в далеких саваннах и на болотных кочках.

Находившиеся на марше полки флоридянского ополчения стали разворачиваться навстречу неожиданно появившемуся неприятелю. Сотни бойцов встали на одно колено, прикрываясь щитами, над их плечами в поле уставился частокол копий, поднялись над шлемами топоры глубинных рядов пехоты, вздернулись наконечники стрел, готовые сорваться с натянутых луков.

Войска Д'Алви прекрасно знали, что могут натворить несколько вертких всадников на прыгучих ушастых скакунах, обученных для боя. Выходцы с Лантического побережья боялись кавалеристов-земляков больше, чем лемутов, даже флоридяне помнили, как громили воинов Нечистого немногочисленные всадники на хопперах, пришедшие на юг с войсками Лучар.

— Налетят, смешают ряды, расстроят боевой порядок в штурмовых колоннах и отойдут, — бурчал Гимп. — Внезапного штурма не получится, да и не стал бы я приближаться к стенам, имея в тылу прыгунов. Кто знает, передовой ли это отряд и сколько кавалеристов прячется в этих лесах? Может, все лизоблюды королевства явились на защиту Файра. Приход Лучар — конец их привилегиям, купленным предательством.

Однако гарцующие на безопасном расстоянии от лучников хопперы не приближались к армии королевы, лишь один-единственный всадник, размахивая белой шкуркой горностая, устремился в ту сторону, где отдавал торопливые распоряжения маршал, окруженный телохранителями.

— Кавалерия кавалерией, но не собираются же они предложить нам сдаться? — проворчал Гимп. — Дворянство спесиво, но не совсем же они с ума посходили! А если нет, то о чем разговаривать? Им бы сейчас ударить, пока войска растянуты на марше, а не переговоры вести.

Некоторое время Артив о чем-то беседовал с подъехавшим всадником. На алом плаще у того сверкал вышитый серебряными нитями геральдический зверь, и Гимп упрекал себя за лень, не позволившую как следует изучить реестр дворянских родов.