До Зутана дошел в некий час

Турушхэй-Баяна указ.

Порешил криводушный хан,

Что пора добыть ему счастье,

В состязанье принять участье,

В жены взять Тумэн-Жаргалан.

Он велел коня черной масти

Снарядить в поход поскорей —

Пусть к царевне свой бег направит,

И решил Зутан, что возглавит

Триста воинов-богатырей.

Стал просить Нюсата-Нюргай:

«В этот северо-западный край

Вместе с вами, дядя, поеду,

Может быть, я добуду победу».

Рассердился Хара-Зутан,

И не внял он просьбе-желанью,

А прогнал племянника с бранью.

Возвратился Нюсата домой.

Там, на тоненьких ножках, худой,

Серой масти плелся лончак,

Замедлял ослабелый шаг.

Вот и лошадь для Соплячка!

Серомастного лончака

Он седлает седлом дрянным

С потником, но волосяным.

Был из шкурок мышиных — подхвостник,

Был из сусличьих шкурок — подгрудник,

А подпруга, хотя и крепка,

Да из шкурок была колонка,

А из шкурки бурундука

Он к седлу приделал подкладку.

Он сказал: «Снарядил скакуна,—

Хоть на праздник помчится, хоть в схватку,

Но и мне одежда нужна,

Снаряжусь и я для порядку».

Позаботился он об одёже,—

Он мышиные шкурки надел.

Застегнул накидку-дэгэл

Из обрезков-лоскутьев кожи.

Малахай, на колоду похожий,

Он на голову натянул.

Он из ивового куста

Лук и стрелы сработал спроста.

Был в глазу его правом гной —

В бабку конскую величиной.

Был в глазу его левом гнойник

Как пчелы разбухшей двойник.

Он, прищурясь, оглядывал разом

Запад неба своим правым глазом,

А прищурив левое око,

Он высматривал небо востока.

В путь, который ему был неведом,

На трепещущем лончаке

Он за дядей отправился следом,

А Зутан скакал вдалеке.

Край родной — за его спиной,

В горный край он вступает чужой,

А не видно Хара-Зутана.

Вдруг примчались три великана:

Глянешь спереди — горные кряжи,

Если сзади посмотришь на них,

То не сыщешь сравнения даже!

Лица алые — цвета заката,

Каждый зуб во рту — как лопата.

Имена этих трех силачей;

Нагадай-Мэргэн-дэгэй,

Солнца светлого сын молодой,

И Сэсэн-Мэргэн-дэгэй,

Тот, который рожден звездой,

И Сайхан-Мэргэн-дэгэй —

Крепкостанный отпрыск луны.

Трех светил удальцы-сыны

Громко крикнули, вопрошая:

«Эй ты, черная тварь земная,

Средь безлюдных гор и равнин

Далеко ли ты едешь один?»

«Еду в край Турушхэй-Баяна,

Чтоб жениться на дочери хана,

На прекрасной Тумэн-Жаргалан».

В гнев и ярость три великана

От такого ответа пришли:

«Ах ты, черная тварь земли!

Удальцы, что тебя почище,

К ней не смели приехать в дом!» —

И огрели Нюсату кнутом

С тамарисковым кнутовищем,

И, помчавшись, над горным хребтом,

Словно горы, они возвышались,

За вершины порою держались,

И верхушек деревьев касались,

И деревьями сами казались.

Вслед за ними — Нюргай, и нежданно

Он догнал нойона Зутана,

Но поплелся с опаскою сзади,

Побоялся приблизиться к дяде.

Так приехали в те места,

Где ни дерева, ни куста.

Холод в этой глуши окаянной!

У нойона Хара-Зутана

Все замерзло: и меч, и броня,

И в колчане стрелы, и тело,

И одежда на нем задубела,

А согреться нельзя: нет огня!

Не горюет Нюсата отважный:

Он с собой взял огонь очажный.

У огня, посреди дороги,

Греет руки и греет ноги.

А Зутан, увидев дымок, —

В чем тут дело, понять не мог.

Повелел он воинам: «Надо

Расспросить и услышать слова:

Где Сопляк раздобыл дрова?» —

И послал половину отряда.

Прискакали сто пятьдесят,

На огонь с удивленьем глядят.

Говорит им Нюсата невинно:

«Там, за горным хребтом, — седловина,

Там простерлась Долина Седла.

Значит, седла мы там добудем,

Так к чему же хорошим людям

Замерзать-пропадать без тепла?

Я свое разрубил седло

И разжег-раздобыл тепло».

Удивились сто пятьдесят,

Обогревшись, вернулись назад:

«Нам сказал Соплячок озорной,

Что Долина Седла — за горой,

Значит, седла найдутся для нас,

Так зачем же мерзнуть сейчас?

Он свое разрубил седло

И разжег-раздобыл тепло».

Хан ответил своим удальцам:

«Я об этом подумал и сам.

Надо седла скорее рассечь,

Надо пламя пожарче разжечь!»

Засверкало утро багряно,

Осветились зарей облака.

Встал Нюсата-Нюргай раным-рано,

Не дождавшись Хара-Зутана,

Оседлал седлом лончака,

И в Долину Седла, за горой,

Поскакал, облитый зарей.

А за ним копыта гремят:

То Хара-Зутана отряд

Поскакал в Долину Седла.

Там и оторопь всех взяла:

Ни для воина, ни для владельца

Ни седла не видать, ни седельца!

Происшествием этим расстроены,

В путь без седел двинулись воины

И достигли места ночевки.

Посмотрели — Сопливец ловкий

У огня, наслаждаясь, прилег,

А над пламенем вьется дымок.

Прискакал к Сопливцу отряд.

Удальцы, дорогой измучены,—

«Где огонь раздобыл?» — говорят.

А Нюсата: «Возле излучины

Мы увидим Долину Лука.

Там окончится наша мука,

Там отыщем и лук и колчан,—

Потому-то поджег я стрелы».

Как услышал Хара-Зутан,

От мороза осатанелый,

Те слова, он сказал удальцам:

«Догадался об этом я сам,

Ведь племянника я поумней!

Разрубите стрелы и луки,

Разведите огонь посильней, —

Отогреем ноги и руки!»

Триста воинов-богатырей

Разрубили луки и стрелы,

Развели веселый огонь,—

Да согреется ослабелый

Каждый воин и каждый конь!

Вот поели, спать улеглись.

Разбудил их рассветный туман,—

На конях вперед понеслись.

Поутру и Нюсата встает.

Все при нем — и лук и колчан.

Устремился и он вперед.

Вот синеет речная излука.

Он вступает в Долину Лука.

Как он въехал в нее, посмотрел

На несчастных воинов дяди:

Нет ни седел, ни луков, ни стрел,

Нелегка их дорога к награде!

Хоть страна Турушхэй-Баяна

Далека была и пространна,

А достигли ее наконец,

А доехали быстрой рысью.

Увидали под самой высью

Удивительный ханский дворец:

Золотая сзади стена,

Озаряет ярко она

Полуночные племена,

А серебряная стена,

Та, что спереди возведена,

Озаряет с утра допоздна

Все полдневные племена.

Сотни окон ярусов верхних

Свет небес вбирают в себя.

Сотни окон ярусов нижних

Свет земли вбирают в себя.

На лугах тучнеют отары

И пестреют стада-табуны,

Веселятся малый и старый,—

Весь народ огромной страны.

Вот Хара-Зутана отряд

Достигает дворцовых врат.

Триста воинов верховых

Привязали коней боевых

К яркой коновязи из злата.

Привязал и Сопливец-Нюсата

Неказистого лончака,

Чьи совсем отощали бока.

На племянника Сопляка

Родич-хан рассердился тогда,

Закричал предводитель отряда:

«Эй, источник зловония-смрада,

Для чего ты приехал сюда?

Или желтой своей пачкотней

Шелк наш хочешь измазать цветной?

Или наши решил имена

Ты унизить на все времена?

Иль задумал низвергнуть в грязь

Нашу славу, что ввысь вознеслась?

Нашу власть не засыплешь ли перстью?

Нашу честь не покроешь ли шерстью?»

Так племянника дядя порочит,

Так он гонит племянника прочь.

Уходить Нюсата не хочет,

Взять он хочет ханскую дочь!

В это время в страну Баяна

Прискакали три великана,

Сыновья светил вековых.

Все увидеть хотят, всем желанно

Состязание пятерых!

У дворца, на зеленом пространстве,

В наилучшем, нарядном убранстве,

Любопытный толпится народ:

Из пяти кто прославится в ханстве,

Кто из них три награды возьмет?

Горла бычьи, толстые шеи,

Стрелы — птиц, парящих быстрее,

У троих — округлые руки,

У троих — бухарские луки,

У троих — налучник изогнут,

Их сердца в поединке не дрогнут,

У троих — багряные лица,

Будут насмерть воители биться!