— В медицинском справочнике читал, — сдержанно ответил я.

— А… — как-то разочарованно мяукнула она. Но не успокоилась. — Признайся, ты меня специально путаешь? При чем тут полотенце?

— При том, что этим действительно можно заразиться в бассейне или через полотенце… — Я решил быть спокойным до конца. Было не трудно, я ведь говорил правду.

— Ну и хер с ним, — удовлетворенно сказала подружка и, выдержав паузу, со злорадным удовлетворением добавила:

— В любом случае, если у меня хламидиоз, то у тебя тоже хламидиоз! Короче, врачиха сказала, что нам обоим придется делать уколы.

— О'кей, я умею делать уколы.

— На днях я куплю ампулы и будем колоться.

— Будем колоться, — эхом повторил я.

Мы молча допили кофе, подружка закурила, я собрался отчаливать.

— Ты точно ни с кем не трахался?.. Без презерватива?

— Без презерватива… точно, — честно сказал я. Чего прицепилась, все ей расскажи.

Неприятно, когда в парочке оказывается, что у кого-то венерическая болезнь. Пусть и мелкая, не СПИД, не сифилис, но все равно… Я-то знал, что ни с кем не изменял подружке… без презерватива, так что подозрение падало на нее. Эта фея с ангельским личиком, конечно, могла… Хотя… я вспомнил один сомнительный, с точки зрения безопасного секса, эпизод в моей недавней биографии… Ну да, не важно уже, я или она. В любом случае надо доверять близким и любимым людям. Если я в себе до конца не уверен, то чего требовать от нее, а значит, просто выброшу это из головы.

Через несколько дней подружка приволокла домой целый пакет с ампулами и шприцами. Уколов надо было сделать четырнадцать, по одному в два дня. В тот же вечер я с видом знатока взялся за дело.

Сначала надо отломать горлышко у ампулы, потом раскупорить одноразовый шприц, потом набрать лекарство в шприц, потом протереть место укола смоченной в специальном растворе ваткой, затем выпустить кислород из шприца и вонзить его в тело недрогнувшей рукой. Дело нехитрое, однако, не все шло гладко.

Я делал уколы, когда-то давно своей бабушке, но с тех пор почти утратил навык. Для начала я слишком сильно сжал ампулу, и она раздавилась между пальцами. Порезался. Забыл продезинфицировать попку подружки и вспомнил об этом, уже занеся над ней шприц. Пришлось отставить шприц на пол, аккуратно пристроив его на шаткий поршень, чтобы игла не касалась нестерильного паркета. Пока искал пузырек с дезинфицирующим средством и ватку, шприц таки опрокинулся и пришлось колоть как есть. Кроме того, мне не удалось вонзить иглу с первого раза. Рука в последний момент предательски обмякла, я не мог осмелиться проколоть подружкин зад и сидел в нервном ступоре. В общем, соблазнительная попка вскоре покрылась многочисленными следами иголки, в разы превышающими количество сделанных уколов. Надо отдать должное подружке, она не сердилась, все переносила героически. Уколы нас даже еще больше сблизили и стали по-своему развлекать.

Себя я колол сам, изогнувшись за спину винтом и стараясь одновременно расслабить правую ягодицу. В напряженные мышцы игла входит плохо и причиняет боль. В левую часть зада колоть не удавалось, левая рука слушалась намного хуже правой, а правая, как уже было указано, действовала из рук вон плохо. Случались иногда счастливые деньки, когда игла с первого раза входила в тело и я медленно впрыскивал золотистую жидкость, прислушиваясь к разливающемуся по ягодице окаменению. Но такое произошло раза два-три, остальные уколы удавалось совершить со второго, а чаще с третьего и четвертого разов, после долгих душевных мук, самоуговоров и медитаций. В такие моменты я в ярости носился по квартире, орал матом и хватал разные вещи, чтобы швырнуть их об стену, но вовремя опоминался и ставил все на место. Господи, за что мне все это? За что я так страдаю? — стонал я, вонзая иголку себе в задницу снова и снова.

Наконец наступил последний день. Первым делом я по-джентльменски обслуживал подружку. Она совсем привыкла и, хихикая, улеглась на диван. Ее тело выглядело весьма соблазнительно на темно-коричневой коже мягких подушек. Ее беззаботное настроение передалось мне, и я, проделав все подготовительные действия, с первого раза вонзил иглу в ее упругий попец.

Надавил на поршень…

Рядом с иглой из кожи пошли пузыри.

Я в ужасе отдернул руку со шприцом, но было поздно.

— Кислород! Бля, я забыл выгнать кислород из шприца!

— Что случилось? — лениво осведомилась подруга, повернув ко мне личико.

— Когда набираешь жидкость из ампулы, в шприц попадает несколько пузырьков кислорода… его обязательно выдавливают из шприца перед уколом — жмут на поршень, пока из иглы не брызнет лекарство… иначе… иначе кислородный пузырек попадет в кровь, закупорит сосуд и все, кирдык!.. Я тебе вдул такой пузырек…

Я был бледен как мел, меня трясло.

— Что ты мне вдул? Я могу умереть?!!! — заорала она.

— Ну… нет, я же недолго жал, кислорода мало попало… хотя…

— Придурок! Мало того что ты трахался с какой-то шлюхой и заразил меня, так ты еще меня и убил!!! Козел неблагодарный!

Я вглядывался в ее лицо, с ужасом ожидая, что оно вот-вот исказится предсмертной судорогой.

— Извини, прости, господи… я думаю, все будет нормально… боже что делать? Может, «скорую» вызвать?

— И что ты им скажешь?! Головой подумай! Если этот кислород уже во мне, они не помогут… — На ее глаза навернулись слезы. — Какая глупая смерть, — меланхолично произнесла она. — А знаешь, я готова… так все надоело…

Я сидел, беспомощно опустив руки. Она прервала тягостную паузу:

— Ладно, доделывай укол и пойдем спать.

На этот раз весь ритуал я совершил как во сне, игла вошла как по маслу. Подружка удалилась, я долго не мог сделать укол самому себе. Уже штаны спустил, а уколоть не мог. Стоял, смотрел в темное окно и пытался подумать о чем-нибудь приятном. «Ведь посадят за убийство, если что. Скажут, изменял, а потом убил… И все-таки удивительно, как неожиданно и нелепо можно умереть. Живешь себе, мнишь что-то о себе, строишь какие-то планы… Ну, хоть от пули наемного убийцы, а так, от кислородного шарика из шприца, от руки самого близкого человека… Как непредсказуемо устроен мир…»

Спал я плохо. Как-то особенно четко вдруг осознал, как все неважно: кто кому изменял, кто кого обманывал… как все это мелко и ничтожно перед любовью, которую особенно сильно чувствуешь, оказавшись на краю, на полшага от гибели, любовью к жизни, к человеку, который рядом, любовью и умением прощать…

Проснувшись очень рано, я первым делом осмотрел лежавшую рядом подружку. Она не шевелилась и не сопела. Я тревожно толкнул ее в бок. Ничего. Я толкнул сильнее. Ноль реакции. Я принялся трясти ее что есть мочи…

— Что такое?! Сколько времени? — Она никак не могла проснуться.

— Ты жива?! Жива?!

— А что такое?.. А… Ну жива, кретин, чуть не умерла из-за тебя. Жива еще пока! Дальше что?

— Ничего… я тебя так люблю.

— А… — Подружка уютно перевернулась на другой бок, уткнулась носом мне в плечо и шепнула: — Любимка, прости меня… это я…

— Что ТЫ?

— Я… это… я тебе изменила…

Я отстранился от нее и расхохотался:

— Ну, слава богу, а то меня совесть замучила. Думал, сначала заразил, а потом еще и кислород вколол. Просто подонок какой-то! Ха-ха-ха!

— Ты меня теперь не бросишь? — пискнула подружка.

— Нет. Я же тебя люблю!

Мы прижались друг к другу и крепко уснули. Мы снова были здоровы и счастливы. Вот только кто кого заразил, так и осталось загадкой. В любом случае, я ни о чем не жалею.

Однажды Петровичем был обнаружен странный забор на пересечении двух улиц, настоящие названия которых были утеряны, наверное, еще до основания города в этом месте.

Улица, что убегала от Петровича вперед и назад, испокон веков именовалась Менделеевской. Разумеется, до рождения Менделеева, она, скорее всего, называлась Шаромыжнической или еще как-нибудь, но после того, как Менделеев стал знаменит, улица моментально превратилась в Менделеевскую.