Единожды появившись на людях в чужих шмотках, Алена уже просто не могла остановиться. Она обзванивала подруг и одалживала у них все самые дорогие вещи, которые ей только могли доверить. Мамины изумруды, мой жемчуг, сумочка от Chanel бывшей коллеги — квартира Алены Малининой напоминала общак воровской малины после кражи в секонд-хенде. Пораженная вирусом страсти, Алена медленно мутировала в подобие тревожной реинкарнации Эллочки Людоедки. Гламурная лихорадка охватывала ее, словно грипп, и звезды, казалось, загорались над ее грешной головой холодными брильянтовыми сполохами. В своем неожиданном головокружительном взлете Алена глазами отчаявшейся тридцатилетней женщины четко видела Божественный промысел. Она была уверена, что ей удалось сломать шаблоны и, преодолев несколько лестничных пролетов, воткнуть ногу между закрывающимися дверями социального лифта. Теперь она была внутри, и стоило лишь нажать этаж. Она стремилась вверх, словно дерево бамбука или цены на золото, — у нее даже немного заложило уши. Вчера еще несчастная, раздавленная сотрудница затрапезной фирмы, и вот — светская львица, подруга модного художника Михаила Гнатюка. Раньше будущее рисовало ей только логотипы Пенсионного фонда и абрисы кефирных пачек в экономичных упаковках, теперь же Алена была уверена, что ей подвластно буквально все. Скромное содержимое старого шкафа тем временем категорически не соответствовало стремительно растущему статусу Алены. Она сделала несколько расточительных покупок, но деньги быстро закончились, и тогда Алена перешла к плану «Б» — «Берем все, что блестит». Конечно, превращение менеджера по продажам в уверенную светскую даму отняло у Алены некоторое количество сил и времени, но ее кавалер проявлял весьма уместную в данном случае занятость.
Гнатюк был постоянно озабочен выставкой, много работал и после той ночи почти не появлялся, однако Алена не чувствовала себя покинутой. Милый, милый художник регулярно звонил и присылал длинные, проникновенные эсэмэски.
Это было время свершений, и Алена знала — вот-вот произойдет что-то совершенно необыкновенное! Внезапно она начала чувствовать себя в офисе неуютно, словно птенец, вылетевший из гнезда и поразившийся величию окружающего мира. Рабочий стол, заваленный бумагами, пластиковое мусорное ведро, из которого торчит пустая упаковка «Доширака», запах пыли, коробки с нераспроданной краской — все вдруг стало абсолютно нереальным, похожим на дешевые декорации бродячего театра. Она рождена не для этого, конечно же нет. Она кариатида! Ее будут освещать вспышки фотографов, а не тусклый свет из пластикового окна в полуподвальном помещении на Трубной.
— Малинина, ты должна работать, — одернул замечтавшуюся Алену директор труппы крепостных и по совместительству начальник отдела продаж. Маленький рыжий британец, он приехал в Россию на волне повального увлечения иностранным персоналом. Алена терпеть не могла его манеру коверкать слова и огромную компенсацию (интересно, что именно ему компенсировали? разлуку с родиной?). Она ненавидела его за открытое презрение к Москве и всему русскому («И почему вы добавляете укроп во все блюда?» — иронизировал босс), пунктуальность, доходящую до паранойи, но особенно ее бесило то, что он никогда не позволял сотрудникам остаться дома на денек, если те начинали заболевать. Казалось бы, что страшного случится за один день? Ну подумаешь, пересидит сотрудник дома первые признаки простуды, зато потом не возьмет больничный на две недели, да и заразить никого не успеет. Но у Бенджамина была на этот счет принципиальная позиция.
— Вы, русские, только и думаете что болеть! Я хожу на работу даже с температурой сто два градуса [8], — назидательно сообщал Бенджамин каждый четверг во время Managers Meeting.
Это заклинание «Я запрещаю вам болеть» он с настойчивостью чукотского шамана читал над отделом четыре раза в месяц, а в период эпидемии гриппа — еще и чаще. Алена, признаться, совершенно не могла понять, как с температурой в сто два градуса можно не только ходить на работу, но и вообще передвигаться. Впрочем, у нее давно появилась на этот счет собственная теория. Бен, по мнению Алены, совершенно очевидно является инопланетным жителем, засланным на Землю для проведения экспериментов над крашеными блондинками. Засланец! Судя по многолетним затруднениям, которые Бен испытывает в московском метрополитене, он прилетел не издалека. Вряд ли длительные космические странствия — его конек. Если бы, скажем, его родной планетой был Сатурн, рассуждает Алена, Бенджамин точно бы заблудился и увяз в кольцах. Однажды он несколько часов плутал по переходам между станциями Чеховская, Пушкинская и Тверская, пока его не подобрала какая-то сердобольная старушка и не вывела на свет божий.
Однако в том, что Бен — не землянин, Алена практически не сомневается. Нормальные люди краснеют, когда злятся, а Бен становится фиолетовым. Кроме того, он питается лапшой из пакетика — наверное, эта еда напоминает ему о родной планете. Слушает только классическую музыку — что само по себе не может не вызывать подозрений у приличного человека. Да и эта странная температура! Пожалуй, он может и сырые пельмени заглатывать — доварятся внутри.
— Да, конечно, босс. — Алена смиренно улыбнулась, глядя в непроницаемые глаза инопланетянина, и начала рыться в папках, имитируя бурную деятельность.
— Чем ты занимаешься? — не сдавался босс. Лицо его потихоньку начало принимать такой знакомый сотрудникам отдела продаж цвет заката на Меркурии.
— Я... — К этому вопросу Алена Малинина не успела подготовиться. Отвечать же честно, что она думает, в каких украшениях пойти на выставку в Третьяковскую галерею, было бы слишком буржуазно. Засланец может решить, что Алена над ним издевается, а злить его нельзя — еще рассвирепеет, превратится в гигантского кальмара и сожрет ее, хрустя взятыми напрокат жемчужными бусами.
Взгляд инопланетянина сканировал беспорядок на Аленином столе. Наконец он остановился на номере Hello, том самом, в светской хронике которого оказалась фотография его подчиненной. Алена притащила вещественные доказательства своего триумфа, чтобы ткнуть их в нос Мирону — подлому сотруднику отдела кадров, который еще недавно обещал ей любовь до гроба.
— Я верну, здесь наша реклама! — коротко рявкнул Бен, схватив журнал. — Итак, ты хотела рассказать своему начальнику, чем ты занимаешься сегодня, — напомнил он тихим, проникновенным голосом гестаповца.
Похоже, светлая полоса, в которую осторожно, носочком чужой туфли, вступила Алена, и не думала заканчиваться. Девушка только успела убрать волосы за ухо жестом провинившейся школьницы, как мобильный на столе запрыгал и завибрировал. Бенджамин метнул нервный взгляд на экран телефона — но там было только малоинформативное сообщение «Номер не определен». Никаких обозначений «Мама» или «Коленька», ничего такого, за что можно было зацепиться и устроить нагоняй.
— Это клиент, — страшным шепотом прошептала Алена. — Извините! Очень важный звонок!
Она схватила телефон и выбежала в коридор.
— Алена слушает. — Кто бы это ни был, он позвонил вовремя.
— Здравствуйте, Алина. — В трубке зазвучал голос женщины, которая явно была смущена и чем-то расстроена. — Мне, право, неловко начинать разговор, но я хотела бы попросить вас о личной встрече. У меня есть к вам некий червонный интерес, одно, если хотите, деловое предложение.
«Наверное, нашла мое резюме в Интернете», — промелькнула мысль у Алены. Засланец тем временем выбрался в коридор и, немного поплутав, твердыми шагами направлялся в ее сторону. В руках его был свернутый в трубочку журнал.
— Деловое предложение, — громко затараторила Алена, — это прекрасно! Я рада новым клиентам. Когда и где вам было бы удобно встретиться?
— Дело требует изрядной деликатности, так что мне хотелось бы выбрать место без лишней суеты. — В дрожащем голосе собеседницы слышались стальные нотки. Это была дама в возрасте, явно не привыкшая просить. — Может быть, ресторан «Вертинский»? Например, завтра в обеденное время, если вам будет удобно конечно же. — Незнакомая дама немного растягивала гласные, и оттого ее речь звучала слегка старомодно, в стиле дикторов с советских пластинок, которые ставила маленькой Алене ее бабушка Мария Андреевна.
