Губы Ройса становились все требовательнее, язык – настойчивым, жалящим, руки неустанно двигались, лаская грудь, потом переместились чуть ниже, расстегнули пояс, пробрались под тунику.

Дженни застонала от невыразимого смятения, и Ройс ощутил под своей рукой трепещущую плоть и гордо напрягшийся сосок. Он пощекотал пальцами бесстыдный бугорок, ущипнул, услышал, как она захлебнулась от восторга, почуял, как пальцы ее конвульсивно впились ему в плечи, как страстно она целует, словно желая вернуть наслаждение, которое он ей доставлял.

Потрясенный мучительной сладостью ее ответа, Ройс оторвал губы, взглянул в пылающее лицо, продолжая ласкать грудь и напоминая себе, что сейчас самая пора ее отпустить.

Женщины, с которыми он спал, никогда не просили, чтобы он соблазнял их ласками и нежностью. Они желали безудержной атаки, силы и мощи, о которых рассказывали сложенные о нем легенды. Они желали, чтобы их сломил, покорил, грубо взял и подмял под себя Волк. Число женщин, желавших испытать боль наслаждения с ним в постели, не поддавалось подсчету. Роль завоевателя плотно приклеилась к нему, и он много лет соглашался ее играть, но все чаще и чаще переживал приступы скуки, а в последнее время и отвращения.

Ройс медленно оторвал руку от вздымающейся груди девушки, приказывая себе оставить ее, прекратить то, что начал, и безотлагательно. Завтра он наверняка пожалеет, что так далеко зашел, и ему это хорошо известно. С другой стороны, если уж все равно сожаления неизбежны, так пусть они будут о чем-то существенном, подумал он. И с некой полуосознанной решимостью доставить обоим чуть больше удовольствия, которое они, кажется, обрели друг с другом нынче ночью, Ройс вновь склонил голову, поцеловал ее, распахнул тунику. Взгляд его опустился и замер, прикованный соблазнительным великолепием, открывшимся под одеждой. Изумительные груди, округлые, пышные, с розовыми сосками, съежившимися в тугие комочки желания, – все поплыло перед его взором; сливочно-гладкая кожа поблескивала в отсветах пламени, как нетронутый, только что выпавший снег.

Испустив сдержанный вздох, он перевел взгляд с груди на губы, заглянул в гипнотизирующие глаза, а пальцы уже расстегивали собственную тунику, срывали ее, чтобы прижаться голой грудью к мягким белым холмикам.

Доведенная почти до обморока страстными поцелуями, взглядами и вином, Дженни потрясенно смотрела на твердую, чувственную линию его губ, следя, как они неуклонно приближаются. Глаза закрылись, мир закружился, рот его впился в нее с грубой жадностью, и она ощутила касание языка. Она застонала от восторга, когда ладонь его накрыла груди, стиснула, и он медленно опустился на нее голой, покрытой жесткими волосами грудью. Ройс провел губами от рта к уху, щекоча языком чувствительные впадинки, тщательно исследуя их, пока Дженни не стала извиваться от наслаждения.

Снова скользнул губами по щеке, возобновил поцелуй и принялся медленно и возбуждающе посасывать так, что Дженни издала низкий гортанный стон. Он нежно втянул ее язычок, потом дал ей насладиться своим, а когда Дженни инстинктивно попала в такт его движениям, их поцелуй стал поистине бешеным.

Затем он приподнялся, раздвинул коленями ее ноги, втиснулся, заставив ее с содроганием почувствовать жесткий нажим. Сжигаемая грубой жадностью его страсти, она испустила разочарованный вскрик, когда он оторвался от ее рта, и с удивлением увидела, что его губы тянутся к грудям. Он ущипнул сосок, нежно сжал, потянул, затем с силой прикусил, спина ее выгнулась, и все естество загорелось ослепительным пламенем чистого восторга. В тот самый миг, когда она думала, что больше не вынесет, он прикусил посильнее, вызвав у нее стон. Остановился, повернулся, чтобы уделить внимание другой груди, она же запустила пальцы в густые черные волосы и, сама того не сознавая, прижала к себе его голову.

Она чувствовала, что вот-вот умрет, а он вдруг приподнялся, опершись на руки, и оторвался от нее. Дуновение холодного воздуха по разгоряченной коже, его отстранение, частично вывели ее из восхитительного беспамятства. Дженни с трудом приоткрыла глаза и увидела, как он возвышается над ней, жадно лаская глазами тяжело вздымающиеся груди с призывно торчащими от его прикосновений сосками.

Паника – запоздалая, полусонная – пронзила наконец Дженни, а желание вспыхнуло под требовательным нажимом его бедер. Он вновь начал склоняться, и она, устрашенная, что так долго терпела, яростно затрясла головой и выдохнула:

– Пожалуйста…

Но он уже напрягся и насторожился, а через секунду у палатки прозвучал голос стража:

– Прошу прощения, милорд, люди вернулись.

Не говоря ни слова, Ройс вскочил на ноги, быстро натянул одежду и вышел из палатки. В полуобмороке от вожделения и смущения, Дженни смотрела ему вслед, а потом стала медленно обретать рассудок. Ее залила краска стыда, когда она, разглядев беспорядок в своей одежде, принялась оправлять ее, приглаживать дрожащей рукой взъерошенные, растрепанные волосы. Ужасно было бы, если бы он принудил ее сделать это, но он ее не принуждал. На нее накатила какая-то одержимость, она бурно, сознательно, радостно подчинялась. Кошмар того, что она сделала – почти сделала, – заставил ее затрястись всем телом, она попробовала обвинить его, но совесть восстала.

Она принялась лихорадочно припоминать все, что сказала и сделала, пока он не вернулся, ибо, несмотря на всю свою наивность, инстинктивно чувствовала, что он продолжит то, что не закончил, и сердце ее глухо забилось от страха – не перед ним, пред собой.

Истекшие минуты сложились в час, страх перешел в удивление, а затем – в милосердное изнеможение. Она свернулась клубочком, глаза закрылись, потом, должно быть, через несколько часов, открылись, и Дженни увидела, что он стоит над ней.

Она настороженно вглядывалась в твердые, непроницаемые черты, и полусонное сознание отметило, что покидавший палатку любовник желает продолжения не больше ее самой.

– Мы совершили ошибку, – бесстрастно проговорил он, – оба. Это не должно повториться.

Подобных слов она ожидала меньше всего и, когда он повернулся и быстро ушел из палатки в ночь, предположила, что это, должно быть, краткое извинение за случившееся. Губы ее дрогнули в молчаливом недоумении, и она поспешно смежила веки, так как в палатку вошел Гэвин и улегся на свой тюфячок у входа.

С восходом солнца палатки были свернуты, и воздух наполнился нескончаемым клубящимся гулом и грохотом, когда пять тысяч верховых рыцарей, наемников и оруженосцев выступили из долины, сопровождаемые тяжелыми повозками, поскрипывающими под грузом бомбард, мортир, боевых таранов, катапульт и прочих приспособлений, необходимых для осады и штурма.

Для Дженни, ехавшей верхом рядом с Бренной под надежной охраной скакавших с обеих сторон вооруженных рыцарей, мир превратился в нереальную мешанину из шума, пыли и внутреннего смятения. Теперь Бренна посылала Дженни ободряющие улыбки, а Дженни, всегда считавшая себя достаточно умной и рассудительной, обнаружила, что ищет – надеется отыскать и взглянуть на Ройса Уэстморленда!

Она видела его несколько раз проезжающим мимо, и он тоже казался ей незнакомцем. Громоздясь на гигантском вороном боевом коне, весь зловеще затянутый в черное, от высоких сапог до накинутого на мощные плечи плаща, развевающегося позади, он являл собой самую могучую и устрашающую фигуру, которую Дженни когда-либо видела, – смертоносный чужак, намерившийся уничтожить ее семью, ее клан, все, что ей дорого.

Ночью, лежа рядом с Бренной и неотрывно глядя на звезды, она пыталась не думать о жуткой осадной башне, отбрасывающей огромную тень через весь луг, о башне, которая скоро займет свое место перед древними стенами замка Меррик. Раньше, в долине, она замечала ее среди деревьев, но не могла с уверенностью судить, что это такое. А возможно, и попросту не желала получить подтверждение своим опасениям.

Теперь же почти ни о чем другом не могла думать и безнадежно цеплялась за предсказание Бренны насчет короля Иакова, который может прислать подкрепление, чтобы помочь ее клану в битве. И все-таки некая ничтожная доля рассудка отказывалась признавать, что битва состоится. Может быть, потому, что ей не до конца верилось, будто мужчина, который целовал и ласкал ее с такой пылкой нежностью, в самом деле способен обернуться противником и с холодной бесстрастностью уничтожить ее семью и ее клан. Какая-то нежная, наивная частица сердца Дженни восставала против того, что мужчина, который болтал и хохотал с ней ночью накануне, действительно способен на это.