Москвичи любили драться:

«Ну-ка! Кто смелее, братцы?

Выходи-ка, силачи!»

Не на зло, не на расправу —

На потеху, на забаву

Бились предки-москвичи,

Скоморохи там дудели

В берестяную дуду —

Собирались на гулянье,

На весёлое катанье,

Представление на льду.

И, покамест княжьи дьяки

Не начнут с народом драки,

Потешались мал да стар,

Как высмеивали лихо

И дородную купчиху,

И монахов, и бояр…

Пять веков с тех пор минули,

Под землёй в трубу замкнули

Всю Неглинную давно.

И с тех пор Москве-столице

Много раз перемениться,

Видно, было суждено.

Но под башней Водовзводной

Есть в Москве-реке холодной

Место, что кипит слегка.

Можно видеть с парапета

За решёткой место это,

Там — Неглинная река.

Ведь прошло уж больше века,

Как лишили эту реку

Полновластья своего,

И кипит она сердито,

Потому что вся закрыта

И не видит ничего!

ПРО СУДЕБНИК И ПРО СУД, ГДЕ СУДИЛСЯ РУССКИЙ ЛЮД

Читатель мой, я в этой были

Тебе поведаю о том,

Как наших прадедов судили

И что считалось их судом.

Суд «Русской правдой» величался,

Но правды не было на грош:

Когда над слабым суд свершался,

Всегда торжествовала ложь.

Не каждый мог поспорить с нею, —

Один другого обобрав

И став богаче и сильнее,

Во всяком деле будет «прав».

Бывало, люди в «божьей воле»

Искали шаткий свой закон,

И суд тогда свершался в поле —

На поединке двух сторон.

Тот поединок не потеха…

Представь себе, читатель мой,

На конях двух людей в доспехах.

Они вступают в смертный бой.

Они гоняются по кругу,

С коня стремясь друг друга снять,

То налетают друг на друга,

То разъезжаются опять.

За ними наблюдают судьи,

В сторонке кучками родня,

Пока один с пробитой грудью

Ничком не валится с коня.

Кто одолел, тот «выиграл» дело,

Он прав, он честен, справедлив…

Родные тащат с поля тело,

Себе на плечи труп взвалив.

Все знают, что погиб он даром,

Что неповинен, бедный, был,

Но отстоять права ударом

Не мог он, не хватило сил!

Берёт убийца без помехи

Всё то, за что судился он,

Берёт коня, берёт доспехи

Того, кто был в бою сражён.

Когда ж боялись драться сами,

То нанимали молодцов,

Иль откупалися деньгами,

Иль княжий суд судил истцов.

И в каждом городе, бывало,

Свой князь, свой суд и свой устав.

И княжий нрав решал немало:

«Виновен тот! А этот — прав!»

Пришёл конец порядкам этим,

Объединились города,

Был на Руси Иваном Третьим

Введён судебник для суда.

И властью княжеской, исконной

В нём на двенадцати листах

В порядке собрались законы,

В стране единым правом став.

Давай-ка наугад откроем

Законы древнего житья.

Славянский шрифт красив и строен,

Шестидесятая статья:

«А кто умрёт без завещанья

И нет в семействе сыновей,

Тот земли, дом и состоянье

Оставит дочери своей.

А нету дочки, все доходы

Пойдут ближайшему из рода».

Вот что «Судебник» говорил,

Чтоб зря истец не тратил сил.

Но создавал Иван недаром

«Судебник» свой в кругу друзей —

Закон всегда служил боярам

И всем приспешникам князей.

Богач живёт, бедняк страдает,

Бедняк повсюду угнетён,

И это ясно подтверждает

Статьёй двенадцатой закон:

«А еж ли на кого покажут

Детей боярских пять иль шесть,

Иль целовальники докажут,

Что он-де вор, что кража есть,

То хоть не пойман никогда,

Наказан будет без суда».

Таков закон. Вот и попробуй,

Поди-ка оградись от бед,

Коль с ненасытною утробой

Богач, помещик — твой сосед…

Служил «Судебник» тот немало.

Права хоть были неравны,

Всё ж произвола меньше стало —

Один закон для всей страны.

СВЕРЖЕНЬЕМ ТАТАРСКОГО ИГА КОНЧАЕТСЯ ПЕРВАЯ КНИГА

Обуяла татарского хана гордыня:

Он потомок прямой Чингис-хана!

Что-то мало ему подчиняется ныне

Русь великого князя Ивана!

Он сидит, хан Ахмет, тут, на Волге, в низовье,

Через Волгу — всё русские сёла!

Уж пора бы Ахмету славянскою кровью

Обагрить на полях меч тяжёлый.

А чтоб веры в удачу свою было больше,

Он на помощь татарскому войску

Позовёт короля Казимира из Польши,

И добычу разделят по-свойски!

Вот Ахмет Казимиру письмо посылает,

С тонкой лестью, с восточным елеем:

Дескать, дружеский факел за Волгой пылает, —

С двух сторон нападём — одолеем!

Казимир на Смоленске сидит развалясь,

Тянет лапу с Днепра до Дуная,

Он лисой-сиводушкой залаял, смеясь,

Добрый кус получить предвкушая.

Знал король, что идут на Руси нелады,

Что с Иваном враждуют княжата,

Для единой державы нет хуже беды,

Чем обида двух братьев на брата.

Переманивал польский король двух князей,

Поднимая на брата Ивана.

Те князья меж князей, не имея друзей.

Перекинулись к польскому пану.

И дружины на запад князья повели,

Чтоб прислуживать польской короне.

Беглецов на границе литовской земли

Обогнали татарские кони.

Где же было князьям догадаться, что это

Казимиру посланье от хана Ахмета?..

Государю Ивану не спится в ночи,

Вид у князя усталый, помятый.

Государю Ивану приносят врачи

Сон-траву и настойку из мяты.

Но лечебных отваров не надо ему,

И, прикрывшись парчовым кафтаном,

Думу думал Иван при свечах в терему,

Как бы сладить с Ахметом поганым.

«Хан Ахмет осмелел, собирается драться,

Видно, спать не даёт ему слава Батыя,

К Казимиру ушли два изменника-братца,

Видно, горы он им посулил золотые.

А в Крыму точит копья хан Менгли-Гирей,

Конных воинов там непочатая сила!

Надо будет стравить этих двух главарей,

Чтоб одна злая сила другую сломила.

Хан Ахмет Казимира зовёт на подмогу,

Пусть Гирей перейдёт Казимиру дорогу!..»

…Над оплывшей свечою погас фитилёк,

Солнце бросило нить золотую.

Государь в терему на лежанку прилёг,

В Крым Гирею посланье диктуя.

Дьяк слова выводил под скрипенье пера,

Дьяк печать подносил для посланья…

Доносилися шутки гонцов со двора

И коней государевых ржанье.

Хан Ахмет на Москву вёл войска по Оке,

Далеко обходил он столицу.

Хан Ахмет собирался на Угре-реке

С Казимировой силою слиться.

И осеннею ночью, туманной, густой,

На прибрежье, под город Калугу

Он привёл все остатки Орды Золотой,

Чтобы встретить вельможного друга.

А когда на востоке забрезжил рассвет,

Поредела завеса тумана,

На другом берегу вдруг увидел Ахмет

Рать московского князя Ивана…

День прошёл. Ночь прошла.

День да ночь. День да ночь.

Князь Иван не снимается с Угры.

Казимир не торопится хану помочь,