Чтоб не опоздать к отплытью корабля.

«Все эти земли наши были,

И мы владели ими встарь.

Ведь нам ливонцы дань платили,

Теперь не платят!» — думал царь.

Бежала лесенка крутая,

Вся изукрашена резьбой,

Царь шёл по ней, легко ступая,

И говорил с самим собой:

«Коль кораблей на море нету,

Так и торговле не бывать!»

И в башню на четыре света,

Где царь любил заночевать,

Со скрипом отворилась дверца,

Пахнув сосновою смолой.

Чуть чаще застучало сердце

Под шёлком затканной полой…

Смотри, как строится столица,

Что вся сгорела год назад.

Горела в перелёте птица,

Река кипела, говорят!

Теперь построили Ивану

Дворец из брёвен боровых.

(Кирпич царю не по карману —

Казна сгорела в кладовых.)

Зелёной кровлею покрыты,

Точёны мастера рукой,

С коньками, красным тёсом шиты,

Стоят хоромы над рекой.

Царь в верхней башенке дворцовой

Сидит ночами напролёт,

От круглой печки изразцовой

Тепло привычное идёт…

Вот глобус, от послов подарок,

На стержне повернул Иван, —

Как будто в очи, свеж и ярок,

Плеснул волною океан.

Царь поворачивает снова,

Ища меж сушей и водой

Латинских начертаний слово

В изгибах Балтики седой.

Царь отстегнул соболий ворот —

Томила в башне духота.

«Вот это — крепость Иван-город,

Что дед наш строил неспроста!

Вот здесь нам строить верфи нужно,

Чтоб снаряжались корабли,

Чтоб морем северным и южным

Свободно плавать мы могли.

Чтоб мы везли товары сами,

И русским рынкам был простор,

И чтоб с ганзейскими купцами

Нам не вступать повсюду в спор.

Ливонский орден, ссорясь с нами,

Закрыл на Балтику пути,

И в рабстве эсты с латышами, —

Нам доведётся их спасти,

И пусть балтийские народы

Пропустят нас в морские воды.

Вот для чего Руси нужна

С Ливонским орденом война!»

По крутым сугробам, сквозь метель и вьюгу,

В снеговых заносах, в стужах декабря,

Помогая крепко на пути друг другу,

Шли войска Ивана «воевать моря».

На мохнатых русских, крепеньких лошадках

Открывали конники пехотинцам путь.

Шли стрельцы с пищалями, да в бараньих шапках,

Да в кафтанах тёплых, а не как-нибудь!

А за ними топали в лаптях да в тегляях

Батраки, холопы, крестьяне-мужики,

Над костром привала воду заправляя

Горсточкою соли да ложкою муки.

Без дорог, тропами, по лесам и долам,

Под командой старших царских воевод,

Извиваясь змеем длинным и тяжёлым,

Медленно, но верно шли полки вперёд.

Где вразброд, оравою, где военным строем,

Продвигалась русская молодая рать,

Чтоб морские пристани под седым прибоем

У ливонских рыцарей с боем отобрать.

Положить хочу я в песню слово в слово

Всё, что рассказала мне река Нарова,

Светлая Нарова, быстрая такая,

Меж двумя фортами к морю протекая.

Два старинных форта встали величаво:

Нарва-крепость слева, Иван-город справа.

Нарва у ливонцев — прибалтийский форт,

Иван-город славной, русской кладкой горд.

И вот в этот город рать царя Ивана

С пушками явилась в мае утром рано.

От Москвы до Нарвы в стужу, в непогоду

Шли войска всю зиму, шли войска полгода,

Чтоб с ивангородских башенных верхушек

По ливонской Нарве грянул гром из пушек.

Сквозь туман весенней, северной зари

Стали бить по Нарве наши пушкари.

Ядра сотрясали каменные башни…

Заревел у кнехтов рог тревожный, страшный,

А они в постелях нежились, валялись,

Кнехты, что в попойке ночью похвалялись:

Мы-де им покажем, русским мужикам,

Мы-де всю их землю приберём к рукам!

А теперь ливонцы, от испуга немы,

Торопясь влезали в панцири и шлемы…

Всё грозней и громче пушки говорили,

Поднимая тучи камня, щебня, пыли,

Попадали ядра в замки, в арсеналы,

Раненая Нарва, падая, стонала.

И, не помня чести, гордости, стыда,

Рыцари бежали в страхе кто куда!

По дорогам грязным, по погоде вешней

В Польшу уходили немцы всё поспешней,

Уплывали к шведам на рыбачьих лодках,

Ненависть кипела в пересохших глотках.

Хоть и был отточен меч по рукоять —

Не сумел ливонец Нарвы отстоять.

Бормоча сердито и ворча сурово,

На плотах качала москвичей Нарова.

Занимали Нарву русские дружины,

Чтобы эстам Нарва не была чужбиной.

И хотя молчали улицы в печали,

Без боязни эсты москвичей встречали.

Шла свобода к эстам с этою войною,

На балтийский берег хлынула волною,

С новыми друзьями, с новою торговлей,

С новыми правами под эстонской кровлей.

Этих дней эстонцы ждали и хотели, —

Им Ливонский орден язвой был на теле.

ПРОЗЫВАЛ НАРОД НЕ ЗРЯ «ГРОЗНЫМ» ЭТОГО ЦАРЯ

Разлеглась лоскутным одеялом

Наша Русь — богатая страна:

Вся по вотчинам большим и малым

Меж боярами разделена.

В кулаке у господина право —

Всё его и в поле и в селе.

На границах ставит он заставу:

Не ходи, мол, по моей земле!

И войска свои — холопы с пашни —

Шли на польских панов иль татар,

Защищая в битве рукопашной

Не страну, а вотчину бояр.

Царь за это на бояр в обиде,

Им ничто — торговля да моря!

Все сидят в берлогах, ненавидя

Грозного московского царя.

За чертой — поляки, немцы, шведы,

А внутри — бояре да князья.

Все враги! Попробуй  поразведай, —

Все косятся, ненависть тая.

Иль бегут на запад, к Белостоку —

В панский стан, там любят подлецов!

Потому-то государь жестоко

Поступал с роднёю беглецов.

В ненасытной, в страшной жажде мщенья

Гнал людей на плаху, к палачам,

А потом вымаливал прощенья,

Сам не свой метался по ночам:

«Нету жизни мне с моей виною!

Горе душегубцу, злыдню, псу!

Ты, земля, разверзнись подо мною,

И тебе я грех свой принесу!»

Сто свечей у образов горели

В крохотной часовне под Кремлём.

О пуховой позабыв постели,

На пол царь валился, утомлён.

Он лежал. А в полумраке синем

Над столицей заалел рассвет.

Думал царь: «На ляха войско двинем, —

На своих бояр управы нет!

Неужель я царскою десницей

Никогда врагов не поборю?

Не хотят бояре подчиниться

Первому венчанному царю!

Не хотят сплотиться воедино,

Скипетра и барм не признают, —

Пастуха не слушает скотина,

Невдомёк, что волки тут как тут!»

И опять в нём ненависть вскипела,

Как всегда слепа и горяча…

А в часовне тихо догорела

В темноте последняя свеча.

Угасали в самоцветах блики,

На царя взирали с образов

В белых нимбах бронзовые лики,

Бог-отец грозил перстом, суров,

Осуждая молча, величаво

Грешника за грешные дела…