БЫЛЬ О СЛАВНОМ ВОЕВОДЕ, О БОЯХ ПРИ КРЫМСКОМ БРОДЕ

На коне, блестя кирасами

И усами шевеля,

Пан Ходкевич шёл с припасами

Для захватчиков Кремля.

А за ним пехота, конница,

По дороге на Можай.

Кто ни встретит — пусть поклонится,

Кто ни едет — объезжай!

А меж тем, ограбив жителей,

Запалив кругом пожар,

Ждут припасов «победители»,

С ними вместе семь бояр.

Запершись в Кремле, голодные,

На сокровищах сидят

Эти паны «благородные»

И голодных крыс едят.

Не пошлёшь за дробью к немчикам,

И приходится, хоть жаль,

Вместо дроби русским жемчугом

Заряжать свою пищаль.

Паны в жемчуге нуждаются

Для охоты на галчат,

Владислава дожидаются

И досадливо ворчат:

«Долго ль тут стеречь твердыни нам,

Эти башни да кремли?..»

Той порой Пожарский с Мининым

Под столицу подошли.

Им обоим заприметился

Мост над Яузой-рекой,

Где случайно будто встретился

Атаман, князь Трубецкой.

И сказал он тут Пожарскому:

«Мы с тобою ведь князья,

Оба близки дому царскому,

С мужиками нам нельзя!»

Глянул князь на князя хмурого

И сказал:  «Мы все — народ!»

Тронул стременем каурого

И за Мининым — вперёд…

От ворот Никитских выстроясь,

До самой Москвы-реки,

И послушные и быстрые

Встали Минина полки.

У ворот Арбатских ворогу

В Белый город не пройти —

Встал стеной под Белым городом

Князь Пожарский на пути.

Чтоб не драться с войском вражеским,

Князь Димитрий Трубецкой

Со своим коварством княжеским

Стан раскинул за рекой.

Он не в помощь люду бедному

Здесь рассвета будет ждать,

Перейти он хочет к гетману

И Пожарского предать.

Быть в столице бою жаркому,

Близко гетманская рать.

Трубецкой послал к Пожарскому:

Просит конных сотен пять.

Получил пять сотен всадников

Князь Димитрий Трубецкой.

А в тот час Ходкевич ратников

Вёл к заставе городской.

Осаждал Ходкевич с войском

Белый город у реки.

Долго с мужеством геройским

Защищались мужики.

Вот тогда-то в латах пышных —

Видно было, ждать невмочь —

Из Кремля поляки вышли,

Чтоб Ходкевичу помочь.

И Пожарского с дружиной

Слуги панов-гордецов

Оттеснили, окружили

И сдавили с двух концов.

Видит князь – врагу удача!

Где же скрылся Трубецкой?

Атаман молчит, маяча

Близко, где-то за рекой.

Проклял подлую измену

Князь Пожарский; бледный, злой,

Влез на крепостную стену

И кричит: «С коней долой!

Коли бой в размахе тесен —

Бей мечом, а не копьём!

Мы захватчиков повесим,

Если всех не перебьём!..»

По приказу люди спешились,

С новой силой налегли.

Вот уж тут-то распотешились:

Врукопашную пошли.

И казачьи сотни двинулись,

Увидав такой прорыв,

Мужикам на помощь   кинулись,

Трубецкого не спросив.

Налетели соколятами,

Порубили, взяли в плен,

И пришлось врагам помятыми

Отойти от Белых стен.

Ночь пришла под стоны раненых,

Что неслись со всех концов,

Возле стен высоких, каменных

Хоронили мертвецов.

А живые, как убитые,

Спали, лёжа в стороне.

Воеводы деловитые

Совещались при луне.

А когда, полоской тонкою

Над столицею горя,

Заиграла в трубы звонкие

Августовская заря,

Встал хитро с кавалеристами

Пан Ходкевич за мостом,

Чтоб ему с конями быстрыми

Подоспеть к Кремлю потом.

На Москву, на Русь огромную

Шляхтичи шли не одни —

Немцев, венгров силу тёмную

За собой вели они.

Ловко с конницей венгерскою

Пан у русских за спиной

Затаил засаду дерзкую

За церковного стеной.

Только наши поразведали

Про шляхетские мечты

И шляхетской своре не дали

Перейти через мосты.

Налетела туча всадников,

Разгромила польский стан.

В этой битве многих ратников

Потерял Ходкевич-пан.

Отошёл Ходкевич в сторону,

Уводя подальше рать,

Как побитый пёс, которому

Надо раны зализать.

Подкрепил Ходкевич немцами

Разбитной военный сброд.

Тут-то Минин с ополченцами

Подошёл под Крымский брод.

С тыла грянул на Ходкевича

Всею мощью, что была,

Далеко до поля Девичья

Сеча грозная дошла.

И бежал Ходкевич с ляхами,

Напрямик бежал в Литву,

Ни оружием, ни страхами

Одолеть не мог Москву.

А уж паны «благородные»,

Не дождавшись короля,

Еле двигаясь, голодные

Выходили из Кремля.

Позабыли честь дворянскую:

По Москве ползли ползком

И сложили гордость панскую

Перед русским мужиком.

НЕ ЗАБУДЕТ НАШ НАРОД ДОБЛЕСТЬ РУССКИХ ВОЕВОД

Добрый памятник поставлен

Двум героям всей страной

В знак того, что был избавлен

От бесчестья край родной.

Он отмечен годом, днём,

И начертано на нём:

«Гражданину Минину

И князю Пожарскому —

Благодарная Россия».

Видишь, витязи какие,

Сыновья родной земли

За неё бои вели.

На гранитном пьедестале

Перед площадью они

Много, много раз встречали

Знаменательные дни.

Молча витязи гордились,

Что столица их росла,

На глазах у них творились

Величайшие дела.

От сверженья власти царской

Пять десятков лет подряд

Смотрят Минин и Пожарский

На торжественный парад.

Указав рукой литою

На величественный вид

И на племя молодое,

Минин словно говорит:

«Полюбуйся ныне, княже,

На страны родной дела.

Не могли мы думать даже,

Чтобы Русь такой была!

Подивись-ка их военной

Силе необыкновенной,

И послушай эти песни,

И на лица погляди…

Их дела ещё чудесней

Ожидают впереди!»

Конец второй книги

Быть может здесь не все страницы

Тебе, Москва, посвящены,

Но все, что на Руси творится,

Всегда касается столицы,

Как сердца всей большой страны.

ОТ ПОЖАРИЩ ГОРЕК ДЫМ, НО НАРОД НЕПОБЕДИМ

Ой вы, гусли! Нет терпенья!

Что у вас печальный лад?

То ль поминки, погребенье,

То ль ещё какой обряд!

Плачут гусли, что столица

Вся разбита, сожжена.

Всё, чем люд привык гордиться,

Покалечила война.

И лежит под снежной, белой,