— Чего так, Катя? — спросил Савчук. — Человек должен себя любить... Да, а что же ко мне не приехала, я же приглашал? Маша будет очень рада. Она у меня добрая, очень добрая. Вот Юля знает...

Савчук глянул на хозяйку и успел заметить на ее лице светлую улыбку.

Завязавшийся за столом разговор был прерван телефонным звонком Журавлева. Юля о чем-то стала говорить с мужем, а Савчук сославшись на то, что его ждут на корабле, распрощался с Катей и ушел.

«Скоро у Кати день рождения, и надо ей что-то подарить», — подумал сейчас Савчук. Но Грачеву об этом он не сказал.

— Ну и погодка, видать, не скоро выйдем в море, — Петр кивнул в сторону островка, где гулко бились волны. Уже неделю лютовал шторм. Волны с шумом обрушивались на берег, густой белой пеной закипали у лобастых камней. Корабли у причала подрагивали, как в приступе лихорадки. Швартовые концы натужно скрипели.

— А какой прогноз на завтра?

— Видимость нулевая, вот что плохо.

— Да, в небесную канцелярию не позвонишь, — взгрустнул Савчук.

— А знаете, Катю я вчера видел, — сказал Петр.

— Приехала? — удивился Савчук. — Я очень любил Юлю, а вот потерял ее, — вновь повторил он.

Мысли уносили его в Полярный, где много лет назад познакомился с Юлей в Доме офицеров. Весь вечер провел с ней, а наутро ушел в море. Почти месяц лодка находилась на позиции, и когда вернулась в базу, Савчук поспешил к Юле. Он не знал, что ей скажет. Он знал одно: там, далеко в море, все мысли были о ней.

Но он ей ничего не смог сказать: дома ее не было. А потом — выход в море. Торпедный залп по фашистскому транспорту. Преследование. Взрывы бомб. Резкий удар о грунт. Кислородное голодание...

Пот липкими каплями бежит по лицу. Соленый пот, въедливый, от него туманятся глаза, и Савчуку то и дело приходится вытирать его платком. Рядом умирал матрос-минер. «Лейтенант, у меня сынишка трех лет. И жена... Умирать не хочется».

Савчук подсел к матросу, стал успокаивать его, говорил, что нельзя расслаблять нервы, не один он в лодке, скоро к ним спустятся водолазы.

«Я вижу сынишку, лейтенант. Вот он мой, Васек... Да ты не бойся воды, сынок, шагай ко мне...»

Савчук понял, что минер бредит, и хотел было позвать доктора из соседнего отсека, но не успел. Матрос крепко схватил его за плечи, что-то беззвучно зашептал и тут же стих. Его глаза были открыты, но он уже не дышал.

Потом Савчуку вспомнился госпиталь в Полярном, где Юля работала медицинской сестрой. Савчук тогда был без сознания, а когда пришел в себя, то увидел ее грустное лицо и черные бархатные глаза.

— Ожил! — она ущипнула его за нос. — Значит, все будет в порядке.

Подводная лодка, душный отсек, выход на поверхность и долгое плавание в море — все это куда-то исчезло, и перед глазами стояла она, Юля.

— Ты глазастая, — сказал он.

Вскоре Савчука выписали, и Юля пригласила его к себе. На стене висела в рамке фотокарточка моряка. Савчук встал и подошел ближе. Лицо у моряка суровое, во взгляде печаль.

— Это Гриша, мой муж, — сказала Юля и тяжело вздохнула: — Погиб на катере.

Он рассказал Юле о том, как затонула лодка, как выбрался из глубины через торпедный аппарат, как плавал в море.

— Судьба, значит, у тебя такая, — грустно сказала Юля.

Савчук выздоровел, окреп, и его снова назначили на подводную лодку. Когда корабль возвращался в базу, он спешил к Юле. Однажды лодка долго находилась в море. Вернулись ночью. До утра надо было пополнить запасы и снова — в море. Савчук забежал к Юле. Однако дома ее не оказалось. Забеспокоился: где она, что с ней? Решил, что она на работе, и бегом направился к высокой, крутой сопке, у подножия которой стоял госпиталь. К его огорчению, дежурная сестра сказала, что Юля там больше не работает.

— Давно ушла?

— С неделю... — Сестра помедлила, потом добавила: — Кажется, она уехала к матери в Архангельск.

Потом оказалось, что это не так. Никуда Юля не уезжала — она перешла работать в санчасть к катерникам.

При встрече ему захотелось сказать что-то заветное и доброе, но он не нашел нужных слов, а обнял ее, стал жадно целовать. Она шептала:

— Ох и глупенький ты, ох и глупенький...

Утром, когда уходил на корабль, она спросила:

— Ты придешь?

— Приду. И скоро приду...

Но Савчук пришел не скоро — в походе лодка наскочила на вражескую мину. Ей разворотило корму. Раненых моряков, в том числе и Савчука, доставили в госпиталь. Он долго не приходил в сознание, многие дни находился на грани смерти. Но молодой организм не сдался. А потом — операция. Перед этим написал Юле, чтобы приехала, но письмо вернулось обратно — Юля куда-то уехала. Затерялась... В Полярный он вернулся через два года. Узнал, что Юля в городе, и, записав ее адрес, поспешил к ней. Он не шел, а бежал к Юле. У него было такое чувство, словно он навсегда потерял ее. Было уже темно, и он часто спотыкался, пробираясь лощиной, густо заросшей можжевельником. На сопке замаячил беленький домик. В окнах горел свет.

У дома он встретил знакомую медсестру, которая работала вместе с Юлей.

— Боже, откуда ты? — воскликнула она, удивленная этой неожиданной встречей.

— С того света, — улыбнулся Савчук.

— К Юле?

— Ага.

— Как же так?.. Ведь она... она вышла замуж...

У Савчука обожгло сердце.

— Ей сказали, что твоя лодка погибла...

«Нет, я не пойду к ней, — кипело у него в груди. — Я не пойду...»

И все же, когда лодка вернулась с моря, Савчук решил зайти к Юле, чтобы объясниться. Это был тяжкий для него день. Юля встретила его холодно, сказала:

— Я уже все знаю... — Она перевела дыхание. — Поздно, Женя... У меня есть муж.

— Ты даже успела родить детей! — вырвалось у него.

Побледнев, она тихо сказала:

— Дочь... дочь — это твоя, а сын его. А теперь — уходи. Мужа я не брошу. Ты сам виноват, мог бы и раньше найти меня. И Кате — ни слова, чтоб не знала она, что ты ее отец...

...Да, это было давно, очень давно. Савчук закрыл глаза. Теперь ему вспомнилась прошлогодняя встреча с Катей. Она щурит глаза от солнца. «А правда, что у человека жизнь может сгореть в сердце, хотя он и живой?» — спрашивает Катя. Он ласково трогает ее за косы. «Может быть такое. Только почему ты об этом подумала?» Она грустно вздохнула: «У моей подруги отец погиб в море, так она все плачет и говорит, что жизнь в ее сердце угасла...» Он сказал, что жить ее подружке надо ради погибшего отца...

Савчук открыл глаза.

«Катя обидится, если не приду, — подумал он сейчас. — Я должен быть у нее на дне рождения».

Савчук надел пальто и сошел на берег. Море серебрилось в свете луны, оно дремало, утомившись от непрерывных штормов.

Журавлевы жили неподалеку от берега, и Савчук уже через несколько минут поднимался на третий этаж. Дверь квартиры была приоткрыта, и он отчетливо услышал голос Журавлева:

— Катенька, и не вздумай идти на причал. Евгений Антонович отдыхает. Я очень просил прийти его, но он не мог.

Дверь закрылась, и Савчук, постояв с минуту в нерешительности, начал спускаться по лестнице. «Нет, не надо сегодня. Не пойду...»

Он спустился к берегу. Всегда в шуме моря ему чудились людские голоса, и один из них, так глубоко запавший в душу, — голос командира лодки Василия Грачева. Вот тут, совсем недалеко, где стоит сейчас «Бодрый», швартовалась его лодка... Савчуку вспомнился сентябрьский вечер 1941 года, когда на рейд Полярного вошла подводная лодка капитан-лейтенанта Уткина и произвела орудийный выстрел. Стоявшие рядом с адмиралом Головко заметили, как тот нахмурился. Грачев шепнул Савчуку: «Ну и задаст им сейчас командующий». Но вот лодка ошвартовалась у пирса. Уткин и командир дивизиона Магомед Гаджиев, принимавший участие в походе, доложили командующему, что в море потоплен фашистский транспорт водоизмещением в шесть тысяч тонн. В честь этой победы произведен салют из пушки холостым снарядом. Командующий горячо поздравил подводников с боевым успехом и сказал, что повод для салюта был действительно подходящий. С тех пор такие выстрелы на рейде Полярного стали традиционными.