Мы с Хиллманом тихонько вышли из комнаты и спустились в гостиную, где нам предстояло ждать решающий телефонный звонок. Телефон стоял в нише бара, а параллельный аппарат, по которому я мог слушать разговор, в буфетной. В нее проходили через комнату с роялем и столовую, показавшуюся мне такой же унылой, как запущенный музейный зал. Здесь, в столовой, особенно ощущалось прошлое — словно сильный запах, происхождение которого вы не могли определить. Казалось, сама архитектура дома с его массивными, потемневшими от времени балками, толстыми стенами и окнами в глубоких нишах вынуждала хозяина чувствовать себя феодальным лордом, хотя Хиллман в роли средневекового гидальго выглядел как маскарадная маска в нелепом костюме.

Наверно, и он и его жена даже при Томе чувствовали себя неуютно в этом громадном доме.

В гостиной, сидя перед затухающим камином, я получил возможность задать Хиллману еще несколько вопросов. Хозяев дома обслуживали двое слуг — муж и жена Перес; они ухаживали за Томом чуть не со дня его рождения. Миссис Перес, вероятно, была сейчас на кухне, а ее муж уехал в Мексику навестить родственников.

— Вам точно известно, что он в Мексике?

— Как вам сказать… Его жена получила от него открытку из Синалов. Во всяком случае, чета Перес предана нам и Тому. Они работают у нас с тех пор, как мы приобрели этот дом.

— Когда это было?

— Лет шестнадцать назад. Мы переехали сюда втроем, как только меня демобилизовали из военно-морского флота. Вместе с одним инженером мы основали здесь фирму «Технические новинки» и вскоре поставили дело на широкую ногу, снабжая военное ведомство и Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства некоторыми деталями.

Недавно я получил возможность значительно сократить объем своей работы в фирме.

— Но вы еще довольно молоды, мистер Хиллман, чтобы устраняться от дел.

— Я остался председателем правления и бываю там несколько раз в неделю.

Я много играю в гольф, часто охочусь, занимаюсь парусным спортом. — Он говорил таким тоном, будто его крайне утомляла подобная жизнь. — В течение нынешнего лета я занимался с Томом дифференциальным исчислением, поскольку его не преподают в средней школе, а оно может пригодиться ему, если он поступит в Калифорнийский политехнический или в Массачусетский технологический институт, который, кстати, окончил я сам. Элейн в свое время окончила Радклиффский университет.

«Мы богатые, мы образованные, мы настоящая элита! И как только мир позволил себе нанести нам такой нечестный удар?!» — вот какую мысль пытался он мне внушить.

В нише бара раздался звонок. Пока я топливо обходил вокруг большого обеденного стола, звонок повторился. В дверях буфетной я чуть не сбил с ног низенькую, полную женщину, вытиравшую руки фартуком. Взгляд ее выразительных темных глаз задержался на мне.

— Я торопилась к телефону, — объяснила она.

— Ничего, я сам возьму трубку.

Женщина ушла на кухню, и я закрыл за ней дверь. Буфетная освещалась лишь слабым светом, проникавшим из столовой через полукруглое отверстие для подачи блюд. Я осторожно поднял трубку.

— В чем дело? — послышался мужской голос. — Вы что, предоставили ФБР или еще кому-нибудь возможность подслушивать нас? — Акцент выдавал в неизвестном уроженца западных штатов.

— Нет, что вы? Я в точности выполнил ваши указания.

— Надеюсь, мистер Хиллман. В противном случае мне пришлось бы просто-напросто повесить трубку, и вы никогда бы не увидели своего Тома.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — умоляюще попросил Хиллман. — Я приготовил деньги, они вот-вот будут у меня. Я готов передать их вам в любое время.

— Двадцать пять тысяч мелкими банкнотами?

— Да. Самые крупные — двадцать долларов.

— И никаких пометок на них?

— Я же сказал, что в точности выполнил ваши указания. Для меня нет ничего дороже безопасности сына.

— Ну и отлично, мистер Хиллман. Вам не откажешь в сообразительности, хвалю. Вообще-то мне очень неприятно поступать с вами подобным образом. Еще более неприятным было бы причинить вред вашему чудесному мальчику.

— Том сейчас с вами?

— Более или менее. Недалеко.

— Я мог бы поговорить с ним?

— Нет.

— Но как я могу убедиться, что он жив?

— Вы не доверяете мне, мистер Хиллман? — после долгой паузы проговорил неизвестный. — За это не хвалю.

— Как же я могу доверять… — Хиллман вовремя прикусил язык.

— Я понял, вы хотели сказать: как можно доверять такому подонку? Ну, это не наша головная боль, Хиллман. Наша головная боль вот в чем: как мы можем доверять такому подонку, как ты? Я знаю о тебе, Хиллман, куда больше, чем ты думаешь.

Снова наступила пауза, слышалось лишь дыхание обоих собеседников.

— Ну, так могу я?

— Можете что? — с трудом скрывая отчаяние, спросил Хиллман.

— Доверять тебе, Хиллман?

— Да.

Опять пауза, заполненная тяжелым дыханием в трубке.

— Придется все же поверить вам на слово, Хиллман, — опять послышался голос в трубке. — Пора перейти к делу. Мне нужны деньги, но вы должны понять, что это не выкуп, а плата за информацию. Ваш сын не похищен. Он пришел к нам по собственному желанию и…

— Я не… — Хиллман снова вовремя остановился.

— Не верите? Спросите у него сами, если вам представится такая возможность.

— Послушайте, — резко проговорил Хиллман. — Вы сейчас сказали, что пора перейти к делу. Так вот, где и когда я должен вручить вам деньги?

Гарантирую, что ваши указания будут в точности выполнены.

Неизвестный отреагировал на резкость Хиллмана новой грубостью.

— Не спеши, приятель! Не забывай, что хозяин положения я.

— В таком случае назовите свои условия.

— Назову, когда найду нужным, а пока, Хиллман, я, пожалуй, дам тебе еще некоторое время подумать. Ты, как видно, считаешь, что сидишь в седле. Ну так слезай и поползай на коленях!

В трубке послышались гудки отбоя.

Когда я вернулся в гостиную, Хиллман все еще стоял с телефонной трубкой в руке. Он машинально положил ее на аппарат и подошел ко мне.

— Он не захотел дать никаких доказательств, что Том жив.

— Я все слышал и могу сказать одно: так обычно ведут себя все гангстеры. Вам остается положиться на его милосердие.

— Его милосердие!.. Он разговаривал, как маньяк, наслаждающийся тем, что причиняет боль.

— Будем надеяться, что он удовлетворится той болью, которую уже причинил вам, а особенно вашими деньгами.

Хиллман опустил голову.

— По-вашему, мой сын в опасности?

— Да. Возможно, он и не маньяк, этот преступник, но, во всяком случае, не очень уравновешенный тип. Утром звонил он же?

— Он.

— Вам не показался знакомым его голос? В его тоне прозвучали какие-то нотки, я бы сказал, обида. Может, это какой-нибудь бывший служащий вашей фирмы?

— Крайне сомнительно.

— Есть ли хоть доля правды в его утверждении, что Том сам пришел к нему?

— Нет и нет! Том слишком порядочный мальчик.

— Но способен ли он здраво рассуждать?

Хиллман промолчал, видимо, считая мой вопрос излишним, подошел к бару, налил полный стакан виски и залпом выпил.

— Вы не допускаете, что Том придумал всю эту историю с вымогательством при помощи одного из своих дружков или даже нанял кого-нибудь специально для этой цели?

Хиллман высоко поднял пустой стакан, и по его внезапно побагровевшему лицу я понял, что он с трудом сдержался, чтобы не швырнуть им в меня.

— Нелепая мысль! Зачем вы мучаете меня подобными предположениями?

— Я не знаю вашего сына, а вы должны знать.

— Никогда он не поступит со мной так!

— И все же вы нашли нужным поместить его в «Забытую лагуну».

— Я был вынужден это сделать.

— Почему?

— Вы настойчиво задаете мне одни и те же идиотские вопросы! — с бешенством крикнул Хиллман.

— Я пытаюсь разобраться в состоянии Тома. Если есть хоть малейшие основания предполагать, что Том сам придумал эту историю с похищением, чтобы, скажем, отомстить вам или получить деньги, придется обратиться в полицию.