— Сколько ей лет?

— Я в ее метрики не заглядывал, но думаю, лет тридцать. А наряжается как молоденькая — юбка выше колен…

— Что было на ней вчера?

— Темное или синее платье с блестками и очень низким вырезом… Мне не понравилось, когда я увидел, как Том обнял ее.

— Вы когда-нибудь видели ее с другими мужчинами?

— Нет. Я уже говорил, что видел ее один или два раза, и только с Томом.

— Так один или два раза?

Джекмен на минуту задумался.

— До вчерашнего дня дважды. Первый раз недели две назад, в воскресенье, когда он пришел с ней на наш концерт. Она была пьяна и заявила, что хочет танцевать. Видите ли, джазы, которые играют специально для желающих потанцевать, облагаются более высокими налогами, поэтому танцы в баре запрещены. Когда ей сказали об этом, она раскричалась и утащила Тома.

— Ну, а второй раз?

Джекмен замялся, но потом все же ответил:

— Дней десять назад, вечером в пятницу. Они пришли уже около полуночи и заказали по бутерброду. В перерыве я прошел мимо их столика, но Том не пригласил меня присесть и не познакомил со своей приятельницей. Да я и не напрашивался, тем более что разговор у них был жаркий.

— Вы не слышали, о чем шла речь?

— Слышал, — с внезапным ожесточением заявил Джекмен. — Она говорила ему, что ей нужны деньги, чтобы уйти от мужа.

— Вы уверены, что не ослышались?

— Уверен на все сто.

— А Том? Он что?

— А Том сидел как окаменелый.

— Он был пьян?

— Нисколько. Она одурманила его чем-то почище вина.

— Наркотиками?

— Да нет, я не в том смысле, я вот об этом. — И Джекмен нарисовал в воздухе женскую фигуру.

— Однако вы сказали «одурманила»!

— В переносном смысле. — Джекмен машинально погладил руку выше локтя.

— Вы колетесь?

— Нет, сэр… Я болен телевидением, — смущенно улыбнулся Джекмен.

— Покажите-ка руки.

— Не обязан.

— Я лишь хочу проверить вашу правдивость, и больше ничего.

Джекмен не стал артачиться, закатал рукава и показал тонкие желтые руки, испещренные следами старых уколов.

— Семь лет назад меня выписали из больницы после принудительного лечения, и с тех пор, слава богу, ни-ни…

— Вот и превосходно, мистер Джекмен. Скажите как опытный человек: Том употребляет наркотики?

— Как опытный человек отвечаю: нет, не употребляет. Я читал ему целые лекции на эту тему, и он, по-моему, хорошо их усвоил, хотя у музыкантов много соблазнов… Жаль, не рассказал ему кое-что о женщинах.

— Я что-то не слышал, чтобы это помогало… Вы когда-нибудь видели Тома и блондинку в компании с другими?

— Нет.

— Он знакомил ее с кем-нибудь?

— Сомневаюсь. Он явно хвастался ею, но держал только для себя.

— Вы не знаете ее фамилии?

— Откуда же?

Я встал и поблагодарил Джекмена.

— Извините, если я грубо обошелся с вами.

— Со мной обращались и грубее…

Мотель «Дак» находился на окраине города или, точнее, в довольно захудалом пригороде Приморском. Двенадцать или пятнадцать коттеджей мотеля, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет, были разбросаны на площадке перед обрывом. На грязном щебне перед нами стояло несколько машин старых моделей.

Дождь прекратился, и с запада из разрыва между тучами пробивался желтый свет, словно зажженный кем-то специально, чтобы показать все убожество мотеля.

Я поставил машину около домишки с вывеской «Контора» и вошел. На прилавке стояла картонка с написанной от руки просьбой нажать кнопку звонка «Для вызова владельца», что я и сделал, однако безрезультатно: звонок не работал. Нагнувшись над прилавком, я обнаружил на полке под ним телефон и металлический ящик для картотеки с пятнадцатью пронумерованными секциями. В регистрационной карточке на коттедж номер семь имелась запись трехнедельной давности, гласившая, что «мистер и миссис Роберт Браун» платят за него столько-то долларов еженедельно. Графы карточки для домашнего адреса и номера машины остались незаполненными.

За моей спиной скрипнула дверь, и в контору ввалился рослый старик с лысой, как у кондора, головой. Он выхватил у меня карточки и сердито спросил:

— Чем вы тут занимаетесь?

— Проверяю.

— Проверяете?! Что проверяете?

— Здесь ли еще мои знакомые Боб Браун и его жена.

Старик поднял карточку к свету и уставился в нее, беззвучно шевеля губами.

— Здесь, — подтвердил он. — Во всяком случае, еще утром были здесь.

Старик посматривал с явной подозрительностью. Очевидно, знакомство с Браунами не служило в его глазах хорошей рекомендацией. Я попытался расположить его к себе.

— У вас есть сейчас свободный коттедж?

— Целых десять, выбирайте любой.

— И во сколько он мне обойдется?

— Все зависит от срока…

— Пожалуй, я сначала потолкую с Браунами, спрошу, долго ли они еще пробудут здесь.

— Чего не знаю, того не знаю. Они прожили у меня три недели. — Старик почесал подбородок. — Вам, если вы приехали один, я могу сдать коттедж номер восемь совсем недорого. Он рядом с коттеджем, который снимают Брауны.

— Все же я поговорю с ними.

— Попытайтесь, хотя вряд ли застанете их дома.

Коттедж номер семь оказался на замке. На мой стук никто не ответил. Я повернулся, собираясь уйти, и увидел хозяина мотеля. Он стоял у коттеджа номер восемь, и как только я подошел к нему, церемонно распахнул дверь.

— Вот взгляните. Могу сдать за полцены, если вы действительно хотите пожить здесь.

Я переступил порог и вошел в холодную, мрачную комнату. Стены были покрыты той же неестественно зеленой краской, что и весь коттедж. Лучи солнца, проникая сквозь щели жалюзи, падали на тощую постель и потрепанный ковер на полу. Я слишком часто ночевал в подобных комнатах, чтобы решиться провести тут хотя бы одну ночь.

— Здесь чисто, не сомневайтесь, — заметил старик.

— А я и не сомневаюсь, мистер Дак.

— Я сам убирал… Кстати, я не Дак. Моя фамилия Станислаус. Дак продал мне мотель несколько лет назад, но я все не соберусь сменить вывеску. Да и смысла нет: скоро здесь все снесут и построят многоквартирные дома. Так как вы решаете?

— Все зависит от планов Брауна и его жены.

— На вашем месте я не стал бы связывать свои планы с планами Браунов.

— Это как же понимать, мистер Станислаус?

— Он же скандалист, каких свет не видел! Вы-то, конечно, знаете, как он относится к своей маленькой жене-блондиночке. Я пытался образумить его, да где там! «Не суйте, — говорит, — нос в чужие дела»! Хоть он и ваш друг, я…

— Не такой уж он мне друг… Неужели он стал вести себя еще хуже?

— Сегодня при мне несколько раз ударил жену. Я бы мог выгнать его из мотеля, да поможет ли это женщине? Он бил ее только за то, что она позвонила кому-то. Все время держит ее взаперти, как в тюрьме… Вы давно знакомы с Брауном?

— Не очень, — неопределенно ответил я. — Мы познакомились в Лос-Анджелесе.

— В Голливуде?

— Да, в Голливуде.

— Это правда, что она имела какое-то отношение к кино? Однажды она упомянула, что в свое время снималась, но он тут же прикрикнул на нее.

— Похоже, что их брачный союз трещит по всем швам.

— Вот именно. Готов поспорить, вас интересует не он, а она. По-моему, страстная бабенка. Был бы я в ваших годах, обязательно приударил бы за ней!

— Да и я не так уж молод.

— Не скромничайте… А ей, знаете, нравится молодежь. Между нами говоря, она ведь встречается с каким-то юношей.

Я быстро достал фотографию Тома, полученную от Элейн Хиллман.

— С ним?

Станислаус взял фотографию и, держа ее в вытянутой руке, подошел к окну.

— Он. Интересный парень. И фотография отличная. Откуда она у вас? — поинтересовался он, возвращая снимок.

Я сказал ему правду или, во всяком случае, часть правды:

— Он сбежал из школы-пансионата, а я частный детектив, которому поручено его найти.

На лице Станислауса отразился страх.