— Когда припирают к стенке, кто вспоминает про друзей? Ты знаешь, кто я для них?

— Кто?

— Красный флаг. Я выдаю их с головой. Полиция знает, что среди них есть рыжеволосая девушка. Они не рискнут появиться в моей компании. Они говорят, что возьмут меня с собой, но я-то знаю.

— Вы — в их команде, — сухо заметил Питер.

— Когда корабль тонет, каждый стоит за себя. Я для них опасна, внезапно она улеглась на кровать рядом с Питером. Он чувствовал на щеке ее дыхание. — Помоги мне, Питер. Пожалуйста, помоги мне.

Питер лежал, не шевелясь. В бок ему гулко стучало сердце Труди.

— Моя милая девочка, как мне тебе помочь? Я не могу даже встать с этой кровати и пройти в соседнюю комнату. Я должен скакать, как мячик. Я не могу никому помочь, даже себе. Я не думаю, что они бросят тебя, но, если они это задумали, я для тебя ничего не смогу сделать.

— Ты что-нибудь придумаешь, — упорствовала Труди. — Найдешь выход, спасешь себя, остальных… и меня. Я не умею думать. Никогда не умела. Всегда шла за кем-то. Ты не такой, как я. Ты — выдумщик.

— Ну, я хотел бы задать тебе один вопрос. Как я и Тьюзди можем добраться до оружия?

— Никак, — без малейшего колебания ответила Труди. — Один ваш шаг, и Эмили мертва. Ее постоянно держат под наблюдением. Тьюзди тебе не помощник.

— А как насчет тебя?

Дрожь пробежала по ее телу.

— Я не хочу умирать, Питер. Ты видел, что происходит, когда в человека стреляют четыре или пять раз. Он подпрыгивает и падает, как куль. Я не хочу этого, Питер. Не хочу!

В коридоре послышались шаги. Мгновенно Труди вскочила и плюхнулась на стул, на котором сидела до того, как Питер пришел в себя.

— Спи! — яростно прошептала она. — Не шевелись!

Луч фонаря пробежался по комнате. Задержался на Питере. Тот лежал, закрыв глаза.

— Никаких признаков жизни? — спросил Крамер.

— Похоже, он без сознания, — ответила Труди.

— Чертов болван!

— Что ты собираешься с ним делать, К.К.?

— Стараюсь сохранить ему жизнь. Старик уперся. Он нам нужен, следовательно, нельзя подпускать парней к Стайлзу.

— А потом?

— Не думай об этом, Труди, — посоветовал Крамер.

— Они не возьмут меня с собой.

— Нельзя менять правила в разгаре игры.

— Какие правила? Какая игра, К.К.?

— Игра называется выживание, крошка. А правила таковы: никто и ничто не должны стоять на пути к спасению. Когда приблизится развязка, мне будет грозить такая же опасность, что и тебе.

— Они рассчитывают на тебя, — возразила Труди.

— В критических ситуациях им рассчитывать не на кого. Даже друг на друга. Твой догадливый приятель, что лежит на кровати, знает об этом. Иначе зачем затевать драку, в которой нет надежды на победу? Я сказал им, что Стайлз должен жить, иначе Тьюзди нам не поможет. Они-то хотят учинить ему долгую и мучительную смерть. Но они уже начали задумываться, нужен ли им Тьюзди. Если кто-то из нас ошибется, сюда сбежится целая армия, и нам не уйти. Увлекательная перспектива, не правда ли?

— Нам действительно нужен Тьюзди?

Крамер шумно вздохнул.

— Мы должны знать, когда прекратятся поиски Линды в этих местах. Какой-нибудь идиот наверняка забредет сюда за кружечкой воды. И только Тьюзди может представить все так, будто здесь ничего не изменилось. Отправить незваного гостя куда подальше, не вызывая подозрений. В этом он незаменим. Если мы уйдем прямо сейчас, нам не выбраться из лесов. В поисках задействованы сотни людей. Мы должны сидеть тихо, как мышки, и ждать, пока они не покинут леса. Или… — он смолк на полуслове.

— Или что?

— Ты знаешь, какую свинью подложил нам Джорджи? — продолжил Крамер. Он уволок не ту девушку. Эмили рассказала мне о ней. Почтенная семья, всеобщая любимица. Представляешь, что это значит? Он превратил всех мужчин города в убийц, таких же жестоких и неумолимых, как твои друзья, Труди. Они разорвут нас на куски, если найдут. Нам не устоять против штурма, узнай они, что мы в «Причуде». Раньше нас искали два-три полицейских. Теперь против нас армия. Вот что сделал Джорджи. Тьюзди — наш единственный шанс, луч фонаря упал на кровать. — Постарайся привести его в чувство. Утром у нас будет военный совет. Он мне там нужен.

— Он не сможет спуститься на одной ноге.

— Тогда придется притащить его.

Луч погас, в коридоре затихли шаги Крамера. Девушка вновь присела на кровать. Ее холодные пальцы нащупали руку Питера.

— Утром все решится, — прошептала она. — Он прав насчет Бена, Дьюка и Телицки. Они могут взбеситься в любую минуту и первым делом набросятся на тебя.

— Для вас это не имеет значения.

— Еще как имеет, — с жаром возразила Труди. — Не стану обманывать тебя, Питер. Главное для меня сейчас — остаться в живых. И в этом я могу рассчитывать лишь на тебя, Тьюзди и двух женщин.

— Тогда вернемся к оружию. Где они хранят ружья и патроны?

— Есть специальная комната… с подставками для ружей. Там их держал Тьюзди. Но они забрали ружья и спрятали их в другое место. Я не спрашивала, куда, потому что ни разу не стреляла из ружья.

— Вот и спросите. Это естественно. Если люди Саутворта начнут осаду «Причуды», вы должны иметь возможность защитить себя. Спросите.

— Хорошо, я спрошу. А что потом?

— Не знаю…

После того как его избили, Питер был без сознания несколько часов. Слабый серый свет начал просачиваться в окна спальни. Питер лежал смирно, наблюдая за рассветом, каждое движение причиняло боль. Он прекрасно понимал, что, возможно, наступал последний день его жизни.

Даже мысль о сопротивлении казалась абсурдной. С одной стороны четверо вооруженных до зубов парней, ни в грош не ставящих человеческую жизнь, пьянеющих от насилия. С другой — едва передвигающийся, одноногий калека, старик со старухой, мечтающие лишь о том, чтобы прожить лишний час или день, и перепуганная женщина, знающая, что на нее могут наброситься в любой момент. И Труди, даже если будет и дальше заботиться о собственном спасении, едва ли могла считаться надежным союзником. Слишком уж неравны силы.

Питер задумался, а так ли он отличается от Труди, сидевшей на краешке кровати в предрассветном полумраке? Волновался ли он о ком-либо, кроме себя? Боялся ли он умереть? Сотню раз говорил он себе в прошлом, что без страха встретит смерть, когда придет его черед. Это случается с каждым. Но разве таким представлял он свой конец? Такая смерть не несла печать неизбежности. Эти четыре жаждущих крови подонка не представляли никакой ценности ни для самих себя, ни для всего мира. Кто дал им право решать, кому жить, а кому умереть? Тьюзди прожил достаточно, чтобы примириться со смертью. Эмили, скорее всего, не захочет жить без Тьюзди. Но он, Питер, не готов к смерти. Сколько еще надо сделать! И у Линды Грант впереди целая жизнь, любовь, семья, дети. Тьюзди по-прежнему может творить, и Эмили не дает угаснуть его таланту. Нельзя допустить, чтобы бесчувственные мясники оборвали их жизни. Но как остановить их? Сидеть и ждать, потому что борьба кажется бесполезной, или сопротивляться до последнего момента, пока палец не нажмет на спусковой крючок и кусочек свинца не пошлет тебя в вечность?

Философствовать нечего, сказал себе Питер. Или он сможет овладеть оружием, или нет. Или получить помощь извне, или рассчитывать на нее не придется. Он не мог думать о грехе и добродетели, бессмертии и несправедливости. Надо было решать, что делать дальше, как нанести ответный удар.

Но с чего начать? Ружье нацелено в Эмили. Другое — в Линду. Если Эмили будет грозить опасность, Тьюзди не сдвинется с места. Лежа в кровати, на холодной заре, Питер понял, что для Тьюзди Эмили олицетворяла красоту. Он рисовал ее в молодости, потому что та была красавицей, и с тех пор она для него не изменилась. Эмили являла ему совершенство. Старый художник не замечал, что годы берут свое. Красота служила движущей силой его жизни, и символом красоты была Эмили. Никакая цена, никакая победа не заставили бы Тьюзди принести красоту в жертву.