— Он успел что-то сделать? — первым делом спросил блондин.
— К счастью, нет.
— Слава Божу! — чистосердечно выдохнул старшина и обратился к своим спутникам: — Этот человек обвиняется в убийстве казначея речного порта Сефо Сеппа, убийстве ювелира Триффа Тьезаре и покушении на другие жизни.
Судя по лицам стражников, они, может, и не питали особой нежности к умершим, зато их обидчика щадить не собирались: подняли пленника с пола, не особенно церемонясь, и повели на улицу, сжимая пальцы на его локтях с хорошо слышным хрустом. Причем хрустели кости явно не конвоиров.
— Я справлю все необходимые бумаги, — заверил блондин. — Вам останется только поставить свои подписи, но это будет уже после праздника.
— Надеюсь, в вашем городе надежная тюрьма? — спросила несостоявшаяся жертва.
— Не извольте беспокоиться! — Старшина Сепп улыбнулся так, что всем сразу стало ясно: подписи и впрямь будут формальностью. Так сказать, последним шагом перед сдачей дел в архив, потому что к тому моменту обвиняемый уже понесет заслуженное наказание.
— Примите мою искреннюю благодарность. — Молодой человек церемонно поклонился стражнику, но тот махнул рукой в мою сторону:
— Вот кого нам всем надо благодарить! Увидимся позже, эрте, и надеюсь, больше ничто не помешает вам наслаждаться праздником!
Надо было бы отправиться наверх и наконец-то одеться как следует, но вместо этого я опустился на ближайшую лавку, оперся спиной о край стола и устало прикрыл глаза.
Исход любого поединка решает случай. Я бы, конечно, догнал бритоголового, хотя бы уже на улице, потому что ходить затылком вперед крайне неудобно. И ему пришлось бы показать мне спину. К тому же в толпе не слишком сподручно драться. Вот ударить исподтишка — это пожалуйста. Ударить и убежать. Но такие вещи обычно проделывают налегке, а не с заложником под мышкой.
Да, я бы догнал его. И не оставил бы в живых, это точно. А так мой грех возьмет на себя кто-то другой. Кто-то, для кого убийство станет справедливой карой. Кто-то…
Другой.
Я снова сделал все чужими руками. В который уже раз? Дайте-ка вспомнить!
Сразу после Катралы, та деревенька, полная рабов. Они восстали, потому что не смогли больше терпеть. Потому что среди них нашлись люди, способные не только на мысли, но и на поступки. В Ганна-Ди интересы разных сторон тоже столкнулись задолго до моего появления, и, скорее всего, борьба завершилась бы тем же самым исходом, разве что дней на нее понадобилось бы немногим больше. А теперь здесь, в Аллари.
Единственное, что я должен был сделать сам… Нет, то, что я хотел сделать сам, вновь случилось по собственной воле. Словно в насмешку над моими намерениями. Словно с недавнего времени события, в которых я принимаю участие, всего лишь декорации на сцене. До них вроде бы легко дотронуться, но пальцы проходят насквозь через ветхую ткань реальности и ничего не могут поймать.
Мир избегает встречи со мной? Очень похоже. И должно быть, тому есть причина. Но как узнать, за что на меня вдруг свалилось это наказание?
Можно отдавать приказы, можно их исполнять. На первое всегда трудно решиться, со вторым — смириться, и все же то и другое вполне понятно. Привычно. Объяснимо. А теперь только и получается, что бросать на ветер слова, самому себе не веря, и мучительно гадать, в чьи уши они влетят и в чьих душах останутся…
И остается лишь смотреть на происходящее, с ужасом и надеждой дожидаясь итога.
— Почему вы это сделали?
Он присел на лавку рядом со мной, но, слава Божу, не стал заглядывать мне в глаза.
— Что «это»?
— Спасли мне жизнь.
— Скорее, жизнь вам спас ваш дядюшка. Если бы не он…
— Жалеете?
Да, хорошо, что мы не видим сейчас лица друг друга.
— Наверное.
— Из-за чего? Из-за того, что не схватились в драке с тем сумасшедшим?
Ага. Немного телесной боли не помешало бы. Или даже много. Она помогла бы мне снова вернуться к реальности. Снова почувствовать себя частью мира.
— Он мог оказаться сноровистее вас. Да и по возрасту…
— Трудно привыкнуть к тому, что стареешь, — проскрипел дядюшка, помешивая угли в очаге орудием справедливого возмездия.
Старею? Не слишком ли рано об этом говорить? Я ведь еще могу выйти против… ну почти любого противника и рассчитывать на победу. Сила в руках все еще есть, никуда не делась. Зрение не подводит. Ноги не подгибаются в самый неподходящий момент. Вот только действий в моей жизни почему-то становится все меньше и меньше. С каждым днем.
— Я пока не собираюсь уходить на покой.
— Оно и видно, — заметил старикан, как мне показалось, с легкой ехидцей.
— Все закончилось наилучшим образом, — уверенно заявил юноша. — Иначе кто-то мог пострадать.
Ну да. Я. Или заложник. А так все сыграли отведенные им роли, и спектакль завершился к всеобщему удовольствию.
— Но вы так и не ответили. Почему вступились за меня?
А он настырный. Зануда малолетний!
— Это имеет значение?
Молодой человек повернулся так, чтобы видеть мои глаза.
— Какая опасность мне угрожала? У него не было ножа или чего-то подобного в руках. Только незамысловатая безделушка.
— И все же вы испугались.
— А как не испугаться? Вы выскочили на лестницу чуть ли не в чем мать родила, да еще с таким страшным лицом, что даже отъявленный смельчак начал бы делать глупости! К тому же я не люблю, когда мне выкручивают руки. Но мы снова ушли в сторону… По вашему виду было понятно: то, что происходит, несет в себе угрозу. И я хочу знать какую.
А разве это еще имеет значение? Убийца обезврежен, пойман и препровожден в место, откуда ему нет обратной дороги. Все живы. Ну кому повезло уцелеть. Так зачем снова лезть в корзину с грязным бельем?
— Четверть часа назад вы могли умереть, — раздался с лестницы женский голос.
За время, пока мы внизу играли в героев, Лус успела переодеться, причем, судя по тому, как платье село на тонкую фигурку, глаз у того, кто подбирал сменную одежду, и впрямь был наметан самым удивительным образом.
— Неужели? — усмехнулся молодой человек, внимательно глядя на спускающуюся в зал девушку. — Это вряд ли.
— Вы бы сильно удивились. Напоследок.
Взгляды обоих полыхнули алым огнем, прямо как угли под кочергой старика.
— Вы, должно быть, недавно в этих краях и еще не успели узнать…
— Я умирал здесь трижды, — просто и бесхитростно сказал демон по имени Конран. — И еще один раз меня убили. Почти.
— Тогда я не совсем понимаю…
Лус подошла к очагу, позаимствовала у дядюшки его железную игрушку и вытолкнула на пол останки смертоносного, хотя и такого безобидного с виду оружия Цепи одушевления. Пряжка не успела сильно пострадать, зато то, что на нее было нанизано, исчезло безвозвратно, оставив после себя лишь несколько жирных пятен на потускневшем металле.
— С помощью этой штуки можно убить любого демона. Вернее, поймать в плен. Вечный.
Во взгляде чудом спасенного зануды отразилось вполне закономерное сомнение, и Лус, тяжело вздохнув, продолжила:
— Некие люди, облеченные в этом мире достаточной властью, нашли способ исполнять желания и не рисковать своей душой. Как и что они проделывают, неважно, но после всего демон перестает существовать. Остается одно лишь безвольное вещество, способное даровать… Все что только захочется.
— Верится с трудом.
Девичье лицо слегка помрачнело.
— Мне пришлось через это пройти.
— Но вы до сих пор здесь, с нами, — улыбнулся молодой человек.
— Слишком дорогой ценой.
— И все-таки шанс спастись есть?
Лус посмотрела на своего собеседника с горестным сожалением:
— Шанса нет. Есть человек, в теле которого обретается демон. И только от этого человека зависит, кто будет жить, а кто умрет.
— От человека?! — Зал гостевого дома наполнился заливистым смехом. — Как человек может что-то решать, если уже впустил меня в свое тело? Теперь я полновластный хозяин всего этого богатства! Только я!
