Каким бы странным ни выглядел поступок демона, преследователя он все же остановил. Видно, охотник за эссенцией не пожелал купаться в весенней воде: отступил назад, двигаясь теперь уже со скоростью всех остальных прохожих, и оказался в задних рядах зевак, сгрудившихся на набережной.

— Кто-то упал в реку!

— Да где? Не видно же ничего!

— Женщина вроде…

— А чего так быстро на дно ушла?

Следующие несколько секунд я не думал ни о чем. Нарочно не думал, осознанно, хотя в голове пронеслись целые стада самых разных мыслей, начиная от того, что тело Лус вообще вряд ли умеет плавать, а тем более нырять, и заканчивая воспоминаниями о наблюдениях за рекой, чтобы сообразить, куда и откуда направлено течение в этом месте города, насколько глубоким может быть русло и хватит ли объема моих легких, чтобы найти девицу раньше, чем она благополучно захлебнется и утонет уже по-настоящему.

Сотня футов через плотно сбившуюся на набережной толпу. Скрипнувшее дерево парапета, ставшего опорой для прыжка. Мгновение полета и… Цепкие объятия воды.

Она и вправду была не слишком холодной, как я понял потом, но поначалу показалось, что меня живьем вмуровали в ледяную глыбу. Тело испуганно онемело от неожиданной смены тепла на холод, тем более что после усиленной нагрузки разгорячилось еще больше, чем от солнечных лучей, и ответило на мои приказы не сразу. Очнулось, только когда ноги коснулись дна, и аж зазвенело от напряжения.

В воде было темновато, но, благодарение Божу, от теней, отбрасываемых сваями, а не по причине большой глубины. И блеклое платье Лус, сливающееся с цветом речного дна, а потому почти незаметное сверху, трепетало разглаживающимися складками совсем близко.

Он даже не попытался всплыть между сваями…

Чтобы как можно быстрее уйти под воду, нужно избавиться от излишков воздуха в груди — это демон наверняка знал. Но того, что тело Лус, никогда не ощущавшее вокруг себя большой воды, судорожно выдохнет вообще почти все, что имелось в легких, даже не предполагал. Или не стал об этом раздумывать, предпочтя утонуть, только бы не попасть в руки охотника за эссенцией. А вот я умирать не собирался и потому наделал запасов вдоволь. За двоих.

Ее губы не хотели разжиматься, сведенные судорогой, пришлось надавить, заставляя рот раскрыться, выпустить последние, уже бесполезные пузыри, а потом плотно прижать к своему, с силой выдыхая содержимое груди. Лус вздрогнула, задергалась было, то ли вырываясь, то ли пытаясь всплыть самостоятельно, но вдруг снова обмякла в моих объятиях, да еще попыталась вернуть вдох обратно. Больше всего на свете мне захотелось в этот момент выругаться, но негодовать было не ко времени, и я с силой оттолкнулся от дна…

Шум в ушах, что водяной, что порожденный людьми, равно мешает разбирать отдельные слова, если гомонят все и повсюду, но когда наши головы показались над речной гладью и восторги зевак, в первую минуту поистине оглушительные, чуть стихли, над набережной явственно прозвучало:

— Похоже, лучшего улова сегодня уже и быть не может!

Наверное, если бы в Аллари так свято не почиталось ныряние в воду на излете весны, трудностей на долю двух вынужденных купальщиков пришлось бы куда больше. А так мне всего лишь потребовалось доплыть до ближайшего плотика, пришвартованного к набережной, и принять помощь, предназначенную ловцам жемчуга.

Когда нас вытаскивали из объятий реки, Лус уже пришла в себя, но благоразумно помалкивала, приняв растерянно-виноватый вид. На девичьи плечи тут же заботливо накинули пару плащей, я предпочел сначала стянуть с себя ставшую неприятно тяжелой куртку и рубашку, прилипшую к коже, и только потом закутаться в предложенное одеяло. Подниматься по узкой лесенке на набережную мы не спешили. Хотя бы потому, что сейчас между демоном и его преследователем оставалось расстояние, слишком большое для внезапного нападения, зато там, наверху, где столпились десятки, а может, и сотни людей…

— Что с вами стряслось? — участливо осведомился старшина Сепп, ловко, как заправский матрос, скатившийся на плотик по лестничному поручню.

Вместо того чтобы ответить, отшутившись или отмахнувшись от чужого любопытства, Лус посмотрела на меня. Весьма выразительно.

Ну да, конечно! Напрягать мозги опять придется мне. Как радушному хозяину, принявшему на себя все заботы о госте.

— Помните, я говорил, что вместо ювелира на порог лавки к нам вышел подмастерье? А вы еще заметили, мол, у эрте Тьезаре отродясь не было никаких помощников?

— Не было. Может, он и собирался взять кого, но еще пару дней назад точно был один как перст. Я как раз заходил в лавку… — Тут старшина Сепп чуть замялся и расплылся в глуповатой улыбке. — Заказ делал. А то все вокруг твердят, что пора остепениться. Вот и я решился. Ну вы ж понимаете?

Что ж, других подтверждений, пожалуй, уже не надо. Девяносто шансов из ста, что тот бритоголовый молодчик появился в ювелирной лавке неспроста. И девяносто девять шансов, что достопочтенного Триффа Тьезаре на этом свете нам найти уже не удастся.

— Скажу больше. Очень возможно, что человек, выдавший себя за подмастерье, имеет отношение к смерти вашего дяди.

— Каким боком? — искренне удивился стражник.

А действительно каким? Я-то вижу происходящее совсем с другой стороны, нежели старшина Сепп, и не могу начать рассказывать долгую историю про людей, демонов, Цепь одушевления и все остальное. Придется перевернуть историю с ног на голову.

Или попробовать зайти с тыла?

— Итак, мы сошлись во мнении, ваш дядя подписал себе смертный приговор, когда попытался что-то стащить у кого-то из приезжих. А теперь подумайте, кто обычно приезжает в Аллари на праздник жемчуга?

Блондин задумчиво нахмурил белесые брови:

— Те, кто хочет на него посмотреть.

— Не только. Когда человек, разинув рот, за чем-то наблюдает, это самое подходящее время, чтобы… Догадываетесь?

Обычно после правильно заданного вопроса следует единственно возможный, а главное, требующийся тому, кто спрашивает, ответ. Атьен Ирриги в этом деле был великим мастером, я — всего лишь нерадивым учеником, но старшина Сепп последовал правилам заданной игры со всем возможным старанием:

— Воришки! Да, их тут пруд пруди на яра-мари. Местные в такие дни ничего ценного с собой не носят: можно быстро остаться без денег, стоит только зазеваться.

Конечно. Этим грешат либо большие города, где даже близкие соседи с трудом знают друг друга в лицо, либо места, куда время от времени наезжают со всех краев Дарствия любители развлечений.

— Именно! Похоже, ваш дядя нарвался на одного из охотников за чужим имуществом.

— Разве у вора легче красть, чем у зеваки? — справедливо усомнился стражник.

— Не знаю, не пробовал. Но покойнику удалось это сделать. Правда, обворованный слишком скоро обнаружил пропажу, потому легко настиг обидчика и… наказал. Если все так и было, то понятно, почему тело вашего дяди оставили лежать там же, у склада. Бросить в реку значило бы привлечь внимание. Зато мертвое тело, выставленное напоказ, послужило бы предупреждением всем остальным злоумышленникам. Своего рода объявление: кто посягнет на мое богатство, не доживет до утра. Убийца не собирался покидать этот город, потому и «наследил». А с пристани отправился туда, где можно чем-нибудь хорошо поживиться. Впрочем, вполне возможно, что ювелир был целью с самого начала. Вы ведь сказали, что его работа пользовалась спросом?

— И еще каким!

— А в толпе народу, нахлынувшего на праздник, проще простого незаметно подобраться к лавке.

Я не был полностью уверен в весомости приведенных доводов и правильно делал, потому что следующий вопрос блондина едва не разбил все выстроенные мною декорации:

— Но зачем он тогда остался там, если сделал свое дело?

Не в бровь, а в глаз. Что можно сказать в ответ? Разве только рассеянно пожать плечами и предложить:

— Может, спросить у него самого?