Звезды под ногами — что может быть чудеснее? Золотистые, ярко-белые, изумрудно-серебряные, от крохотных до таких, что едва бы уместились в моей ладони. Всему этому наверняка было разумное объяснение: гнилушки, светляки и прочие природные странности, но ничего объяснять не хотелось, по крайней мере мне. Россыпи еле заметно мерцающих искр, беспорядочные и складывающиеся в причудливые узоры, заслуживали лишь одного. Восхищения. И в этом мы с Эби согласились без единого слова или взгляда друг на друга.

Она соскользнула вниз, всколыхнула траву, по звездному ковру прошла волна, и великолепие сада заиграло новыми красками, хотя, казалось бы, красоты, представшей перед нами, уже не могло стать больше. Мое приземление прошло с большими последствиями: что-то захрустело под сапогами, говоря в пользу предположения насчет светящихся жуков. Впрочем, мысли жалеть о безвинно погибших крохах не возникло. Хотя бы потому, что я помнил, скольких усилий стоила моей матери борьба с такими же мелкими, но вовсе не прекрасными и, главное, обильно плодящимися обитателями грядок.

Темными по-настоящему оставались только аллеи. Может, в песке, которым они были посыпаны, никто не желал жить, а может, здешний хозяин относился к жукам куда более трепетно, чем я. Как бы то ни было, света хватало, чтобы различать дорогу, на всем протяжении которой, по уверениям Эби, нам ничего не должно было помешать. Но с каждым шагом я все меньше и меньше надеялся благополучно добраться до цели.

В самом деле, такая красота не могла не привлекать зевак, неважно, послушные они слуги или нет. Кто из детей смог бы устоять перед соблазном пробраться в сад, чтобы, открыв рот, побродить по месту, о котором даже в сказках не рассказывается? И конечно, с каждым набегом ребятни великолепия становилось бы все меньше и меньше, а это хозяин вряд ли собирался допускать. Значит, имелось что-то, надежно отпугивающее непрошеных гостей. Что-то, заставлявшее бояться даже такого здоровяка, как Коди. Одна только Эби неоднократно рисковала бывать здесь и, судя по всему, обходилось без каких-либо последствий. Или она невероятно везуча, чтобы избегать встреч с охранниками, или…

Я был готов нарваться на неприятности. Но вовсе не на такие.

Оно было деревом. Вернее, оставалось таковым, пока мы не приблизились на расстояние в десяток шагов, а потом медленно, с характерным для древесины скрипом, повернулось. Лицом к нам. Потому что у него было именно лицо, человеческое, с малоподвижными чертами и глазами, затянутыми чем-то, похожим на бельма, но я мог бы спорить, что оно имело намного больше отношения к людям, чем гримасничающая мордочка в серединной части бракка.

Бракк. Мое верное оружие. Я пожалел, что расстался с ним, когда ветки ударили наотмашь, сначала слева, потом справа: черенок, который удалось позаимствовать в доме садовника, хоть и выдержал удары, на большее, чем защитить, все равно был не способен. Хорошо еще, что пришлось отбивать атаку, направленную только на меня, потому что Эби вовремя отпрыгнула назад, укрывшись где-то за моей спиной от странно длинных и гибких, как лозы, конечностей нашего противника.

Скорее всего, это были руки. По крайней мере, место их произрастания очень походило на плечи. Или на то место, которое когда-то было плечами у человека, замурованного в древесный ствол. А может, вживленного, потому что между кожей и корой не было заметно швов или шрамов: казалось, живая плоть плавно перетекала в неживую, под броню морщинистой коры.

Ног у садового чудовища не наблюдалось. Раздвоенных. Зато корней, извивающихся, как змеи, и столь же успешно перемещающих своего владельца по земле, виднелось много. Выше шел ствол, похоже, способный гнуться, и довольно хорошо. Где-то на уровне моей головы от ствола отходили две ветви, в основании толстые, потом постепенно сужающиеся. Вот они гнулись во все стороны и во всех местах, как настоящие бичи, которыми подгоняют, а в случае надобности и забивают скот. Венчалось все это сооружение дырявой корзиной тоненьких веточек, между которыми как раз проглядывало лицо, не видящее противников, однако весьма четко представляющее, где они находятся.

Здесь пригодился бы огонь или топор, но ни того ни другого поблизости не находилось. Возвращаться за оружием или подмогой? Ага. Так дерево нам и позволит. Нет, выход только один. Или проход: вперед, прямо через чудовище. Ведь у меня сегодня не две руки, а…

— Эби, ты должна зайти к нему за спину. — В ответ раздалось что-то невнятное, и я продолжил: — Он будет занят мной, не беспокойся. Не знаю, удачная это мысль или нет, но эта тварь похожа на человека, а значит…

Она всхлипнула. Точно, всхлипнула.

— Эби?

Чудовище не торопилось нападать, но придвигалось к нам: это было легко определить по шуршанию корней. Я шагнул назад и чуть не наткнулся на девушку, зато этого прикосновения хватило, чтобы дар речи вернулся к моей спутнице. Правда, об услышанном сразу же пришлось пожалеть.

— Похожа… на человека… так это и есть человек! Боженка милостивая, почему? Как ты могла допустить такое?! Кто сделал это с ним? Кто вообще способен такое сделать? Элбен… Зачем ты пришел тогда в этот дом? Зачем ты принял свою судьбу?

Она полустонала-полушептала, давясь слезами. Но она была единственной надеждой на то, что моя жизнь не закончится здесь и сейчас.

Я мог бы попытаться и сам достать до головы чудовища. Вернее, до тех мест, что в человеческом, а возможно, и в этом искореженном теле отвечают за движение конечностей. Но это означало бы открыться, дать ветвям оплестись вокруг меня, сдавить. Ребра не выдержат. А с легкими, проткнутыми ломаными костями, на хороший удар я вряд ли буду способен. Кроме того…

Я не мог представить себе ближний бой. Помнил, что совсем недавно успешно действовал иначе, но теперь даже думать не мог о том, чтобы оказаться от противника на расстоянии меньше чем вытянутая рука.

— Он был твоим братом, Эби. Конечно, был. Но то, что ты видишь, уже не Элбен. Не человек.

А ведь она так свободно гуляла здесь именно потому, что брат не чувствовал угрозы. Не поднимал руку, то есть ветку, на сестру. Значит, что-то человеческое в нем еще оставалось.

А во мне?

— Он убьет нас, Эби. Как только сможет. И потому мы должны успеть первыми.

Она могла спросить, почему же чудовище медлит. Должна была спросить. А я не должен был оставлять ей время для глупостей.

— Он вышел на охоту. Он — зверь, выпущенный хозяином из клетки, и он будет убивать. А пока играет со своей жертвой. Играет с нами.

Возможно, прикрываясь девушкой, можно было бы подобраться ближе к дому. Но кто бы поручился, что в этом саду росло только одно такое дерево?

— А играть ему скоро надоест…

Словно в подтверждение моих слов, чудовище взмахнуло ветвями, ударило их друг о друга и вновь развело в стороны. Я не видел лица Эби, слышал только шмыганье носа, но, похоже, ее дыхание выравнивалось. И становилось все отрывистее, наращивая темп.

— У тебя будет время только на одну попытку. Ты прыгучая, сможешь. Цели — основание шеи, примерно на ширину ладони справа и слева. Лезвия должны пройти хорошо. Если нет… Скажем друг другу «прощай».

Подтверждения все еще не было. Ни слова, ни согласного вздоха.

— Это вызов, Эби. Настоящий. И он предназначен только тебе.

Мне решать нечего. Или умрет дерево, или я.

— Основание шеи? — прошелестел рядом с моим ухом робкий вопрос.

— По ладони от него. В обе стороны.

Больше она ничего не сказала, но по движению воздуха я понял, что место за моей спиной опустело.

Ей необязательно было драться. Даже больше: уверен, времени, которое чудовище потратило бы на меня, хватило бы девушке, чтобы добежать до спасительной ограды. Это мне не избежать сражения, а любое сражение…

Должно быть выиграно. Иначе на кой ляд его вообще было затевать?

— Не устал еще корнями шевелить?

Он наверняка слышал мой голос. Понимал ли произнесенные слова? Весьма возможно. Оставалось только надеяться, что все сказанное между мною и Эби не долетело до остатков его ушей.