Таким образом, надо различать психологическую войну, во — первых, когда она в той или иной форме накладывается на постоянное идеологическое принуждение, во — вторых, когда она ведется вне связи с идеологическим принуждением, в — третьих, в противоречии с таким идеологическим принуждением или когда оно вовсе отсутствует.
В первом случае (например, гитлеровская пропаганда, опиравшаяся на прежнюю националистическую обработку немецкого населения) дело идет о переориентации традиционного идеологического принуждения для достижения определенных политических целей. Во втором случае речь может идти о психологической войне против населения чужого, но классово однотипного государства (стран Антанты против Германии в 1914–1918 годах), когда пропаганда, по существу, отвлекалась от главных основ буржуазного идеологического принуждения, сосредоточиваясь на вопросе о вине за развязывание конфликта, доказательстве неизбежности своей военной победы и т. п. Наконец третий случай — психологическая война против буржуазных революций и особенно против пролетарских революций и социалистических стран, когда целью пропаганды является подрыв господства новой прогрессивной идеологии, утвердившейся после свержения старого общественного и политического строя.
В доимпериалистическую эпоху психологическая война сводилась преимущественно — а часто даже целиком — к агитации, иначе говоря, к попыткам убедить относительно широкие слои общества в правильности своих политических утверждений. Пропаганде уделялось значительно меньше внимания (одно из исключений в этом отношении составляли иезуиты). Подобное положение во многом сохранилось и в психологической войне в XX веке, когда она велась между империалистическими странами. По — иному обстоит дело в психологической войне против социалистических стран.
Учитывая быстрое возрастание общеобразовательного уровня населения этих стран, империалистические организаторы психологической войны пытаются усилить ее воздействие путем воспроизведения всех новейших фальсификаторских теорий буржуазного обществоведения. Это делается с целью выдать систему реакционной идеологии за якобы беспристрастные выводы науки. Наоборот, в молодых развивающихся странах, где основная масса населения еще только приобщается к политической жизни, империалисты нередко делают ставку на пропагандистскую обработку узкой «элиты», получившей современное образование.
В наши дни, как уже отмечалось, нельзя вести психологическую войну против других стран, не ведя ее одновременно против собственного народа. Стоит отметить, что американская пропагандистская машина пыталась и пытается вызвать у населения США надежду на победу во Вьетнаме, в частности, и распространением сообщений о мнимых успехах, одержанных интервентами в психологической войне против народа этой страны.
Психологическая война неизменно переплеталась с тайной войной по многим линиям, но главной из них была попытка расширить почву для действия разведок. Ведь к числу основных задач психологической войны принадлежит создание путем идеологической обработки «пятой колонны», которая потом политически и организационно закрепляется деятельностью секретных служб. Идеологические диверсии служат здесь подготовкой кадров для диверсий в экономической, политической и военной областях.
Вместе с тем деятельность разведок — по замыслам империалистических стратегов — должна расширить каналы для «психологического» проникновения и воздействия на население других стран.
По мере развития капитализма психологическая война становилась все более важным орудием, необходимой составной частью настоящей войны. В эпоху империализма и крушения капитализма психологическая война, кроме того, стала орудием продолжения войны (и подготовки следующей войны) другими средствами.
Следует отметить, что тенденция к возрастанию значения психологической войны проявлялась в истории отнюдь не прямолинейно. Подъем сменялся длительными периодами упадка. Иначе и быть не могло, поскольку менялись господствующие эксплуататорские классы, и они прибегали к оружию психологической войны, когда их исторически прогрессивная роль оказывалась сыгранной, и они становились реакционной силой, цепляющейся за свою власть. Были и другие факторы, определявшие эти взлеты и падения, но, как правило, наибольшая интенсивность психологической войны закономерно совпадала с переходными периодами от одного социального строя к другому, а также временами крупных общественных и политических сдвигов в рамках развития данной общественно — экономической формации.
Психологическая война обслуживает политику господствующих классов. Но время от времени возникает «обратная связь» — сама политика ставится в известном смысле на службу целям психологической войны. Некоторые мероприятия, рассчитанные исключительно на пропагандистский эффект, проводятся, несмотря на их отрицательное — с точки зрения господствующего класса — влияние на преследуемые ближайшие политические цели.
На содержание идеологической войны влияла та мера, в какой ее организаторы становились, по известному выражению, «рабами собственной пропаганды». Это происходило не только в таких случаях, когда, например, в апреле 1945 года гитлеровцы ожидали немедленного взрыва американо — советской войны. Или когда министр обороны США Форрестол, не веривший (по его собственному признанию в личном дневнике) в советскую «агрессию», столь усердно пропагандировал вымысел об этой мнимой «угрозе», что постепенно впал в безумие. Форрестол окончил, как известно, свои дни, выбросившись из окна с воплем, что советские танки вступают в Вашингтон… В том случае, когда мера ослепления собственной ложью оказывалась достаточно большой, содержание психологической войны теряло рациональный смысл, слабо соответствовало сложившимся условиям, отражая лишь предвзятые, оторванные от жизни взгляды, навязчивые идеи и пустые притязания.
Если вообще психологическая война в целом была направлена в современную эпоху на решение неразрешимой задачи — воспрепятствовать неизбежному ходу исторического развития, то в последнем случае становились нереальными даже ближайшие, непосредственные цели данной пропагандистской кампании.
Однако было бы неправильно считать, что чем несбыточнее конечные цели, преследуемые психологической войной, тем менее ее вредоносное влияние. Напротив, известно немало примеров, что как раз эта несбыточность заставляла реакцию особенно тщательно маскировать свои подлинные намерения, особенно ловко приукрашивать сгнившие основы старого общества, с удвоенным и утроенным усердием искать любую цель для пропагандистского проникновения в прогрессивный лагерь, чтобы под маской заботы об его дальнейшем развитии распространять идеологию, враждебную самим основам передового общественного строя.
Вплоть до современной эпохи возможности ведения психологической войны против народов другой страны были довольно ограничены и могли стать достаточно эффективными только в двух случаях: военной оккупации или наличия внутри этой страны достаточно влиятельной группировки, готовой превратиться в орудие чужеземного идеологического наступления. Только в новейшее время быстрый прогресс средств массовой информации и их монополизация в империалистических государствах в руках финансового капитала создали для реакционных сил впервые возможность оказывать непосредственное пропагандистское воздействие на другие страны.
В наши дни в условиях невиданного возрастания роли трудящихся масс, их политической активности ведение психологической войны против собственного народа является с точки зрения монополистической буржуазии совершенно необходимым для сохранения ею власти. Вместе с тем психологическая война против социалистических стран мыслится стратегами империалистической реакции как столь же важное орудие для осуществления их химеричных планов «экспорта контрреволюции», «отбрасывания коммунизма».
В современную эпоху психологическая война не только приобрела глобальный характер, но и невиданно выросли усилия, затрачиваемые империализмом на идеологическую обработку (или попытки такой обработки) каждого человека как в «своих», так и в чужих странах с целью преодолеть небывало возросшее сопротивление реакционной пропаганде. Нарастание тотальности психологической войны не следует понимать в смысле усиления, полноты прямого, лобового отрицания всех сторон социального и политического строя противной стороны. Наоборот, здесь тактика бывает очень гибкой, как мы уже убедились. Это нарастание проявляется в попытках тотального охвата и воздействия на все стороны духовной жизни общества.
