Аналогичные признания можно найти и в мемуарах другого руководителя немецкого командования, генерала Людендорфа: «Постепенно мы были так искусно опутаны неприятельской пропагандой, устной и письменной, шедшей к нам из нейтральных государств… и, наконец, воздушным путем, что в скором времени многие перестали различать, что являлось неприятельской пропагандой, а что было их собственным ощущением»[95].

Германская пропаганда среди войск Антанты оказалась менее эффективной (за исключением итальянского фронта). В большинстве нейтральных стран Антанта также имела серьезный перевес.

«Наши политические цели и решения, — жалуется в своих «Воспоминаниях» Людендорф, — казались часто грубыми и нелогичными, так как они преподносились миру с поражающей неожиданностью» [96].

По мере того как ухудшалось военное положение армий Германии и ее союзников, увеличивался перевес антантовской пропаганды, что приобретало все большее военное и политическое значение.

На протяжении десятилетий буржуазная пропаганда твердила о невозможности для рабочего класса завоевать власть в промышленно развитых странах. Пролетариат остального мира вообще еще не рассматривался как реальная угроза для капиталистического строя. «Исключение» было временно сделано для России — во время московского вооруженного восстания в декабре 1905 года. Тогда вся европейская буржуазная печать выступила в защиту «порядка», против российского революционного пролетариата и его борьбы за гегемонию в революции.

Через 12 лет Россия стала страной, в которой впервые в истории победила социалистическая революция.

Сложными оказались пути социальной революции в XX веке. Пролетариат впервые взял власть в экономически отсталой, разоренной войной России, стране с преобладающим численно крестьянством. Сколько лет буржуазная и реформистская печать пыталась извлечь всевозможные пропагандистские выгоды из этого факта! Сам Октябрь объявляли исторической случайностью или следствием «русской исключительности». Оппортунисты всех мастей отрицали социалистический характер Октябрьской революции, ее изображали «солдатским» или «крестьянским» бунтом. На пролетарскую власть демагогически сваливали ответственность за то, что экономическая отсталость России и послевоенная разруха замедляли рост уровня жизни. Ставились в строку новой власти неизбежные жертвы, которые пришлось принести ради строительства нового общества. Годами, десятилетиями паразитировала буржуазная пропаганда на этой теме, скрывая истину о гигантских успехах, которых тем временем достиг советский народ в создании материально — технической базы социалистического общества и позднее — в строительстве коммунизма.

В годы гражданской войны едва ли не главную ставку антисоветская пропаганда в капиталистических странах делала на полную неосведомленность населения, отдаленного от Советской России не только огненным кольцом фронтов, но и плотной пеленой лжи.

«Россия — это Азия», ни в чем не похожая на Западную Европу и США, «большевики — германские агенты» (пропаганда в странах Антанты), большевистское «варварство», «уничтожение культуры», «террор», «национализация женщин» — вот примерно главные темы этой антисоветской стряпни в первые годы после Октября.

…В начале марта 1918 года Петроград переживал тревожные дни — наступление кайзеровских войск было приостановлено, но германская угроза все еще нависала над городом, ставшим колыбелью великой социалистической революции. Раскольническая деятельность «левых» коммунистов, авантюристический курс левых эсеров, подрывные действия белогвардейского подполья… Но и в такой накаленной обстановке все же невозможно понять, каким образом никто не обратил внимания на то, что в ночь с 2 на 3 марта налету подвергся Смольный институт. Да, именно то здание, где размещалось Советское правительство и руководство большевистской партии! Впрочем, мистер Эдгар Сиссон, бывший редактор газеты «Чикаго трибюн», журнала «Кольерс» и других изданий, возглавлявший тогда американский пропагандистский центр в России, и не задавался таким вопросом. Он с благодарностью принял от некоего господина Евгения Семенова, бывшего репортера одной вечерней петроградской газеты, и нескольких его друзей объемистый пакет с документами, похищенными, по словам этой компании, в «архивах Смольного». Стороны уже хорошо знали друг друга. Семенов, помимо денег, уплаченных ему британской разведкой, получил от американца немалую толику долларов за фотокопии части этих документов, оригиналы которых были переданы теперь Сиссону и его помощнику Артуру Балларду. У всех присутствовавших, вспоминал позднее Сиссон, было торжественное настроение, «кто‑то предложил провозгласить тост, чтобы отметить такое «историческое событие». Я подумал, что история сумеет позаботиться о себе, а нам лучше всего проделать то же в отношении нас самих».

Вскоре Сиссон и Баллард покинули берега Невы, а еще через несколько месяцев, в ноябре 1918 года, в США появилась официальная правительственная публикация документов о германо — большевистских отношениях под названием «Немецко — советский заговор». Чего там только не было! Взять хотя бы таинственное Осведомительное бюро германского генерального штаба, располагавшееся в Петрограде и день за днем отдававшее детальные «приказы» советскому правительству и всем советским государственным учреждениям. Между прочим, приказы, воспроизведенные в американской публикации, печатались по — русски на пишущей машинке с русским шрифтом, и даже немцы Рауш, Бауэр и другие деятели этого вездесущего бюро тоже расписывались русскими буквами. Из документов явствовало, что брестские переговоры велись кайзером и большевиками только для отвода глаз, так как немцы все заранее решили и предписали через то же Осведомительное бюро. Было много и другой всякой всячины, которая объявлялась подтверждением, что большевики — «германские агенты». Объявлялось и американской и другой империалистической печатью много лет подряд. А у самих «документов Сиссона» оказалась прямо‑таки удивительная судьба. Таинственным образом изъятые из «архивов Смольного», они столь же чудесным образом исчезли в вашингтонских архивах, как в воду канули. Сначала президент Вильсон держал столь ценные бумаги у себя в сейфе, не допуская к ним никого, кто желал бы проверить их подлинность.

После прихода в Белый дом нового президента Гардинга всякие следы «документов Сиссона» и вовсе потерялись на целые десятилетия.

После разгрома Германии во второй мировой войне профессор Оксфордского университета 3. Земан специально изучал трофейные немецкие архивные фонды, тщетно надеясь найти — и, конечно, не обнаружив — какие‑либо свидетельства «связи» большевиков с кайзеровским правительством[97].

Понятно, что к этому времени «документы Сиссона», хотя их время от времени и цитировали в антисоветской пропагандистской литературе, способны были лишь компрометировать тех, кто ими пользовался. Но все эти документы опять чудесным образом нашлись через тридцать два года, в самый разгар «холодной войны». Их обнаружили в декабре 1952 года, когда президент Трумэн готовился уступить место в Белом доме своему преемнику Эйзенхауэру. Правда, охотников воспользоваться очень уж залежалым клеветническим товаром так и не нашлось. А в 1956 году известный буржуазный историк Д. Кеннан опубликовал статью, в которой без труда показал, что «документы Сиссона» кишат несуразностями, содержат массу заведомо фальшивых подписей, неправильных дат и прочих доказательств грубого подлога. В другой своей работе Кеннан писал, что «эти документы являются, бесспорно, подделкой от начала до конца»[98].

Таков конец всех фальшивок, но сколько лет до этого они служили орудием отравленной пропаганды, и как часто на смену одним «устаревшим» подлогам приходят новые, столь же клеветнические вымыслы — неотъемлемая часть империалистической стратегии лжи.