Гитлеровцы пришли к власти, усиленно раздувая кадило антикоммунизма. Поддержание антикоммунистического психоза внутри Германии стало для них формой укрепления своего кровавого господства, подавления всякой оппозиции перевооружению Германии и выторговывания все новых и новых уступок от реакционных кругов западных держав во имя укрепления рейха как оплота против большевизма. В рамках этого политического курса и была замыслена и осуществлена преступная провокация — поджог германского рейхстага, который должен был создать предлог для развязывания кампании террора против всех противников нацизма. Инсценировка процесса над коммунистами, которых лживо обвинили в поджоге, была призвана придать бешеной пропагандистской кампании международный характер, превратить ее в постоянно действующее орудие гитлеровской политики агрессии. Как известно, события на процессе развернулись совсем не так, как рассчитывали Гитлер, Геринг и Геббельс. Для истории психологической войны интересно отметить, что эту пропагандистскую кампанию, начатую Геббельсом для усиления власти нацистов, через четверть века попытались повторить в Западной Германии для их реабилитации.

В мае 1967 года в печати среди массы текущих новостей промелькнуло сообщение из Западного Берлина — местный суд по просьбе некоего ван дер Люббе пересмотрел дело его брата Маринуса, казненного в январе 1934 года гитлеровцами по обвинению в «государственной измене и умышленном поджоге, угрожавшем жизни людей»[286].

С Маринуса ван дер Люббе было снято обвинение в государственной измене и оставлена лишь ответственность за признанный неоднократно им самим поджог зданий рейхстага.

Люди старшего поколения читали о ван дер Люббе в газетах во время Лейпцигского процесса, происходившего с 21 сентября по 23 декабря 1933 года; другие знали о нем из исторических работ. Почему же все‑таки почти через четверть века после судилища в Лейпциге западноберлинская юстиция проявила заинтересованность в частичном оправдании этого голландского анархиста, умственного дегенерата, вольно или невольно сыгравшего на руку фашистским провокаторам? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться на несколько лет назад.

В 1959 году и начале 1960 года известный западногерманский журнал «Шпигель» опубликовал в ряде номеров работу о поджоге рейхстага, написанную, как было сказано, «на основании рукописи» Фритца Тобиаса, в то время правительственного советника земли Нижняя Саксония в ФРГ[287].

Она подана как разоблачение «исторической легенды». Нет, не о поджоге 27 февраля 1933 года рейхстага коммунистами. С этой лживой выдумкой фашистов было покончено тогда же, в памятном 1933 году. Георгий Димитров, арестованный германскими фашистами, не оставил камня на камне от этого клеветнического вымысла, изобретенного гитлеровцами.

«Шпигель» и не пытался прямо пересказать ложь гитлеровцев. Он «только» стремился оправдать самих нацистов, которых Димитров перед всем миром заклеймил как действительных поджигателей!

Что же старались представить в виде «легенды» реакционные журналисты и историки в ФРГ, обращаясь к материалам Лейпцигского процесса? «Шпигель» дает на это прямой ответ. Ему бы хотелось отрицать неопровержимый факт поджога рейхстага гитлеровцами, который неразрывно связан в сознании человечества с разжиганием фашистской Германией пожара второй мировой войны. Именно поэтому в отравленной ядовитыми парами милитаризма и реваншизма атмосфере Западной Германии и родилось стремление изменить вердикт истории, смыть с нацистской банды клеймо поджигателей рейхстага. И все это, разумеется, проделывало» якобы исключительно в интересах исторической истины, с лицемерными ссылками на то, что репутация гитлеровских преступников, мол, все равно не изменится от того, являются ли они поджигателями рейхстага.

Кто же тогда подпалил здание рейхстага? Ответ Фритца Тобиаса — и многих последовавших по его стопам в боннской публицистике — категоричен: Маринус ван дер Люббе, и только он один. Именно он пробрался (не замеченный никем!) в рейхстаг и поджег его с помощью принесенных материалов сразу в тридцати и более местах. Причем все это проделал полуслепой человек почти на глазах у почему‑то ослепшей охраны![288]

К великому сожалению для новейших опровергателей «легенды», им очень мешают усилия, предпринимавшиеся накануне и во время Лейпцигского процесса теми самыми гитлеровцами, для реабилитации которых и были затеяны все эти мнимые поиски исторической истины. Сообщив об аресте ван дер Люббе, нацисты поспешили объявить его членом Голландской компартии и (заодно, чтобы обосновать волну кровавого террора, развернутого не только против коммунистов, но и против социал — демократов) «имеющим связи» с социал — демократической партией Германии[289].

Германские полицейские власти, осуществляя задуманную антикоммунистическую провокацию, усердно собирали свидетельства того, что ван дер Люббе не действовал, да и не мог действовать, в одиночку. Подобное доказательство было необходимо подручным Геринга и Геббельса, чтобы обосновать сфабрикованную ими ложь: голландец «совершил поджог по заданию компартии с целью дать сигнал к свержению в Германии существующего строя». Слишком поздно сообразили заправилы процесса, что эти розыски сообщников ван дер Люббе — в условиях, когда Димитров и его соратники беспощадно разоблачали нацистские фальшивки, когда немецкие коммунисты, не только рискуя, а прямо‑таки жертвуя жизнью, давали правдивые свидетельские показания на суде — могут привести к самым неожиданным и неприятным для нацистов открытиям. Димитров сразу же и до конца использовал этот промах врагов, что помогло внести ясность в вопрос, кто являлся поджигателем рейхстага.

Димитров еще при чтении обвинительного акта обратил внимание на одно обстоятельство, которое потом было подтверждено показаниями всех свидетелей — крайне быстрое распространение огня. Менее чем за полчаса пламя охватило массивное каменное здание, в котором не было легковоспламеняющихся предметов, обрушился даже стеклянный купол над залом пленарных заседаний, и огонь вырвался наружу. Вызванные в середине процесса три эксперта дали заключение, что рейхстаг был подожжен несколькими лицами, действовавшими очень умело и с помощью многих технических средств (например, большого количества жидкого горючего и различных химических препаратов, от которых только и могли быстро загореться обшивка стен зала заседаний и дубовая мебель). Критически анализируя свидетельские показания, в том числе и явно сфабрикованные данные допроса ван дер Люббе, на предварительном следствии, Димитров установил, что в здании рейхстага были произведены два поджога. Один небольшой пожар был действительно вызван ван дер Люббе в помещении ресторана при помощи угольных разжигалок, салфеток, занавесок. Но этот небольшой пожар, который бы погас сам собой, не имел отношения к поджогу, от которого пламя охватило все здание. Главный пожар был вызван поджогом в зале пленарных заседаний с использованием технических средств[290].

Следует добавить, что пожар имел 30–40 очагов, его удалось погасить только через два часа.

Ван дер Люббе утверждал, что действовал в одиночку. Но на предварительном следствии он говорил и о «других». На суде у него однажды вырвалось: «Я слышал голоса в соседнем помещении».

В ходе судебного следствия выясняется возможность, что поджигатели проникли через подземный ход. Это был настоящий лабиринт, в котором могли разобраться лишь люди, хорошо знакомые со зданием, а не полуслепой ван дер Люббе. Одно из ответвлений подземного хода заканчивалось непосредственно у швейцарской дворца Геринга, там постоянно дежурили эсэсовцы и штурмовики.