В то время, как всем пассажирам было запрещено вставать, Джушкун время от времени свободно передвигался по угнанному самолету, на котором оказался, конечно же, не случайно. Благодаря курдскому терроризму аэропорт Стамбула издавна славится жестоким контролем доступа. Каждое место багажа просвечивается рентгеном, «картинка» подается на экран, и не заметить топор просто невозможно. Между тем во время переговоров с командиром экипажа один из террористов вскричал: «Ты мне не веришь? Я не проносил нож и бомбу через спецконтроль, мне их пронесли». Вот эта самая миссия вооружения пиратов и лежала на Джушкуне — сотруднике МИТ и ветеране абхазской войны.

Едва миновал месяц после драмы Ту-154 «Внуковских авиалиний», как люди из МИТ предприняли новую анти-Российскую акцию. Время выбрали — лучше не придумаешь. Вечером воскресенья 22 апреля, в разгар празднования Дня независимости Турции, в стамбульский отель «Швейцария» ворвались 13 мужчин в черной одежде с пистолет-пулеметами и автоматами в руках. Они объявили заложниками всех, кого успели загнать на 5-й этаж, в конференц-зал.

Так в руках террористов оказались более ста граждан Швейцарии, США, Великобритании, Франции, Японии, а также четверо россиян. Возглавлял захват не кто иной как Мухаммад Токджан — тот самый турецкий чеченец, который на исходе 16 января 1996 года овладел паромом «Аврасия». Дальнейший путь террориста прослеживается пунктирно. В октябре 1997-го, как уже говорилось, Токджан бежал из «Имралы» и какое-то время скрывался на базах и явках МИТ.

В 1999-м Токджан получил от Эргюна Кылычаслана новое задание, однако был арестован полицией при попытке вылететь из Стамбула в террористический край Косово. Всемогущий полковник и на сей раз не бросил ценного агента: уже в декабре 2000 года Токджан был амнистирован. Теперь он вступил в телефонные переговоры с начальником управления безопасности Стамбула Кязымом Абанозом.

— Я и мои товарищи, чеченцы, поддерживаем действующих в Чечне партизан и требуем немедленно прекратить проводящуюся там контртеррористическую операцию, — объявил профессионал террора. — Мы выбрали этот день в знак солидарности с Чечней. Сегодня исполнилось пять лет со дня смерти Джохара Дудаева, выдающегося сына чеченского народа. Мы хотим снова обратить внимание мировой общественности, и в первую очередь администрации американского президента, на ситуацию в Чечне. Мы приглашаем на переговоры о судьбе заложников министра внутренних дел Садеттина Тантана.

Теракт живо напомнил захват «Аврасии» в 1996-м. Каким образом тщательно охраняемая дорогая гостиница стала беззащитной жертвой террористов? Где они прятали автоматическое оружие на забитых полицией праздничных улицах?

Наутро прибыл глава турецкого МВД Садеттин Тантан. Начался торг, в ходе которого власти согласились ознакомить прессу с заявлением террористов, а те пообещали освободить заложников и сложить оружие. Обе стороны сдержали слово: очередной пропагандистский финт турецкой спецслужбы удался на славу. Особое впечатление на всех «симпатизантов» чеченского терроризма произвело то, что никто из заложников не пострадал. Чеченцы — и что самое важное, не только турецкие, — резко «поднялись» в глазах мирового общественного мнения. За «непропорциональное» использование военной силы Россию клевали все кому не лень.

Спустя полтора с лишним года, 30 декабря 2002-го, состоялось заключительное заседание суда над группой Мухаммада Токджана. На сей раз ситуация по сравнению с 1996 годом резко изменилась. После налетов камикадзе на Нью-Йорк и Вашингтон демонстративная суровость но отношению к террористам стала правилом международного «политеса». Турецкий прокурор потребовал «засадить» Токджана на 26 лет. А вот суд, напротив, проявил снисходительность и приговорил террориста к 12 годам тюрьмы. Теперь, похоже, Мухаммад Токджан сел и в самом деле надолго.

Нынче амнистировать террористов, а тем более рецидивистов, — дурной тон. Однако это не значит, что необъявленная война турецкой МИТ против России завершилась. Под патронатом МИТ в Малой Азии по-прежнему в открытую орудуют различные организации, материально и морально поддерживающие чеченское сопротивление.

Оккупированная турецкой армией северная часть Кипра еще в первую Чеченскую войну стала перевалочной базой для чеченского героина и партий оружия. Около пяти тысяч боевиков, подготовленных в разведшколах МИТ, просочились через грузинские ущелья в Чечню. Сотни турецких агентов внедрены на российской территории вне пределов Чечни, как правило, под прикрытием вполне легального бизнеса. Именно так, сотни, ведь счет одних только разоблаченных турецких шпионов идет на десятки.

Курсантам турецких разведшкол и по сей день вбивают в головы, что Россия — вражеская страна.

Нигде больше нет такого влажного плотного воздуха — кажется, его можно пить. Нигде нет такого безнадежно серого неба — здесь никогда не выглядывает из-за туч солнце. Воздух перенасышен влагой. Капельки оседают на одежде, на стеклах, автомобилях. Но дождей в Лиме не бывает. Парки и бульвары с колоннадами из королевских пальм зеленеют только благодаря поливу. Из-за высокой влажности горожане болеют ревматизмом и астмой чаще, чем в любой другой столице.

Между тем в Лиме и примыкающем порте Кальяо проживает свыше 7 миллионов человек. Население стремительно выросло в 1970-х и 1980-х годах за счет лишившихся земли крестьян. В окрестностях перуанской столицы появились тысячи сплетенных из пальмового волокна домиков. Чтобы выжить, вчерашние крестьяне объединились в поселки-коммуны. Каждый третий взрослый здесь не имел работы и был неграмотен. Лучшей питательной среды для левацкого экстремизма было не сыскать — особенно с учетом того, что свыше половины населения составляет в Перу темпераментная молодежь.

Материальной базой юных сокрушителей устоев стали посадки коки и укрытые в сельве фабрички по переработке листьев в кокаин. Ежегодно экспорт этого наркотика — преимущественно в США — приносил в 1980-х от 800 миллионов до 1,2 миллиарда долларов, то есть порядка 3–4 % валового внутреннего продукта страны. На доходы от наркоторговли жили до полумиллиона перуанцев.

«Быстрые» кокаиновые деньги позволили до зубов вооружиться сразу двум коммунистическим группировкам. Члены Революционного движения «Тупак Амару» (Movimiento Revolucionario «Tupac Amaru»)[26] считали себя продолжателями дела мировой революции и пламенного Це Гевары. Юные участники «Сендеро луминосо» («Sendero Luminoso» — «Светлый путь») более чтили Мао Цзэдуна: их идеалом была культурная революция, в ходе которой «великий кормчий» отдал огромный Китай на растерзание недоучкам из средних школ и профтехучилищ.

Геваристы и маоисты по всей стране подрывали магазины и кинотеатры, атаковали полицейские участки и армейские казармы, грабили банки и почтовые отделения, перерезали линии электропередачи и железные дороги. Эта бурная «революционная» деятельность год за годом уносила жизни тысяч перуанцев. В ответ армия уничтожала в горах посадки коки и «зачищала» поселки индейцев, которые составляли социальную основу левацкого экстремизма.

Но кокаина производилось все больше. Если в 1981 году грамм наркотика на улицах Майами (штат Флорида, США) стоил 60 долл., то в 1988-м — уже 11 долл. Тем временем запуганные предприниматели вывозили из Перу капиталы и эмигрировали. К концу 1980-х экономика страны пришла в упадок, а счет жертвам террора и контртеррора пошел уже на десятки тысяч. «Тупак Амару» и «Сендеро луминосо» получили прозвище «кровавых сестер»: идеологические разногласия между ними были ничтожны, а методы борьбы с собственным народом решительно ничем не отличались друг от друга.

Зато стоило правительству проявить ответную жестокость, как толпы правозащитников (включая католических прелатов) начинали громко выступать, обличая нарушения прав человека в «свободной, демократической» стране. Но вот появился человек, который твердо пообещал покончить с наркотерроризмом и привлечь в страну громадные японские инвестиции. Звали этого человека Альберто Фухимори. Он был состоятельным перуанцем японского происхождения и имел обширные связи среди политического и экономического истеблишмента богатейшей Японии.