Наиболее выдающимся из Великих Моголов был Акбар

(1556—1605).

Он в три раза сократил налоги с крестьянства, отменил джизью с индусов, стал брать индусов в армию, ограничил влияние

улама,

носился с идеей создания универсальной религии, приемлемой для всех его подданных. Эти тенденции, однако, не имели продолжения; его преемники, особенно Аурангзеб

(1678г—1707)

отличались мусульманским фанатизмом.

После смерти Аурангзеба морально разложившаяся мусульманская аристократия не смогла больше претендовать на господство в Индии[89]. Наряду с мусульманскими княжествами в стране все время сохранялись государства индуистских раджей, тоже вечно воевавших друг с другом и с мусульманами.

Империя Великих Моголов была типичным средневековым государственным образованием, границы которого не только не соответствовали каким-либо этническим или физико-географическим регионам, но и, как во всех подобных случаях, зависели от хода междоусобиц и удачи или неудачи отдельных военных походов. За счет грабежа подчиненных областей империя богатела и могла себе позволить содержать поэтов, художников-миниатюристов[90] и гениальных архитекторов (о чем свидетельствуют шедевры Дели и Агры). Но при Великих Моголах не наблюдается ни малейшего признака перехода в новую фазу исторического процесса. Несмотря на то что Тимуриды обладали примитивным огнестрельным оружием — пищалью, одного этого для смены фаз было совершенно недостаточно. Никаких признаков сложения новых классов в обществе не было, как не создалось и какой-либо социально-психологически вдохновляющей альтернативной идеологии.

Замечательно, что, если в эпоху арабской экспансии ислам легко и быстро распространялся на завоеванные страны, то при тимуридском завоевании Индии ничего подобного не наблюдалось. В мусульманство перешло население только Синда (долина р. Инд) и Пенджаба, а также (в результате мусульманского завоевания около

1200 г.

) Бенгалии (Бангладеш). Но и в Пенджабе часть населения перешла с тех пор к друтой религии — учению сикхов, монотеистической религии, созданной в конце XV в.

По-видимому, индуистская кастовая система в достаточной степени удовлетворяла социально-психологическому побуждению «быть под защитой, быть со своими», и никакое новое учение не соответствовало тогда социальным побуждениям населения.

История послемонгольского Ирана представляет собой ту же знакомую тошнотворную парадигму вечно воюющих и сменяющих друг друга неустойчивых государств с неопределенными границами, по большей части с тюркскими династиями. В XV в. ведущая роль переходит к сторонникам .духовного дервишского ордена Сефевийе, военной опорой которого было объединение шиитско-тюркских племен — кызылбаши.

Восстав против Ак-Коюнлу, кызылбаши во главе с Исмаилом I Сефевидом (1500—1524) завоевали весь Иран примерно в его современных пределах, но включая также юго-западную часть нынешнего Афганистана и нынешнюю Армению, а в XVII—начале XVIII в.—нынешнюю Республику Азербайджан и временами Грузию. Шиизм был объявлен государственной религией. Государство Сефевидов оказалось настолько прочным, что продержалось от 1600 до 1722 г., когда оно было опрокинуто восстанием афганских племен и когда начался новый период усобиц, длившийся почти весь XVIII век.

Как и другие послемонгольские государства Ближнего, Среднего Востока и Индии, Иранское (Персидское) государство можно считать феодальным в западноевропейском смысле слова. Господствовала система

тиуля

— пожалования служилым людям права на взимание податных сумм с определенных территорий в свою пользу — в виде феодальной ренты; позже тиуль превратился в пожалования земли. Тиулю до XV в. предшествовал (не только в Иране, но и в Ираке, Средней Азии и Золотой Орде, а при Великих Моголах и в Индии) несколько другой тип пожалования —

союргал.

Он был обусловлен несением воинской службы, и владелец его имел право взимать налоги, сам пользуясь налоговым и административно-судебным иммунитетом (конечно, в пределах царской милости).

Несмотря на весь кошмар средневековья, культурная жизнь не замирала. Всемирной славой пользуется мусульманская архитектура по уже отмечавшимся причинам. Особую роль в жизни средневекового мусульманского общества играло религиозно-философское течение суфизма. Суфизм имел метафизическую основу и практиковал систему послушания, при которой ученик

(мурид)

под наставничеством «старца»

(муршида,

пира)

готовился идти аскетическим путем

тарикат

к постепенному мистическому познанию Бога и конечному слиянию с ним. Суфии стремились к приобретению мистического «озарения» путем экстатических танцев, повторения молитвенных формул, умерщвления плоти. Существовали суфийские духовные ордены и даже род монастырей

(ханака).

Суфии ставили тарикат выше шариата и долгое время преследовались ортодоксальными исламскими улама.

Хотя суфизм уводил от нестерпимой действительности лишь в глубь мистического познания мира, он был, несомненно, оппозиционным учением. Поэтому именно суфизм вдохновлял — или давал путь к самовыражению — замечательных поэтов: Саади (1210?—1292), лирика и автора человеколюбивых, нравственных поэм и прозы; Джелаладдина Руми,. автора поэтических притч (ум. в 1273 г. в Малой Азии); Хафиза (1325—1390?), величайшего лирика с заслуженной мировой славой[91]. Были в персоязычной поэзии XII—XIV вв. и эпики (Низами, 1141?—1209?)[92], и сатирики (Закани,. ум. 1370). Однако поэт мог существовать только на подачки властителей, поэтому почти все поэты писали панегирики. В прозе важнейшее место занимали (по той же причине) историки.

Отдадим должное силе духа средневековых мыслителей, ученых, поэтов, художников — вряд ли было время в истории человечества, менее благоприятное для творчества! А ведь многое из созданного ими волнует и радует душу и сейчас.

Но после XV в. вся персоязычная поэзия — уже подражательная; нового сказать нечего — наступает и нарастает застой общества.

В любой области земного шара всякое средневековое общество являет нам однообразную картину неустойчивых государственных образований, контуры которых зависят только от грубой и кровавой военной силы. Как уже было сказано, средневековье — историческая ловушка. Мало где мы можем проследить признаки готовившегося перехода к новой фазе исторического процесса. В недрах средневекового общества люди жили своей повседневной жизнью, рождались, любили и умирали (или своею смертью, или в результате государственного разбоя), но лишь китайская, арабская и персидская лирика (особенно суфийская), да еще династийные, пристрастные историки донесли до нас следы этой жизни.

Оставим в стороне Индокитайский полуостров, Бирму и Индонезию, где происходило приблизительно то же самое (но события мало исследованы). Прежде чем мы перейдем к обществам, где в большей или меньшей степени начали проявляться признаки новой фазы, остановимся еще на одном своеобразном средневековом обществе — Османской империи.

Начиная с XI в. в Малую Азию проникают тюркские племена, говорившие на диалектах огузской группы.

Как и в других подобных случаях, не надо думать, что пришлое тюркское население сменило предшествующее. Оно сменило лишь господствующий слой общества. В своей массе жители Малой Азии с XI в. н. э. и позже были лишь постепенно тюркизирующейся земледельческой греческой (отчасти армяноязычной) популяцией, которая, в свою очередь, восходила к древним хеттам и другим народам Малой Азии, принявшим греческий язык в условиях Восточной Римской империи. Первоначально

(с

XI в.) лишь господствующая элита Малой Азии складывалась как тюркская. Однако, смешавшись с местным населением, она влияла и на его ментальность в направлении сближения с ментальностью степняков. В русской научной традиции тюрки именуются турками после ассимиляции ими местного малоазийского населения; в западной науке этого различения не делается. Заметим, что тюрки (турки) мало оседали в городах, и некоторые города вплоть до XX в. оставались греческими. На землях полуострова, отнятых у Византии в XI—XIII вв., образуется несколько мусульманских тюркских княжеств. Это значит, что были тюркская династия и тюркская воинская дружина, а также греческое земледельческое население, которое постепенно исламизировалось и тюркизировалось. Из учения ислама тюркские воины извлекли главным образом положение о джихаде (иначе —

газават;

ведущие «священную войну» назывались

гази).

Вооруженные группы, постепенно теснившие византийцев, обосновались вдоль их границ, а также границ Малой Армении повсеместно, ведя непрерывную террористическую «войну». Большинство тюркских княжеств (эмиратов) Малой Азии были тем временем более или менее мирно заняты своими внутренними делами, и лишь Осман I, эмир маленького княжества Сёгют на северо-западе полуострова, воспользовался движением гази для расширения своей территории. Для этого османское (или оттоманское) государство приняло на себя роль распространителя исламского правоверия.