Надо отметить, что научные открытия времени имперской древности, как бы они ни были значительны, не находили практического применения. Технология, в том числе военная, в эпоху имперской древности хотя и совершенствовалась (осадная техника ассирийцев, улучшенные «скифские» стрелы и луки, введение конницы; из мирной технологии — изобретение шелка в Китае), но совершенствовалась в общем несущественно. Основной фонд орудий труда был заимствован из ранней древности (с заменой бронзы на железо) и лишь отчасти усовершенствован; научные открытия не использовались, наука не стала производительной силой.

Из искусств древности наиболее значительны изобразительные, а также поэзия и драматургия (в Греции, Риме и Индии). Проза (главным образом историческая) появляется поздно —в Иудее в VII—VI вв., в Греции в VI—V вв., в Китае в

III

—II вв. до н. э. Римские поэты — Вергилий, Гораций, Овидий, Катулл — не потеряли и ныне своей силы воздействия, но это особая область духовной жизни, которую придется оставить в стороне.

Исключительно важное значение для будущей истории человечества имело создание этических учений, либо не сразу ставших религиозными (буддизм, конфуцианство), либо религиозных с самого начала (поздний зороастризм, иудаизм, христианство). Именно они подготовили социально-психологический переворот, послуживший тем механизмом, который в конечном счете привел к концу имперский период древности.

 

Пятая фаза

(средневековье)[46]

Вся современная историческая терминология и классификация базируется на опыте одной лишь Европы; азиатские общества относятся к «формациям» совершенно механически, и всякая эксплуатация в этих обществах огульно обозначается как «феодальная», хотя ни к каким феодалам она, как правило, не имеет отношения.

Между тем на самом деле Европа имела на изучаемом отрезке исторического процесса как раз своеобразное развитие, азиатские же пути развития были типичными. Своеобразие развития Европы было обусловлено, с одной стороны, ее идейными традициями, восходившими к имперской древности, которая на этом континенте на всем своем протяжении не расставалась с полисными структурами и пережитками полисной экономики и идеологии, с другой — конкретно-исторической обстановкой, в которой происходил здесь кризис имперской древности. Эта обстановка определялась, во-первых, захватом германскими и славянскими чифдомами, обладавшими в то время большой подвижностью, значительных территорий, которые сами уже миновали и чифдомы, и раннюю, и имперскую древность; во-вторых, губительными набегами кочевых орд.

Но прежде чем перейти к причинам, предпосылкам и особенностям развития очередной, пятой фазы исторического процесса, как он протекал у земледельческо-индустриальных народов, целесообразно остановиться (вкратце) на той своеобразной разновидности человеческого общества, которую образовывали кочевники.

Разделение труда между земледельцами и ремесленниками, с одной стороны, и скотоводами — с другой, восходит еще ко второй (первобытнообщинной) фазе. Однако вплоть до приручения верблюда и лошади степняки-скотоводы могли кочевать лишь вблизи от воды. И в то же время, например, в оседлой Месопотамии успешно применялось стойловое содержание скота с сезонным выгоном его в болотные тростниковые заросли, а в горных областях — отгонное скотоводство. У чисто же скотоводческих обществ, образовавшихся на равнинах, в фазах общинной, первобытности и ранней (общинной) древности еще ощущалась зависимость от оседлого-ремесла, что приводило к развитию обмена, но в то же время к периодическим, вторжениям скотоводов на оседлые земли. Эти скотоводы не отходили от воды более чем на два-три дневных перехода, не полностью отрываясь от земледелия, и довольно легко возвращались к нему в благоприятных для этого обстоятельствах. Примером могут служить ближневосточные арамеи и другие семитские племена, описанные в «Книге Бытия» в Библии.

Верблюд-дромадер был одомашнен в Аравии и прилежащих областях Ближнего Востока около 1000 г. до н. э.; кони были очень рано известны в Европе, но общества, целиком ориентированные на конницу (не на колесницы, которые были технически громоздким и малоэффективным видом оружия), возникают на степных пространствах Евразии тоже с начала

I

 тысячелетня до н. э.

Обществом, переходным к собственно кочевому, можно считать на востоке Европы скифов начиная с VIII в. до н. э. Сюда я включаю и киммерийцев, а также массагетов, саков,, савроматов и других ираноязычных кочевников от причерноморских степей до Алтая, Памира и Копетдага. Они не были сплошь кочевниками, и их отдельные земледельческие племена кооперировались с собственно скотоводческими. Хотя скифы сделали важные военно-технические нововведения — создали знаменитые скифские стрелы с легким бронзовым наконечником и тактику конных наездов на вражескую пехоту,— влияние их на ход развития соседних оседлых обществ было пока еще очень ограниченным.

Подлинные кочевники не только не занимались земледелием, но — что, может быть, не менее важно — не могли наладить и собственное ремесло. Скифские конные отряды, правда, включали специалистов-кузнецов, способных отливать бронзовые наконечники стрел (из награбленного металла) в переносных формочках, но развитого кузнечного, гончарного и ряда других ремесел скифы не имели[47] и потому зависели от окружающего земледельческо-ремесленного населения. Земледельцы же обладали собственным скотом и лишь в ограниченной степени зависели от кочевых скотоводов (например, большая потребность в боевых конях стала ощущаться лишь с I тысячелетия до н. э., а в хозяйстве земледельцы довольствовались тягловыми волами, а также ослами). С наступлением железного века кочевники стали остро нуждаться в кузнечном деле и в различных изделиях оседлого ремесла. Им все более недоставало оседлых соседей, и, будучи не способны давать достаточно товаров в обмен, они фактически начали паразитировать на оседлой популяции. Периодические завоевания земледельческих регионов степняками задерживали нормальное развитие.

Положение достигло кризисной точки, когда разрыв между уровнем жизни численно возраставших кочевников и уровнем жизни оседлых стал очень значительным, а своего оружейного производства (тем более производства предметов роскоши) кочевники наладить по-прежнему не могли. Цивилизованные регионы перешли к товарно-денежному хозяйству и в натуральном обмене с кочевниками нуждались все меньше. В оседлых производствах на кочевых территориях происходил регресс.

Кочевники стали переходить в наступление. Если до сих пор их общество можно было числить как первобытнообщинное, то теперь они мощно вторгаются в жизнь обществ, находящихся в разных исторических фазах, в том числе и в фазе имперской древности, самой богатой материальными средствами. Такие вторжения с созданием кочевых «империй»[48] известны и в Африке (фулани[49] в Западной Африке), но наиболее могущественными — и наиболее разрушительными — «империями» кочевников были те, которые не просто опирались на боевую конницу, но где всё поголовно мужское население было конным войском, вооруженным луками. Культура железного века, высочайшая техника стрельбы и массовое использование конницы — это признаки, которые, казалось бы, указывают на принадлежность кочевых «империй» либо к фазе имперской древности, либо к следующей за ней фазе исторического процесса. Однако вернее считать, что кочевники шли совершенно особым путем развития в рамках всемирно-исторического господства и той и другой фазы.

В дальнейшем влияние кочевников на развитие этих фаз в истории человечества — в основном вызванные ими местные регрессии в плавном ходе процесса — будет нами рассмотрено в соответствующих главах.