— «Честь»? Тонкое это слово… И очень уж гибкое…

— Ну, хорошо — глаза девушки блеснули и она резко выпрямилась. — Тогда… Тогда — клянусь Россией!.. Выше этой клятвы для меня ничего нет!..

Поздно ночью, не спеша, подходили Пенза и Таня к воротам института, где жила студентка. Пенза был задумчив и рассеян. Новые точки зрения на перспективы переворота и его личное в нем участие, внезапно вспыхнувшие в его сознании, искали точных формулировок и решений. Ясная деловая голова его искала новых подходов к большому задуманному делу. Совсем новые оценки морального и национального порядка всплыли перед ним. Под дело его личной карьеры внезапно стал подводиться прочный вечный фундамент интересов Родины, тесная связь с которой впервые ясно обрисовалась в душе красного маршала. Как всегда бывает в вопросах чувства, словно какие-то молнии осветили рассудочные построения и окрасили их в иные цвета… Какой-то перелом наметился еще неясно, еще без деталей, но уже стало очевидно, что какой-то жизненный план должен быть и БУДЕТ пересмотрен.

Таня была весела и радостна. Ей было как-то даже легко, отдав своему другу какую-то часть своей воли, своей судьбы. Это ее не пугало. В ней все росло чувство доверия и любви к этому странному сильному рабочему с сумрачным взглядом, тоном прирожденного командира и какими-то мягкими и светлыми побуждениями, изредка вспыхивавшими в глубине его сурового сердца… У ворот своего общежития Таня крепко прижалась к груди друга и на прощанье нежно его поцеловала. В ее глазах светилась такая простая, ясная, доверчивая девичья любовь, что Пенза был тронут. В первый раз в жизни у него было ощущение, что его любят за него самого, любят преданно и чисто, ничего не требуя и ничего не добиваясь. Он почувствовал свое сердце согретым и с улыбкой подумал, что «ревматизм сердца» начинает проходить. «Тот не стар, кого любят!» Хорошо сказано!

мелькнули в его памяти строчки Пушкина, и он усмехнулся. До «заката» еще было далеко, но любовь этой милой девушки, все-таки, согревала и смягчала его твердое, жестокое сердце. Он обнял тонкую талию Тани и сердечно ответил на поцелуй.

— До скорого свиданья, милая Нежнолапочка! Я ведь еще не забыл своего обещания свести тебя в хороший ресторан.

— Э, голубчик. Я ведь — русская! По мне — «с милым рай и в шалаше»… Где ты, где тебе хорошо, — там и я счастлива. До свиданья, милый. Не кручинься. Все образуется!..

Она весело махнула рукой и скользнула к воротам. Но внезапно с невольным вскриком остановилась. Навстречу ей выдвинулись две тени.

— Вы — гражданка Смолина? — негромко прозвучал вопрос.

— Я… А что?

— Ничего особенного. Вы задержаны. Следуйте за нами. — Миша, Миша! — испуганно вскрикнула Таня. — Иди сюда! Пенза, уже было отошедший от ворот, вернулся несколькими прыжками. Неизвестные люди насторожились. — Вы, гражданин, вместе с ней были? — Да, а в чем тут дело?

Рука Пензы была глубоко опущена в боковой карман. Один из неизвестных заметил это и резко скомандовал: —Руки вверх!

В темноте блеснула сталь револьвера. Пенза остался неподвижным.

— В чем, все-таки, дело? — также медленно и спокойно повторил он. — Что тут за чепуха?

— Руки вверх! — взвизгнул неизвестный. — Или я буду стрелять!

— Бросьте дурака валять, — решительно оборвал его Пенза. — Кто вы такие и в чем дело?.. И бросьте револьвером баловаться. Вы у меня на прицеле, а не я у вас.

Действительно, оттопыренная пола пиджака указывала, что револьвер в кармане Пензы готов к выстрелу. Его голос звучал твердо и решительно. Неизвестные несколько растерялись.

— Оперативное задание Наркомвнудела. Он негромко свистнул. Откуда-то из-за угла выплыла машина.

— Граждане, прошу не сопротивляться. Садитесь. А вы, гражданин, сдайте оружие.

— Сдам в комендатуре, — усмехнувшись, ответил Пенза. — Теперь еще рановато… Но поехать — это можно.

— Гражданин, повторяю — сдайте оружие, иначе я применю силу.

— А вы, дорогой товарищ, перестаньте орать и нервничать, — повернулся к кричащему Пенза. — Я вам не девушка. Вас я не знаю и документов ваших не вижу. Кто вы такие, мне неизвестно: грабители или оперативники? Так что, пока вы остаетесь под прицелом, но я подчиняюсь…

Он спокойно шагнул к девушке, взял ее под руку и, не спуская острого взгляда с чекистов, направился к машине. «Операгентам» еще не приходилось встречаться с таким странным сопротивлением. Обычно при слове «ГПУ» все терялись и не думали о возражениях. А этот странный человек, — по виду рабочий, — говорит так, как будто ОН ими командует. Но он согласен ехать — большего пока ничего и не требуется. А «там» можно будет сбить с него спесь. Двое чекистов молча сели против арестованных и машина помчалась.

— Ничего, Танюшенька… Это простое недоразумение и скоро, как ты сама говорила только что, — «все образуется»… Не нервничай!

— Приказываю не разговаривать! — раздалась команда.

— Да брось ты, товарищ, наконец, дурака-то валять! — сердито огрызнулся Пенза. — Я ведь не о политике говорю, а успокаиваю девушку, которую вы же напугали. И заметьте себе еще раз — и твердо — плевать я хочу на ваши крики и угрозы. Я сопротивления не оказываю, но вы у меня под дулом все время. Так: что, сидите смирно и везите нас на Лубянку. Но если машина повернет в сторону, я немедленно открываю огонь!

Голос был так решителен и свиреп, что чекисты не нашли, что возразить. Молча, с наведенными револьверами, они так и просидели всю дорогу, пока машина не затормозила мягко перед зданием НКВД. Пенза вынул руку из кармана и, покровительственно обняв плечи испуганной девушки, еще раз произнес несколько ободряющих слов. Чекисты, видя, что он спокойно направляется к дверям комендатуры, теперь молчали.

В приемной комендатуры один из них предъявил ордер и Таня немедленно была уведена. Пенза бросил ей вдогонку веселую улыбку и повернулся к чекистам. Лицо его сразу же приняло строгое, суровое выражение.

— Ну, так в чем же дело, наконец?

— Прежде всего сдайте оружие, гражданин.

Теперь чекист говорил уверенно и спокойно. Двери сзади захлопнулись, и арестованный был в их власти. Пенза вынул из кармана пистолет и положил его на стол.

— Только спустите предохранитель, товарищ, — спокойно предупредил он коменданта. — И осторожнее — вот этак. Это новый американский пистолет — «Сэведж», — по особому заказу мне доставлен. Единственный экземпляр в Союзе. Бьет и как пулемет, и как хотите. Я чуть было не пристрелил ваших ребят. Но, по счастью, договорились…

— Как же это вы так? — : не без любопытства спросил широкоплечий коренастый комендант, вглядываясь в спокойное лицо рабочего.

— А так… Кто же их знает? Ваши ли они или бандиты? Ночь, темно, документов не видно… Они — в штатском. Мою знакомую вдруг так, ни с того, ни с сего, взяли… Так что мы, собственно, друг друга арестовали……А теперь — пожалуйста. Я готов подчиняться.

— А кто вы такой?

Рабочий вынул паспорт и протянул его коменданту.

— Михаил Николаевич Пенза… Рабочий… 39 лет… Та-а-а-к! А почему у вас револьвер?

Так же молча Пенза протянул разрешение. Все было в полном порядке. Комендант вопросительно посмотрел на своих сотрудников, привезших Пензу.

— Этот товарищ вместе с той гражданкой был, — объяснил один из чекистов. — Они вместе подошли к воротам, разговаривали и целовались.

— Ara, — многозначительно протянул комендант. — Придется вас задержать, товарищ!

— А это почему такое? — отозвался рабочий, не выказывая никакого беспокойства.

— Это уж позвольте нам знать, почему. Вы арестованы. И точка. Прошу без лишних вопросов.

— А что дальше? — также спокойно спросил Пенза.

— Дальше — известно что. Обыск и камера. Чего тут спрашивать?