Желтоватый фонарь, закутанный словно в марлю туманом, слабенько мерцал над входом в школьный подвал, когда мы подъехали к студии Тармо. Часы в «БМВ» показывали четверть второго ночи. Я выдал Проке фонарик с узким лучиком и наказал с тщанием осмотреться перед дверью — есть ли следы, кроме наших? Если нет, входить со всей осторожностью. На шорох стрелять и возвращаться бегом. Я — за рулем, двигатель работает.

Расчет был прост. Получив сообщение о моем захвате в «Паласе» и засаде в школьном подвале от водителя «Мерседеса», Чико отправит его назад с приказом как действовать дальше. И не раньше наступления ночи. Тургенев осторожен, рисковать лишними дневными передвижениями не станет. Этот посыльный — ниточка к Чико, если я не опоздал. Я надеялся, что все же нет. Марина, эвакуировавшая Тармо, сказала, что тело кавказца осталось в студии. Если человек или люди Чико приезжали, трупа нет.

— Все тихо, — сказал вернувшийся Прока.

— Тело на месте?

— Валяется.

Мы отъехали сотню метров в глубь просторного двора. Прока наладил бинокль ночного видения. Я прилег на заднем сиденье, приказав разбудить сразу, как только кто-нибудь появится у входа в студию.

И проспал, иногда пробуждаясь из-за боли, до рассвета. Потом ещё три часа. Никто не явился. Чико Тургенев ушел по открывшемуся морскому коридору и двое его людей, как и я, потеряли для него практическое значение.

Я набрал на радиотелефоне номер музыкальной лавки «Велле».

— Все по старому, — сказал Ефим. Он не спросил, где я нахожусь или как себя чувствую.

Прока перебрался на заднее сиденье. Дремал, накрывшись курткой. Моя вахта началась в десять. Часы на панели приборов показывали четверть одиннадцатого утра.

Прямоугольник зеркала заднего вида «БМВ» отражал фиолетовый колобок с грибом-поганкой в середине и двумя насосавшимися пиявками понизу. Мое лицо. Хорошо уж и то, что разлеплялся пальцами левый глаз. Оба теперь смотрели. Подправив зеркало, я принялся изучать мочку уха…

И — словно набросили на лобовое стекло черно-красное покрывало. Из подвала Тармо вырвался жирный дым вперемежку с пламенем. Переворачиваясь, отскакивая от земли, пролетели дверь, навес-крыша над входом, какие-то ошметки. Встала на дыбы и опустилась, раскорячив колеса, малолитражка, припаркованная в школьном дворе.

Грохот пробудил Проку.

— Наглядный урок экономии и расчетливости, — сказал я, запуская двигатель.

Под сыпавшимися осколками оконных стекол и балконной рухляди я осторожно вырулил со двора задним ходом в сторону знакомой выбоины в асфальте за углом, чтобы развернуться и убраться подальше. Куда — пока не знал.

— Ого! — воскликнул Прока. — Ничего себе экономия!

— Дечибал Прока, — сказал я. — Бомбу оставили бывшие съемщики. Уходя, они не только погасили свет, но и включили таймер. Горят пленки, диваны, снимки, реактивы, бумаги, одежда, бар со спиртным и — что еще?

— Труп, — сказал Прока.

— Верно. Но кости горячего копчения останутся. И, хотя нет ничего подозрительней мертвеца без рук, ног и головы, а в нашем случае вообще без мяса, скелет припишут пользователю подвала. Живой, таким образом, станет мертвым… У тебя не возникало желания забыть имя, похоронить прошлое и придумать себе другую судьбу?

— На флоте, когда на берег хотелось… Может, пересядем теперь? Давайте я поведу, Василий Николаевич…

— Доеду до того квартала, там… Мясо от скелета получит другое имя, соответствующий паспорт и сможет выбрать себе — что?

— Место жительства?

— Страну рождения тоже… Главное же, сохранен агент, который отныне становится рабом того, кто дал ему новую ипостась.

Марина проявила расчетливость и практичность. В стиле Бассейна напор, наглость, непредсказуемость. Удивительно, что она вяловато ещё использует бахметьевское дело. Пока только эпизодические явления соколиков с белесыми бакенбардами из-за моей спины… Это странно.

И, уступая руль Проке, я внезапно осознал, какого непростительного дурака валяю в эти минуты. Мало меня били тургеневские ребята!

— К ближайшему таксофону! — велел я Проке, чувствуя, как тяжело становится на душе.

Усталость, это усталость, все эти ошибки от усталости, уговаривал я себя, из-за отсутствия нормальной поддержки, связи, информации, из-за оторванности от основной группы! Из-за этих московских интриг и нерешительности оператора! От бездомности и плохого питания, наконец!

— Есть же радиотелефон, — сказал Прока.

— Который Толстый дал, чтобы контролировать твои беседы.

Ближайший таксофон оказался через два квартала. Прока въехал на тротуар, чтобы укоротить мой путь к пластмассовому козырьку.

Слабость поднялась откуда-то снизу, поплыло в голове, прошиб пот, когда я, шагнув, перенес тяжесть на поврежденную ногу. Я подумал, что, может быть, лучше проскакать на одной, но отпустило. И в таком состоянии соваться в логово Чико?!

Ответила Марика:

— Бэзил, Ефим просил извиниться, что не успел вчера поинтересоваться вашим состоянием, вы так быстро повесили трубку…

А, подумал я, значит, он разговаривал со мной из её спальни. И ещё я перестал быть «господином Шемякиным», теперь я — Бэзил для нее. Друг семьи…

— Вы хотите сказать, что Шлайна нет?

— Вызвал Дубровин. Ефим просил передать вам это, если позвоните.

— Марика! Мне нужен адрес Таллиннского представительства «Экзобанка». Вы поняли? «Экзобанк».

— Да, «Экзобанк». Но у меня нет…

— Я перезвоню через пять минут. Свяжитесь с Ефимом в представительстве и узнайте. Меня там могут послать подальше.

Накатило ощущение голода. Жор нападал, если я нервничал. Когда я ел в эти дни? Позавчера после сауны у Йоозеппа Лагны с Дитером. Вчера несколько чашек кофе и пара сэндвичей, кажется, ещё пиала куриного бульона и пирожок с печенкой в лавке у Велле перед ночным бдением…

Я не выходил из-под козырька таксофона. Вдали, мне показалось, была вывеска какой-то закусочной.

В машине зазуммерил радиотелефон Проки. Он вопросительно посмотрел из окна. Я помахал, чтобы Дечибал шел ко мне.

— Это Толстый Рэй трезвонит, определенно, — сказал Прока. — Что я ему скажу?

— Не выходи на связь. Когда и что ответить я подскажу потом.

Марика сняла трубку после первого же сигнала вызова.

— Представительство банка в Пирита. Ехать так… Напротив яхт-клуба ответвление от шоссе, поворот за старым монастырем, ехать, пока не появятся виллы. Шестая справа за зеленым деревянным забором. Перепутать невозможно. Забор новый на старой каменной основе, и поверху колючка… Точного адреса нет. Переписка на абонентский ящик и по номерам телефаксов. Ефим просит без надобности там не крутиться. Говорит, место открытое. Еще просил передать, что представители «Экзобанка» перенесли место встречи, назначенной на полдень. Позвонили и сказали, что из-за затянувшихся у них где-то в центре переговоров просят принять их в представительстве «Балтпродинвеста», чтобы не тратить время на возвращение в Пирита… Тогда время будет прежнее, полдень. Так всем удобнее.

— Спасибо, Марика. Связь с Ефимом через вас.

Ну, конечно! Удобнее убедиться, что Вячеслав Вячеславович в представительстве и готов для бартерного обмена на генерала Бахметьева. Да и депозит в швейцарских франках забрать сподручнее… Быть бы мне таким проницательным раньше!

Рум, когда разведка не задавалась, говаривал: «Жажда чужих секретов до конца утоляется только собственной кровью». И командовал отход. Возвращаясь в расположение, топая в ногу, мы орали последние два слова в такт шагам. И всем было ясно: побитые идут. Не выкрикивать же эту дурь теперь…

Я колотил трубкой по металлу таксофона, пока не отлетела верхняя мембрана. Огрызком трубки раскрошил кнопки набора номеров. Саданул кулаком пластмассовый козырек, сшибив его с квелых кронштейнов. Наверное, ещё бы и топтал, будь я в силах. Какой же я дурак! Какой дурак!

Если бы мозгов хватало, я бы сообразил, что за считанные минуты, которыми Чико Тургенев располагал, провалиться сквозь землю со всеми бойцами и заложником он был в состоянии лишь поблизости от музея. В городе. Я мог бы сообразить, если бы мозгов хватало, что операция должна готовится с расчетом Чико на выход из Таллинна через промежуточное убежище. Я мог бы сообразить, если бы мозгов хватало, что Чико не станет для этой цели использовать чужие базы или, тем более, уголовные малины. Ведь даже самые крутые из них известны или становятся известными полиции через информаторов. А если не полиции, то воротилам преступного андерграунда вроде Гаргантюа Пантагрюэлевича точно. Информации же не поступало никакой! Первая и единственная пришла из «Паласа», когда тургеневские лазутчики появились в фойе гостиницы, да и подметил их портье, человек Ге-Пе… Я мог бы, наконец, сообразить, что, если даже Ге-Пе остается в полном неведении о промежуточном убежище, то искать следует не бандитское логово, а вполне легально место!