В дальнейшем мы не будем подробно останавливаться на изложении Мельтюховым исторических событий, приводя лишь некоторые выводы, делаемые им. После главы о Польше идет рассказ о событиях, относящихся к Финляндии и Прибалтике, конца 39-го — начала 40-го гг. О Финляндии: снова очень подробное и ценное изложение фактов; с отдельными немаловажными пробелами (например, не говорится о создании Советским Союзом марионеточного правительства для Финляндии, назначении главы, министров, планах советизации Финляндии). Далее речь идет о Прибалтике. Глава называется обтекаемо: не захват, не оккупация, а «Наращивание советского военного присутствия в Прибалтике». Автор говорит о спорах по этой проблеме и считает, что ныне возможно дать «комплексную оценку событий в Прибалтике…» (144). Он явно претендует на то, что именно его изложение событий — такая комплексная оценка. И снова подробное и интересное изложение многочисленных фактов, с довольно спорным истолкованием их. В итоге, Мельтюхов, рассказывая о Прибалтике, вынужден признать, что присоединение ее к СССР было вынужденным: выборы проводились с нарушением закона, без альтернативных кандидатов, начавшиеся репрессии не позволяют утверждать о бескровности революций в Прибалтике и официальная советская версия не соответствует реальности (172). Но все же последние слова главы о другом, о том, что «на практике эти правовые положения (положения международного права — ПР) игнорировались в условиях Второй мировой войны всеми ее главными участниками, в том числе СССР». Поэтому «если подобные действия были правилом в период войны, неясно, нужны ли в этом случае какие-либо оправдания» (173).
Не будем останавливаться на остальных главах книги Мельтюхова (о борьбе за Балканы, об ухудшении отношений между СССР и Германией, о подготовке обеих стран к войне друг против друга, о планировании каждой из них внезапного нападения на противника). Эти главы построены примерно по тому же принципу, что и предыдущие: изобилие ценного материала и весьма спорные выводы (например, Мельтюхов убедительно показывает, что обе стороны готовились к агрессивной, захватнической войне, И вдруг вывод: было ясно, что «Германия совершила внезапное, вероломное, и неспровоцированное нападение на Советский Союз» (263). Остановимся подробней лишь на Заключении, в котором особенно четко проявляется концепция автора книги. И здесь немало верного и интересного. Мельтюхов приводит насмешливые афоризмы 70-80-х гг.: «Нам нужен мир, желательно весь!», «Кто над нашим миролюбием надсмеется, кровавыми слезами обольется» и пр. Он иронизирует над распространенным мнением, согласно которому получалось, что все государства руководствовались собственными интересами, а только СССР занимался лишь тем, что демонстрировал свое миролюбие и боролся за мир; о собственных интересах СССР говорилось столь невнятно, что было невозможно понять побудительные. мотивы советской. внешней политики. По словам Мельтюхова, отказ от идеологизированного подхода делает понятным советскую политику, так же как политику любой другой страны. Подразумевается, что именно так, с полной объективностью, объясняет политику он сам. На самом деле получается не совсем так. Автор книги отмечает, что в годы Революции и Гражданской войны Россия утратила завоеванные Российской империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню влияния Советский Союз был отброшен на 200 лет. Перед руководством встал выбор: либо согласиться с региональным статусом, либо начать борьбу за возвращение в число великих держав. Остановившись на последнем, советское руководство взяло на вооружение концепцию «мировой революции», «борьбы за мир». Она прекрасно совмещалась с традиционной задачей усиления влияния в мире. Это и объясняет (и в известной степени оправдывает — ПР) все действия Советского Союза. Умелое использование дипломатических каналов, нелегальных. возможностей Коминтерна, социальной пропаганды, пацифистских идей, борьбы с фашизмом, движения за мир, помощи некоторым. жертвам агрессора и пр. привело к созданию имиджа СССР как главного. борца за мир и международный прогресс, за коллективную безопасность.
Несмотря на это события 38 г. (Мюнхен?) показали, что СССР далек от цели стать равноправным субъектом европейской политики, В таких условиях только новое обострение конфликта в Европе позволяло СССР вернуться в большую политику. А конфликт ведущих государств был острым и сложным. Это открывало богатые перспективы для Москвы. Каждая из держав стремилась к собственным целям. СССР — к своим. Предложения Германии оказались более привлекательными. Отсюда и договор 23 августа 39 г., ставший «значительной удачей советской дипломатии» (397; жирный шрифт текста — ПР). Отсюда и все остальное, военные нападения, захват чужих земель. «Не следует забывать, что большая часть этих территорий оказалась отторгнутой от России в результате внешней агрессии», поэтому события 39–40 г «были в определенном смысле советским реваншем за поражения времен Гражданской войны» (398). Утверждение не точное. Чехословакия, Венгрия, Румыния, Восточная Германия, ряд территорий на Дальнем Востоке никогда не входили в состав Российской империи. Война по итогам оказалась захватнической. По планам же Сталин собирался овладеть всей Западной Европой. Поэтому он был недоволен результатами войны, готовил в послевоенное время новое вторжение, которое не осуществилось, возможно, только в связи с появлением у союзников атомного оружия.
По словам Мельтюхова, уже летом 40-го г. Советский Союз начал готовить нападение на Германию, которое назначено на 12 июня 41 г. По разным причинам оно отложено и перенесено на 15 июля 41 г. Гитлер тоже готовит войну против СССР. 18 декабря 40 г. утвержден окончательный вариант плана «Барбаросса». Начало войны намечалось на 16 мая. Затем из-за военных действий на Балканах начало перенесли на 22 июня. Германия опередила СССР. «Поражения начального периода объясняются тем, что армию не успели развернуть» (402). Ни Германия, ни СССР не знали о близком нападении, которое готовилось другой стороной. Поэтому нельзя говорить ни в том, ни в другом случае о превентивной войне (406).
И тут-то, по-моему, начинается самое интересное: Мельтюхов высказывает наиболее отчетливо свое отношение к упущенному шансу Сталина. Он предлагает читателю гипотетически представить, как бы развивались события, если бы советское. руководство не отложило план нападения на Германию 12 июня (406). В это время немецкие войска еще не закончили развертывание. Нападение застало бы Германию врасплох, в группировании, не подготовленном к обороне. Мельтюхов рассуждает о том, как бы, по его мнению, происходили события на разных участках фронта, на различных его направлениях: была бы кровопролитная борьба с серьезным противником, но сила внезапного удара оказалась бы столь велика, что привела если и не к разгрому, то к значительному ослаблению противника. Это сорвало бы германское нападение на СССР, облегчило бы победу в войне, сохранило бы миллионы советских жизней, большое количество материальных ценностей, поставило под контроль Москвы гораздо большие. территории, чем по миру 45 г. Разгром Германии советизировал бы Европу, создал возможность использования ее военно-экономического потенциала, открыл бы дорогу к справедливому. социальному переустройству европейских колоний в Азии и Африке. «Созданный в рамках Старого Света социалистический лагерь контролировал бы большую часть ресурсов Земли. Соответственно, если бы Новый Свет не был захвачен, он, скорее всего, вряд ли смог бы значительно превзойти Старый по уровню жизни. В результате там сохранялось бы значительное количество недовольных, с надеждой смотревших на помощь из-за океана. В случае же полного охвата Земли социалистической системой была бы полностью реализована сформулированная в либеральной европейской традиции задача создания единого государства Человечества. Это, в свою очередь, позволяло создать достаточно стабильную социальную систему и давало бы большие возможности для развития. Сегодня совершенно очевидно, что создание подобного Государства на основе русской советской традиции всеединства и равенства разных народов в гораздо большей степени отвечало интересам подавляющего большинства человечества, чем реализуемая ныне расистская по своей сути модель „нового мирового порядка“ для обеспечения интересов „золотого миллиарда“» (409-10). Вот к чему сводится утопия Мельтюхова, не столь уж существенно отличавшаяся от сталинской, от гитлеровской. Своего рода социалистический «третий рейх». «К сожалению, Сталин, опасаясь англо-германского компромисса, как минимум на месяц отложил нападение на Германию, которое, как мы теперь знаем, было единственным шансом сорвать германское вторжение. Вероятно, это решение является одним из основных исторических просчетов Сталина, упустившего благоприятную возможность разгромить наиболее мощную европейскую державу и, выйдя на побережье Атлантического океана, устранить вековую западную угрозу нашей стране» (412; жирный шрифт текста — ПР). Яснее не скажешь. От устранения угрозы нападения Германии к разгрому ее, а затем других европейских стран и даже к захвату Америки.
