В 35-6 гг. были и другие подобные действия. На одном из них можно остановиться подробнее. Герой этой истории — Я. Н. Толстой. В свое время участник «Зеленой лампы». Позднее сотрудник «Московского телеграфа», «Сына отечества». Оказавшись в эмиграции, стремился восстановить в глазах царя репутацию верноподданного. Пишет отзывы на французском языке, в духе ярого патриотизма, о книгах про Россию с неблагоприятными оценками о ней (Ансело, Манье). Русский посланник в Париже посылает ему сочувственное письмо. Брошюра Толстого по поводу призывов турок к полякам восстать против России, с похвалами Николаю, псевдо-патриотическими заявлениями. Русские власти ко всему этому относятся с одобрением, но денег не платят (а у Толстого долги более чем на 30 тыс. франков). Осенью 35 г. брат умершего князя Паскевича — Эриванского просит Толстого составить биографию покойного (на французском языке). Своими славословиями она очень понравилась заказчику. Он обещал похлопотать за Толстого перед царем. По приказу Николая Бенкендорф приглашает Толстого в Петербург. В результате переговоров тот получает 10 тыс. руб. на оплату долгов. Становится литературным агентом русского правительства. 29 января 37 г (день смерти Пушкина) Бенкендорф уведомляет Уварова, что Толстой назначен корреспондентом в Париже русского министерства просвещения, с жалованием в 3800 руб. в год (но числится он, как и другие агенты, чиновником по особым поручениям III Отделения). Летом 37 г. Толстой возвращается в Париж, с задачей: защищать в журналах Россию и опровергать статьи, противные русским интересам.
Дальнейшее развитие идеи правительственного влияния на литературу относится уже к времени Александра, к концу 50-х гг. Возникает проект нового специального учреждения с программой нравственного воздействия на печать. Правительство ею недовольно. А как действовать непонятно. Прежние меры запрещения не достигают цели. Разные предложения (Будберга и др.). Новый проект цензурного устава готовится медленно (трудности составления, неясность, в каком духе он должен быть выдержан, тактические соображения, ожидания более благоприятного времени) (328). Никитенко 12 октября 58 г. записывает в дневнике: разговоры о проекте учреждения бюро, «которое бы не административно, а нравственно занималось направлением литературы». Никитенко и Ковалевский считают, что это химера. Через месяц — новый слух: правительство хочет издавать свой печатный орган. В декабре 58 г. Совет Министров обсуждает образование нового учреждения, задача которого — служить, «посредством журналов», орудием правительства для подготовки умов к предпринимаемым мерам, направлять, по возможности, периодические издания к общей государственной цели, поддерживать обсуждение общественных вопросов «в видах правительственных». Цель такого учреждения — «обратить литературу на полезное поприще», указать литераторам на предметы, по которым правительство хочет подготовить общественное мнение, собрать сведения, получить разъяснения. Т. е. перед новым учреждением ставилась задача не только воздействия на литературу, но и получение информации. При этом учреждение не должно иметь вида официально-правительственного. Совет Министров единогласно признал «большую пользу от подобного учреждения», указав, что такое дело можно поручить только особенно доверенным лицам, по непосредственному усмотрению царя (328-29).
Царь согласился с такой мыслью; по его мнению, эти лица должны находиться вне всякой зависимости от министров, но им должны быть известны направления, которыми министры, государственные деятели намерены следовать; они, лично общаясь с министрами, выясняя возникшие недоумения, в то же время обязаны быть связанными с редакторами главнейших журналов, с видными писателями, «действуя на них не силою официальной строгости, а мерами убеждения и поощрения и приобретая таким образом нравственное на них влияние». Этим лицам, общающимся с министром народного просвещения, предоставлено право поручать, по их усмотрению, разным людям составление статей, в видах правительственных, для публикации их в периодических изданиях и в таких случаях «испрашивать, если сочтут нужным, вознаграждение автору статьи за его литературный труд» (330).
Все это высказано от имени царя, но инициатором считали А. М. Горчакова, министра иностранных дел, имевшего репутацию сторонника гласности. Сама идея была заимствована из Пруссии и Франции, где существовали Bureau de la presse (330). Горчакову в осуществлении его идеи помогал Н. А. Муханов, друг Горчакова, товарищ министра просвещения. Проект одобряла и молодая императрица. Ковалевский, министр просвещения, выступал против замысла Горчакова, но когда он вернулся из недельной поездки в Москву, всё уже было решено. Ковалевский хотел уйти в отставку, говорил об этом, но оставался на своем посту до лета 61 г. Позднее, в 62 г., идею поддерживает новый министр просвещения, Головнин. Он считает необходимым дать печати «желательное направление», предлагает поручить новому учреждению «доставлять полезные занятия даровитым писателям, которые иногда живут в бедности, и, не имея возможности жить своим трудом, обращаются в лиц, враждебных правительству». Предложения Головнина приняты (330).
Вскоре такое учреждение, еще без названия, сформировано (Позднее оно названо «Комитетом по делам книгопечатанья». По мнению Лемке, о нем мало знают, часто приводят ошибочные сведения (333.). Председателем назначен гр. А. В. Адельберг 2-й (сын министра двора), членами Н. А. Муханов — товарищ министра просвещения, А. Е. Тимашев — шеф жандармов, управляющий III Отделением (главноуправляющий кн. В. А. Долгоруков). Позднее к ним прибавлен Никитенко. Его дневник, пожалуй, наиболее верный фактический источник (не считая архивов), освещающий работу нового учреждения: «Если бы нарочно постарались отыскать самых неспособных для этой роли людей, то лучше не нашли бы»; им поручено руководить литературой, давать советы, а «они никогда ни о чем не рассуждали, ничего не читали и не читают! смех и горе!» (331). Кн. А. Ф. Орлов, председатель Комитета Министров говорил И. С. Тургеневу: «Они хотели присвоить себе власть над всеми министерствами, а литература служила так, предлогом» (331).
Учреждение Комитета подписано царем 24 января 59 г. Просуществовал он ровно год (до января 60 г). Перед ним поставлена задача неофициального надзора за литературой. Ни в чем не ограничен. Действовал в рамках существующего цензурного положения. Статьи, предназначенные министерствами для печати, поступали сначала в Комитет, их печатали по его распоряжению, под рубрикой «Сообщено» (знак, что сообщение официальное). Знак важен и для читателей, и для ориентировки цензоров. Публикация статей, подписанных кем-либо из членов Комитета, для редакторов была обязательна.
Полуофициальное положение Комитета (335,336). Ходили слухи, что в него введут известных литераторов, которые будут писать статьи в видах правительства (Тютчев, Тургенев, Гончаров). Не получилось. Вместо них в Комитет вошли консервативный историк и публицист П. К. Щебальский, бывший жандармский полковник, журналист, автор обличительных статей С. С. Громека (338). Плетнев вспоминал: «между прочим, приглашали и Гончарова, но все отказались» (336). Никитенко оценивал Комитет так: «судя по людям, из которых он состоит, из него выйдет гласная и чудовищная нелепость» (337). Ковалевский требовал, чтобы Никитенко тоже вошел в Комитет, говорил, что этого хочет государь. Никитенко обсуждает с Мухановым, с другими членами Комитета условия своего вхождения. Они соглашаются с мыслью, что Комитет должен стать посредником между литературой и царем, оказывая воздействие на общественное мнение, проводя в него путем печати виды и намерения (337). Никитенко назначен директором-распорядителем канцелярии Комитета, с правом голоса (с чем согласились не сразу). Его установка, по его словам, — идея прогресса, гласность, законность, народное воспитание и образование. Записка Никитенко царю. Тот принял автора и одобрил Записку (338). В ней говорилось, что литература не имеет никаких революционных замыслов и не нуждается в подавлении, что вполне достаточны обычные цензурные меры, а литература в настоящее время не должна расторгать всякую связь с правительством и становиться открыто во враждебное к нему отношение (339).
