Конь как будто взорвался.

Лягнув левой ногой, он подпрыгнул, взбрыкнул уже двумя, рванулся вперед и закружил вокруг Гидеона, державшего свободно длинный повод и ждавшего, пока животное успокоится.

Когда Луиджи наконец остановился, Гидеон подошел ближе и, спокойно заговорив с ним, повторил тот же маневр. Результат мало чем отличался от предыдущего. Лишь на шестой попытке конь повел себя иначе — поднял ногу, но лягаться не стал.

Гидеон отложил свое орудие и, нашептывая похвальные слова, погладил его по потной шее. Потом сделал еще одну попытку. И снова конь лишь поднял ногу.

— Ловко у вас получилось! — восхищенно произнесла Тилли, наблюдавшая за всем происходящим со стороны.

— Да, придумано неплохо, хотя идея принадлежит не мне. Прежде срабатывало. Поскольку опасности нет, вы расслабляетесь, и лошадь сразу же это чувствует. Через какое-то время она понимает, что ничего ужасного не происходит и сама начинает успокаиваться.

— Это ведь не высшая математика, верно? Но почему же я об этом не подумала, а вела себя так, что только еще больше его тревожила!

— Как и всем прочем, легче бывает, когда знаешь как, — заметил Гидеон, поглаживая коня между ушей. Луиджи уже совершенно успокоился и стоял смирно, опустив голову и прикрыв глаза.

Тилли с улыбкой наблюдала за ними.

— Ну вот, опять! С вами мои кони ведут себя, как послушные овечки. Таким тихим я его еще не видела.

— Может быть, вам и не нужно так на них влиять, ведь для победы в скачках и требуется быть немного заведенным.

— Что ж, идемте. Отведем нашего молодца в стойло и выпьем по чашечке кофе. Я даже немного замерзла. Вы как? — добавила она, видя, что Гидеон, наклонившись за перчаткой, никак не может выпрямиться.

— В порядке. Выполнил вчера непривычное упражнение, а с утра расплачиваюсь. — Гидеон успел заехать в Сторожку и переоделся в кремовую рубашку с длинным рукавом. Для работы с лошадьми она подходила не очень, но зато эффективно скрывала кровавые браслеты на запястьях.

— Пройдем в коттедж, — предложила Тилли, когда они вышли во двор. — В кухне у мамы из-за строителей настоящий хаос. Берегите голову — в те времена, когда он строился, люди были поменьше.

Гидеону действительно пришлось пригнуться под низкой каменной перемычкой. Холла в коттедже не было, и входная дверь открывалась сразу в гостиную, где невысокий потолок тоже не позволял выпрямиться в полный рост.

— Вот же незадача. Идите в кухню и садитесь, — рассмеялась Тилли. — У папы была та же проблема.

Вдова Дэмиена, Бет, мывшая посуду в раковине, встретила их с улыбкой.

— Увидела, что вы идете, и сразу поставила чайник, — сказала она.

— А где сегодня Фредди? — поинтересовался Гидеон, чтобы завязать разговор.

— Гуляет где-то с дедушкой. Ему нравится на ферме. Не знаю, что будем делать, когда придется идти в школу.

— У Фредди будет маленький братик, — объявила Тилли, снимая с полки банку с растворимым кофе.

— Вы беременны? Поздравляю! — Так вот почему она такая бледная, подумал Гидеон. — Он наверно тоже рад.

— Постоянно спрашивает, когда мы поедем за малышом, — ответила Бет. — Как будто для этого надо просто выскочить в магазин. Хорошо бы!

— А вчера спросил, нельзя ли сразу двоих, — добавила Тилли.

Бет кивнула и улыбнулась.

— Покупаешь и сразу получаешь скидку в «Мадеркэр»[2], — предложил Гидеон. — Можно и купоны давать на бесплатного малыша за каждые потраченные в супермаркете десять фунтов.

Все трое рассмеялись. Никто и словом не обмолвился о трагедии мальчика, который никогда не увидит отца, и отца, так и не узнавшего о втором сыне.

За разговором в кухне внимание Гидеона привлекли три фотографии, стоявшие на средней полке соснового шкафчика. На одной паренек на пони брал невысокий белый барьер; на второй группа молодых людей человек из пятнадцати-двадцати позировала на фоне какого-то внушительного здания; на третьей молодой еще Дэмиен обнимал за плечи светловолосого подростка лет пятнадцати-шестнадцати с вихрастой челкой и немного застенчивой улыбкой.

— Дэмиен и Маркус, — пояснила Тилли, заметив его интерес.

— Я так и подумал. А Фредди похож на Маркуса, не правда ли?

— Копия, — согласилась Тилли. — Этот снимок сделали за день до отъезда в олимпийский тренировочный лагерь. Он тогда страшно волновался, но настроен был решительно. Дэмиен все время говорил его, что все будет хорошо. Маркус был готов на все, чтобы добиться уважения брата. Мне кажется, Дэмиен так и не простил себе, когда… ну, вы понимаете.

— На фотографии он совсем юный. Вообще-то ему было тогда почти восемнадцать, хотя на свой возраст Маркус не выглядел. Чего ему недоставало, так это уверенности в себе. Такой, как у Дэмиена. Он был куда тоньше, восприимчивее. Если бы мы знали…

— А групповой снимок? — спросил Гидеон.

— Сделали в лагере, в Понсонби-Касл. Чудесное место. Маркус с краю.

— А как он вообще попал в пятиборье? Это ведь не тот вид спорта, о котором слышишь каждый день.

— Вы правы, но в его школе пентатлон был очень популярен. Знаете, в некоторых школах развивают регби или греблю, а у них — пентатлон. В тои году из четырех членов олимпийской команды трое были выпускниками их школы. Маркус уже отлично ездил верхом, был хорошим бегуном и пловцом. Тренеры возлагали на него большие надежды. А вот я, откровенно говоря, сомневалась, хватит ли ему бойцовского духа, чтобы пробиться на самый верх. Этого мы уже никогда не узнаем.

Гидеон с удовольствием послушал бы еще о Маркусе, поскольку именно его упомянули и Бентли, и Стивенсон, но он не хотел углубляться в тему, явно слишком болезненную для Тилли.

Бет перевела разговор на лошадей, спросив, как они справились с Луиджи, и шанс остался неиспользованным.

Уезжая из Паддлстоуна, Гидеон уже подумывал о том, не позвонить ли Энджи Боуэн. Голова снова разболелась, навалилась усталость, но и подводить женщину ему не хотелось.

Может быть, лошадь поведет себя хорошо, и все дело займет не больше получаса, утешал он себя, разворачивая «лендровер» в сторону конюшен Рэдклифф-Траста и радуясь тому прежде недооцененному факту, что автомобиль снабжен усилителем рулевого управления.

Поначалу казалось, что удача собирается улыбнуться ему. Гнедая кобыла не возражала, когда кузнец почистил ей копыта и прошелся по ним рашпилем. Не дрогнула она и тогда, когда он постучал по копыту молотком.

Энджи выглядела довольной.

— Спокойная сегодня, — хмыкнул кузнец, доставая сияющую подкову из раскаленного сердца передвижного горна, установленного в кузове фургона.

Но стоило ему положить подкову на наковальню, как ситуация изменилась. Лошадь с беспокойством посмотрела на подошедшего человека, а когда он приложил подкову к копыту, и из-под нее с шипением вырвался клуб едкого дыма, встала на дыбы, вырвав переднюю ногу из цепких пальцев кузнеца и едва не вырвав поводья у державшего их Гидеона.

Кузнец выругался и поспешил убраться, а лошадь снова и снова вскидывала передние ноги. Наконец Гидеону удалось подойти ближе, положить руку на шею животному и успокоить ее голосом.

Гнедая закинула голову, но стояла тихо.

— Извини, приятель, — сказал Гидеон кузнецу, который, взяв подкову клещами, бросил ее в горн. — Я виноват — задремал немного.

— Ты бы ее тоже не остановил, — пожал плечами кузнец. — Хотят вставать, вот и встают.

— Должно быть, ее когда-то случайно обожгли, — заметила Энджи. — Такой беспокойной у меня еще не было.

— Что будете делать? — спросил кузнец.

Она посмотрела на Гидеона.

Единственное, чего хотелось Гидеону, это принять болеутоляющего и прилечь на кровать в тихой, темной комнате. Борьба с гнедой пробудила дремавшую в плечах и руках ноющую боль.

— Давайте попробуем поставить холодные подковы, а завтра постараемся решить проблему с дымом.

Понадобилось три четверти часа, чтобы заставить норовистую кобылу согласиться на новые подковы, и за это время Гидеон не раз пожалел, что согласился приехать, но в конце концов все закончилось.