В холле, когда уходил из дому в половине шестого. Эльза сидела у двери в кухню и смотрела на него укоризненно, как всегда, когда он куда-то собирался. Окна и двери закрыты, следовательно, она должна быть в доме.
Предавшись размышлениям, Гидеон не сразу услышал повизгивание, а услышав, понял, что Зебеди рядом нет. Обычно, когда он был дома, пес следовал за ним тенью. Звук доносился из гостиной, и Гидеон, вернувшись туда, увидел, что Зебеди стоит на коврике перед дровяной печью, подняв уши и склонив на бок голову, и пристально смотрит на стену у камина.
— Ты что задумал, Зеб? — поинтересовался Гидеон. — Или что-то нашел?
Он подошел к камину и, опершись рукой о дубовый ригель, наклонился и заглянул во тьму.
Там, на пыльном, затянутом паутиной выступе, сидела, съежившись, Эльза.
— Привет, малышка, — мягко сказал он и услышал в ответ протяжное и жалобное «мяу».
Когда Гидеон протянул руку, чтобы вытащить котенка из убежища, тот попытался отпрянуть, но выступ был слишком короткий и узкий, и через несколько секунд, после короткой схватки, Эльза оказалась в его руках. Он отнес кошку в кухню и положил на ее излюбленное место — на плиту. Потом, сняв с паутину и смахнув пыль с гладкой пятнистой шерстки, открыл баночку сардин и налил в блюдце молока. Интересно, что могло так напугать животное, заставить его прятаться? Не Зебеди же ее обидел? Прежде пес такого рода склонностей не проявлял, а если бы и провинился в его отсутствие, то уже попытался бы так или иначе оправдаться. Зебеди не раз признавался в мелких проступках, причем, еще до того, как они становились очевидными самому Гидеону.
Съев две истолченные рыбинки и выпив почти все молоко, Эльза устроилась на сложенном одеяльце и принялась умываться, довольно урча. Гидеон выключил свет и поднялся к себе в спальню к остывшей чашке кофе.
На следующее утро Гидеон встал поздно и, неспешно позавтракав, занялся сложенной на столе в студии корреспонденцией. Предыдущий подход к ней, случившийся несколько дней назад, закончился тем, что он рассортировал письма по степени срочности: те, что ждали ответа более месяца, лежали сверху, те, что пришли за последнюю неделю, внизу. Все вместе они сложились в высоченную стопку, опасно балансировавшую на краю стола и грозившую обрушиться на пол.
С тяжелым вздохом и остатками второй за утро чашки кофе Гидеон сел к столу, снял верхний конверт и вытряхнул содержимое. Это был счет из телефонной компании. Ничего странного, да только он мог бы поклясться, что положил его ближе к середине стопки. Уверенность подкрепляла и дата: до истечения срока платежа оставалось еще три дня, что никак не давало оснований занести письмо в разряд срочных.
Удивившись собственной рассеянности, Гидеон взял второе письмо и обнаружил еще один счет, но уже более свежий и со сделанной им самим карандашной надписью «Срочно». Следующие два счета и три письма лежали чистой стороной вниз, что было совершенно неправильно — он всегда клал их адресом вверх.
Он откинулся на спинку стула, отпил кофе и задумчиво огляделся. Все было в порядке, все на своих местах, но… У дальней стены стоял мольберт с портретом Жаворонка, лошади Пиппы. Картина должна была стать подарком ко дню рождения. Сейчас, в свете дня, Гидеон заметил смазанное пятнышко на носу лошади, как будто кто-то, проходя мимо, по неосторожности задел холст рукавом. Ни Зебеди, ни Эльза сделать это не могли — слишком высоко, да они и не допускались в студию.
Может быть, Ева? Но что ей делать в студии без него?
Он проверил все ящики письменного стола.
Наверно если бы Гидеон не искал целенаправленно следы вторжения, он бы ничего бы и не заметил, потому что внешне все выглядело, как всегда. Письменный стол и был по сути его офисом, но офисом без компьютера или ноутбука. Что же касается мобильного телефона, то последний обитал по большей части у него в кармане. В ящиках хранились такие скучные вещи, как писчая бумага, карандаши и ручки, скрепки, учетная книга с копировальными листами и скотч. Не отличавшийся большой аккуратностью, Гидеон не стал бы утверждать, что в ящики заглядывал посторонний, но все же привычный беспорядок выглядел на этот раз менее привычным.
Он вздрогнул от телефонного звонка и торопливо схватил трубку.
— Это Гидеон Блейк или врач? — сухо осведомилась Ева.
Лишь теперь, слишком поздно, Гидеон вспомнил, что обещал ей позвонить.
— Извини, забыл. Но ночь пережил.
— Я так и поняла.
— Вообще-то я встал не так давно, а не позвонил по той простой причине, что голова совсем не болит.
— Конечно. А я тут извожусь от беспокойства, переживаю и уже не знаю, что делать и куда звонить, тебе или сразу в больницу…
— Да, виноват. Но теперь-то ты уже позвонила… Послушай… Ты случайно не заходила в студию, когда была здесь в последний раз?
— Э… нет. Кажется, не заходила. А может, и заходила. Не помню. А что?
— Помнишь, у меня на столе лежала стопка писем? Я как раз рассортировывал их, когда ты приехала.
— Ты еще при этом ругался…
— Точно. Так вот, теперь они рассортированы.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что все свалено как попало. Я разложил их по степени важности, чтобы разобраться как-нибудь на досуге, но теперь все выглядит так, словно кто-то свалил их на пол, а потом собрал кое-как и в спешке.
— Могу сказать одно, это не я. Я бы запомнила. Может, кто-то из твоих зверей?
— Ага. Свалил, а потом положил на стол. Не думаю, что они на такое способны.
— Да, конечно. Понимаю.
— И еще одно… — Он рассказал ей, как нашел Эльзу в камине. — Ее что-то напугало.
— Думаешь, у тебя побывали воры?
— Не знаю. Признаков взлома я пока не заметил, но надо посмотреть повнимательнее.
— Они что-нибудь взяли? И что, по-твоему, им было нужно?
— Даже не представляю. Я еще толком и не проверял. Сейчас пройду по дому, посмотрю. Одно могу сказать точно, счет за электричество на место. А жаль!
Положив трубку, он несколько секунд смотрел в окно. Что могло заинтересовать вора? У Гидеона была неплохая музыкальная система, но не было ни телевизора, ни DVD-проигрывателя.
Фотоаппарат!
В следующее мгновение он уже вскочил и помчался в гостиную, где и — подальше от посторонних глаз, в шкафу, — держал свой дорогущий цифровой фотоаппарат с линзами на несколько сотен фунтов.
К счастью, все оказалось на месте — и аппарат, и линзы.
Но тогда что могло заинтересовать вора?
Зачем залезать в дом, если не собираешься ничего взять?
Вспомнив о последнем разговоре с Евой, Гидеон прошел по дому, чтобы проверить окна и двери и попытаться обнаружить следы проникновения. Зебеди, конечно, увязался за хозяином.
Никаких следов, однако, не обнаружилось.
Единственным сомнительным с точки зрения безопасности местом было окно в ванной, которое закрывалось неплотно, и которое мог бы открыть снаружи человек, запасшийся лестницей и соответствующим инструментом. Но как вор узнал про окно, если снизу оно выглядит вполне обычным?
Надо бы сообщить Джайлсу про окно, решил Гидеон и спустился вниз.
Ева спросила, собирается ли он вызывать полицию. Но что предъявить? Какие есть доказательства незаконного вторжения? Вряд ли их убедят такие факты, как испуганный котенок или рассортированные письма. Он и сам не был вполне уверен, что версия с взломом не возникла в результате удара по голове.
Приниматься за бумажную работу не хотелось, и Гидеон, посмотрев на часы, решил нанести визит в Грейлингс-Прайори. Тилли Дэниелс собиралась проведать Неро, и ему тоже хотелось посмотреть, как обстоят дела у «трудного ребенка».
Дела обстояли хорошо. Жеребец вел себя гораздо спокойнее, и хотя проблемы, конечно, оставались, прогресс его за прошедшие девять дней был очевиден, что вселяло оптимизм и предвещало хорошее будущее.
Гидеон вывел Неро из конюшни, забрался в седло и выехал со двора на тренировочное поле. Прежде жеребец неохотно покидал двор и даже мог заартачиться у выхода, но в этот раз — хотя Гидеон и ощутил некоторую нерешительность, когда конь проходил под каменной аркой — ни Тилли, ни Пиппа, отправившиеся за ними пешком, ничего не заметили. Оказавшись на воле, Неро показал себя с самой лучшей стороны, прекрасно выполнив все команды и не допустив ни единой ошибки. Гидеон провел его по начальной программе выездки, включая разминку, и закончил двумя прыжками через невысокие барьеры, установленные Пиппой по диагонали прямоугольного манежа.