«Он цитирует благовидные предлоги Расканнена, — мрачно подумал Тагран. — Неужели Акрас и этому научила своих сыновей?»

— Ты не одобряешь, не так ли, Тагран? Я вижу это по тому, как ты сжал зубы. Ты никогда не высказываешь своего мнения прямо, хотя очень многое замечаешь и делаешь выводы. Скажи, благородный Тагран, если Роаке изменил нам и предупредил предателя-реа, то почему он дождался нашей атаки, прежде чем попытаться спастись? Эта задержка выглядит глупой оплошностью, а Роаке хотя и любит держаться вызывающе, но редко бывает глуп.

— Он думал что у него есть по крайней мере еще один день.

— Да, так ему сказала вождь клана, — согласился Арес. — Но почему Роаке не связался с предателем-реа, когда мы атаковали ферму? Он действовал так, как будто ожидал, что мы явились его поддержать, и даже использовал даар'ва по заранее полученному сигналу. Это вполне укладывается в его план: найти и вернуть крее'ва, вывести из строя все средства спасения. И вынудить предателя-реа мучиться от бессилия после осознания нашей победы. Роаке даже оставил даар'ва для нас.

— Вождь клана не подавала сигнала, — возразил Тагран, хотя доводы Ареса тревожили своей логичностью. — Дальняя связь была выведена из строя.

— Простой код подтверждения можно было подать в долину Нгенги из любого порта, — отозвался Арес. — А вождь клана провела много времени в одиночестве. Она отсылала даже тебя. — Арес прошелся вдоль корабля, дав Таграну время взвесить неутешительные выводы. — Перестань хмуриться, Тагран. Я всего лишь выставляю напоказ собственное невежество в сравнении с великой мудростью вождя нашего клана. Мы оба знаем, что мой брат предал нас. Вождь клана объявила это.

Тагран ничего не смог ответить. Арес отошел от него к угрюмому Харроу Фебро, поджидавшему их возле челнока.

Укитан, почетный инквизитор калонги и высший мастер Сессерды, изучал маленькую аккуратную книжечку, куда записывались важнейшие поступающие сообщения, восхищаясь простой элегантностью работы ксиани. Тринадцать чувств ласкали лакированный переплет, и он одобрил ксианскую изощренность.

— Как это прекрасно, — пробормотал Укитан, — удовлетворять чувства, чуждые самому себе и своему виду.

— Ксиани понимают свои рамки, как раса и индивидуально, — ответил Оми, почетный инквизитор калонги и полный мастер Сессерды, — чем достигают соответствующего величия.

— Низшие виды редко преуспевают в истинном обмене чуждыми концепциями. Исключения поразительны и всегда достойны упоминания.

— Вы говорите уже не о ксиани, — вежливо заметил Оми и умолк в ожидании слов собеседника. Калонги не задают вопросов хозяину дома, сидя за его столом.

— Мой студент-соли не ответил на запрос.

— Вежливость подчинена возможности.

— Поделитесь вашим беспокойством, Оми-лаи.

— Важнейшие источники конфликта часто сосуществуют со сравнительно незначительными индивидуальностями — катализаторами конфликта.

— Принципы исторического анализа суато мне хорошо известны.

— Мирель с Аттии была узловым пунктом многих волнений в течение долгих спанов ее зрелой жизни. Так как ее генетическое досье было уничтожено во время нитианской революции, прежде чем Нития стала членом Консорциума, мне не удалось вывести точную формулу. Тем не менее я установил, что соли, именующая себя Виктория Дарси, — практически двойник Мирель с отклонениями в пределах двух пунктов — а может, и того меньше.

— Клон? — осведомился Укитан, едва не испугав своего гостя, так как привилегия хозяина задавать вопросы использовалась весьма редко.

— Возможно, — ответил Оми, пока его мощный мозг анализировал смысл вопроса Укитана с точки зрения инквизитора. — В преступлении клонирования, если оно имеет место, можно обвинить лишь давно умершую женщину, уже представшую перед последним судом. Меня беспокоит более близкое преступление.

— Смерть Арнода Конати?

— Исторический прецедент, возникший в связи с этим событием. В этом деле мужчине-соли не следовало доверять обязанности инквизитора. Потенциал компромисса, Укитан-лаи, просто ужасен.

— Но на первом месте все-таки потенциал правды, Оми-лаи. Я не сомневаюсь в честности Джейса-лаи, а это путешествие было необходимым для его роста.

— Но он не ответил на ваш запрос.

— Не ответила планета Деетари, — отозвался Укитан, лаская книгу ксиани мягкими усиками, выполнявшими наиболее деликатные функции среди органов чувств. — Путешествие на Стромви слишком тяжело для моего древнего тела, но у меня есть долг дружбы. Вы понимаете мою дилемму.

Девяносто шесть чувств калонги объединились в понимании, и Оми пожалел, что не может сослаться на неведение — привилегию низших рас. Он сделал в уме заметку искупить свою недостойную реакцию.

— Я не могу судить беспристрастно, — возразил Оми с безупречной честностью калонги, — так как допрашивал Викторию Мирель во время предыдущего расследования.

— Мы не получали новых требований о расследовании ее дела, Оми-лаи. Эта задача все еще предписана моему достойному студенту-соли. Я хочу только помочь ему преодолеть трудности. Благодарю вас за то, что привлекли мое внимание к этому делу.

— Вы слишком мудры, — отозвался Оми и тут же запланировал дополнительный курс медитаций с целью избавиться от ворчливости. — Я восхищаюсь опытом, с которым вы побудили меня исследовать источник вашей тревоги.

— Ваша проницательность делает мне честь. Я организовал ваш перелет с максимальным комфортом.

— Вы всегда были великодушны.

Роаке обозревал пределы своей камеры. Он не мог не оценить того, что беркали поддерживают свою репутацию существ аккуратных и тщательных. В маленькой пустой комнате не было ничего, что могло бы послужить орудием бегства.

Чисто-белые стены поблескивали при каждом крене корабля, неприятно напоминая о смертоносных энергетических лучах. По слухам, еще ни одному существу любого вида не удавалось бежать из тюрьмы беркали. А ведь их обычные камеры были оборудованы лишь частью комплекса средств, способных обеспечить надежное заключение эссенджи.

Пребывание в тюрьме не заставило потускнеть кожу цвета слоновой кости Роаке или же его блестящие глаза, переливающиеся от избытка адаптатора, который с детства наполнял его вены. Так как мужчины-реа предпочитали оставлять свои густые гривы длинными, беркали выбрили голову, шею и предплечья пленника, но на черепе уже успело вырасти достаточно прекрасных темных волос, прикрывавших шрамы. Серебряная нижняя грива отрастала более медленно.

Роаке сохранял гордый и сильный вид, свойственный его народу, но он выглядел не настолько устрашающе, чтобы внушить робость отважным беркали. Тем не менее, хотя на корабле находилось много пленных более опасных видов, чем эссенджи, только Роаке удостоился особой заботы беркали. Легенды об эссенджи действовали более эффективно, чем их реальный облик.

Загудела сирена, и охранники-беркали открыли камеру, чтобы сделать заключенному ежедневную питательную инъекцию. Большинство камер располагало автоматическим оборудованием для подобных операций, но беркали даже его убрали из камеры эссенджи. Роаке и глазом не моргнул, когда жгучая жидкость проникла ему в вены.

Беспристрастному свидетелю наверняка показалось бы жестоким то, что сидящий в камере эссенджи крепко связан силененовыми ремнями, но такого свидетеля куда больше удивил бы явный страх, с которым вооруженные беркали входили в камеру, чтобы обеспечить минимальные физические запросы их пленника.

Если беркали настолько напуганы, мог бы спросить свидетель, почему же они удалили технику, избавляющую от необходимости входить в камеру? Разумеется, легенды сильно преувеличивали способности воинов-реа воздействовать на фотонные или электромеханические приборы, а легенда о смертном проклятии эссенджи была и вовсе просто абсурдна.

Корабль резко накренился. Один из охранников упал на эссенджи, издал резкий свист боли и отполз на всех шести конечностях — столь недостойная поза указывала на крайнюю степень паники. Тусклые темные шкуры других беркали заметно побледнели.