— Больше я никогда не буду доверять. — Слова Нгины походили на детское преувеличение, но ее голос стал уверенным. — Я начинаю понимать Нгои. Он честно принес себя в жертву. Мне нужно найти в себе такую же смелость.

Потрясенная Тори отвернулась от стены и уставилась на стромви. Спокойный фатализм Нгины напрочь подавил в Тори чувство жалости к самой себе.

— Как говорила мне прабабушка, честь — плохая замена жизни, — протянула она. — Не думаю, что Нгои погиб в тех же обстоятельствах, что и ты. Даже если он убил себя, то сделал это из-за невыносимой боли, причиненной его мучителями… — Тори умолкла, осознав, что такие слова только усилят угнетенное состояние Нгины. — Пожалуйста, не старайся подражать ему, Нгина-ли. Ты ведь разумная девушка. Просто адаптационная болезнь заставляет тебя видеть все в чересчур мрачном свете.

Тори вернулась к койке и села на серое термопокрывало, закинув ногу на ногу. Мягкая ткань юбки распласталась вокруг нее фиолетовым кругом. Этот цвет, естественный для Стромви, казался чересчур ярким в пустой камере.

— Я не такая храбрая и умная, как вы, мисс Тори. — В словах Нгины слышались нотки горькой иронии.

— Ты почти такая же умная, как твой отец, — возразила Тори, — а необходимость придает смелости, в которой мы с тобой так нуждаемся.

— Ваше положение отличается от моего. Вы одиноки, и реа не могут использовать вас, чтобы угрожать кому-то еще. — Простодушная честность Нгины больно ужалила Тори. — А мною хотят воспользоваться как оружием против моего народа.

— Знаю, — ответила Тори, ощущая острую нужду рассеять отчаяние Нгины. Обе сидели в напряженном молчании. Тори рылась в памяти, пытаясь найти способ, которым ее прабабушка спасла бы себя в такой безнадежной ситуации. Ответ был ясен, хотя и не слишком приятен. Мирель воспользовалась бы самым податливым к ее чарам мужчиной — то есть Аресом. Великая цель всегда требует великого риска.

Осознав свою цель, Тори отбросила все побочные эмоции. Подобно тому, как она однажды смогла сбить со следа опытнейших инквизиторов-калонги, теперь ей следовало обратить свое оружие — расстройство Тива — против реа. Обращаясь к голой стене, Тори начала обдумывать обман, надеясь, что он заставил бы прабабушку гордиться ею.

— Ты не можешь жить прошлым, Нгина, нужно идти вперед. Ты права насчет меня — сейчас я одинока, но не собираюсь оставаться такой надолго. Я не предназначена для монашеской жизни.

— Не знаю, что вы имеете в виду, — пробормотала Нгина.

— То, что вскоре у меня будет новый покровитель. Арес хочет меня слишком сильно, чтобы долго держать в заключении, и он мне подходит. Я помогу ему осуществить его честолюбивые замыслы.

— Почему вы говорите это мне? — печально спросила Нгина. — Вы хотите еще сильнее меня огорчить?

Мысли Тори мчались бешеным потоком, при этом надежно контролируя ее поступки. «Обрати уныние Нгины в гнев, — говорила она себе, — и оживи в ней непокорность, которая может спасти ей жизнь. Дай Аресу знать, что ты осведомлена о его желаниях, так как он может обеспечить свободу — тебе, Нгине, Стромви. Используй все методы, которым тебя учили, — явные и тайные, все, какие помнишь». Тори погрузилась в воспоминания о подобных отчаянных авантюрах, не заботясь, что эти воспоминания, которые она раньше не желала признавать, принадлежали другой жизни и вживлены в нее искусственно.

— Я не понимаю вас, мисс Тори.

— Бедное дитя, — притворно вздохнула Тори. — Никто никогда меня не понимал, кроме прабабушки Мирель, потому что я так на нее похожа. — Она улыбнулась пустой стене возле двери. — Я похожа на нее во всем.

— Она знает, что мы наблюдаем за ней, — пробормотал Роаке, — и соответственно подбирает слова. — Он приглушил подслушивающее устройство, позволив ему шпионить беззвучно.

— Конечно знает, — фыркнул Арес, следя темными глазами за каждым движением женщины-соли. — Она не дура.

— И не настоящая Мирель. Помни об этом, братец, когда выйдешь на охоту за легендой. — Поколебавшись, Роаке отключил визуальную проекцию Виктории Мирель и Нгины Нгенги.

Тагран невольно восхищался опытом очаровательной сирены, хотя понимал все ее изощренное коварство. Она отлично выбрала жертву. Акрас воспитывала обоих сыновей в строгости, но Арес был чувствительнее Роаке, которого к тому же всегда могли утешить верные жены.

— Мисс Мирель притягивает к себе мужчин, которые восторгаются ею без разумной отстраненности, — добавил Роаке.

«Даже Роаке впечатлило, — подумал Тагран, — и он корит за это себя так же, как своего брата».

Роаке быстро вышел — его темный плащ взметнулся следом, придерживаемый военной звездой на плече. Арес молча смотрел ему вслед, пока дверь за ним не закрылась. Акрас задумчиво наблюдала за сыновьями. Таграна интересовало, знает ли она, каким хрупким стал ее контроль. Он был уверен, что Акрас не подозревает, как много ее воинов начали разделять мятежные настроения Переки.

— По крайней мере, Мирель считает меня достойным своей хитрости, — пробормотал Арес. Щелкнув медной пряжкой на плече, он сорвал с себя короткий плащ и швырнул его на пустой стул. — Роаке лишает меня остатков чести.

— Прими эту ношу, Арес, — промолвила Акрас, сосредоточив на сыне рассеянный взгляд, — полагаясь на мою честь.

— Ты позволила мне объявить себя военным вождем, зная, что Роаке все еще служит тебе. Ты помогла ему сделать из меня посмешище перед всеми реа. Объясни мне, какая в этом честь.

— Ноша тяжела, — ответила Акрас, — пока отмщение остается незавершенным.

Тагран хотел, чтобы Акрас освободила его от обязанностей ее личного охранника. Он охотно защищал вождя клана, говоря с другими воинами, но в ее присутствии ему становилось трудно не верить обвинениям Переки в усиливающемся безумии Акрас.

— Предатель мертв, — заявил Арес, — казнен Мирель. Мы вернули наше судно-дом и по-прежнему владеем даар'ва. Нам не нужна крее'ва, ибо честь Реа не может быть восстановлена. Мы сами слишком часто пятнали ее в течение многих спанов. — Он говорил тихо, но его слова шокировали Таграна, ожидавшего подобного неповиновения от Роаке, но никак не от Ареса. — Стоимость релавида чересчур высока, и мой несравненный братец наверняка сможет найти другой способ удовлетворять свою привычку. Ты истратила целые спаны и всю мою честь на свою безумную вендетту, мать. Не трать же ничего на слуг предателя и его никчемных детей. Позволь нам убить их, продать или выгнать, но давай покончим с ними и перестанем кружить вокруг этой планеты, пока на нас не обрушились Консорциум и наемники Пера Валиса!

— Мы должны твердо убедиться, что предатель мертв, — устало ответила Акрас. — Ты не нашел тело.

— Имея судно-дом, мы можем сжечь из космоса всю долину Нгенги, — нетерпеливо возразил Арес. Его мать нахмурилась, словно удивленная фактом, что оружие корабля Реа можно обратить против планеты. Воинские инстинкты Таграна тотчас же насторожились. — Мы знаем, что предатель не покидал свою ферму. Только женщина-деетари ускользнула от нас.

Акрас склонила голову.

— Фортуна сослужила нам службу. — Ее взгляд выражал презрение ко всем деетари. — Женщина-деетари разделила свой страх перед нами со всей планетой. Этот страх сохранился даже в присутствии калонги.

— Роаке правильно их оценил, — неохотно признал Арес. — Их слабость — суеверия.

— Их можно победить хоть сломанными ветками, хоть опрокинутой посудой. Да, коварство Роаке пришлось весьма кстати.

— Никто не может превзойти нашего военного вождя. — Арес включил визуальное наблюдение и сердито уставился на плоское искаженное изображение, которое давало примитивное устройство, украденное реа у случайно подвернувшегося контрабандиста. Однако лицо Ареса смягчилось при виде женщины-соли. Таграну захотелось, чтобы эта женщина была реа, а ее восхищение Аресом — искренним.

Акрас видела, что привлекает внимание ее младшего сына, и ответила на его циничное замечание:

— Роаке уверен, что сможет найти крее'ва. Он воспользуется девушкой-стромви, чтобы добраться до нее, и уничтожит планету, прежде чем стромви осознают опасность. Ему не терпится завладеть релавидом, но он хорошо понимает приоритеты.