– И не надо никуда ходить, – продолжила бабушка. – Вон, друзья ваши пусть приходят, посидите хорошо в компании, разве ж я не даю!

Тогда я снова села вышивать, а бабушка, раззадорившись, еще раз окурила дом ладаном, особо рьяно пройдясь по нашей спальне. Оттуда почти сразу выскочила заспанная Ника и уселась со мной за столик. Вид у нее был растерянный и недоуменный. Она немного посидела молча, потом потянулась за своим рукодельем и попыталась тоже вышивать, но я видела – работа у нее не шла. Руки дрожали, нитки путались, Ника со злости их дергала и рвала. В конце концов, она отложила салфетку до лучших времен.

– Ой, Танька, тревожно мне что-то…

Я подняла голову от вышивки и уставилась на нее с удивлением.

– Почему тебе тревожно?

– Не пойму. Тревожно и тяжело на душе, но вместе с тем такое приятное предчувствие… Знаешь, наверное, я все-таки не зря сюда приехала. Мне кажется, – она наклонила голову почти вплотную ко мне и прошептала: – Кажется, я скоро снова его увижу!

– Своего парня, которого утащили в нижний мир?

– Да.

– Но с чего ты взяла?

– Я это чувствую, – так же шепотом ответила она. – Знаешь, какое предчувствие сильное! А оно меня никогда не обманывало. Этот перстень, что я нашла, – он как знак был, как предзнаменование.

Я промолчала, раздумывая. Похоже, Ника так себя накрутила, что перестала различать мечты и реальность. Это было странно – вообще-то она обладала сильной волей и трезвым рассудком. Но спорить я не стала, а она между тем продолжала:

– Да, да, я его обязательно здесь найду. И очень скоро – я уверена! Но все же тяжело на душе очень. Будто должна я буду за это отдать… душу, что ли. А, даром ничего не бывает, за все нужно платить…

– А ты не отдавай, – я попыталась перевести все в шутку. – Скажи – не согласна я на такой обмен.

– Уже согласилась…

– Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша! – не выдержала я. – Ника, ты в своем уме? Ты вообще веришь в то, что говоришь? Бред какой-то!

– Может, и бред…

Она снова взялась за вышивку, но лишь для того, чтобы снова запутать нитки.

– Ты просто слишком много думаешь об одном и том же, – попыталась я оправдываться. – Все мысли забиты всякой мистикой, ты совершенно ушла от реальности!

– Реальность, – медленно произнесла она, – бывает разная. У тебя своя, у меня своя.

– Реальность одна на всех!

– Ага, на всех. Только осознать ее полностью способны далеко не все! Кто-то сидит в своей норе и думает, что нора – это целый мир. Причем для него так и есть. А другой взобрался в горы за облака, и плевать ему оттуда на жалкую возню городских людишек-муравьишек.

– Я тебя поняла. Ты слишком загрузила себя всей этой чертовщиной и думаешь, что открыла новый мир?

– Эх, Танька! – Ника в сердцах снова порвала нитку. – Знаешь, каково это – постоянно носить при себе сторожевой знак?! Я с его помощью распознаю всякую нечисть, как бы она ни скрывалась! Знаешь, сколько ее на свете? Вот и здесь что-то нечисто… Но я пока не разобралась.

– Но ты это… к курганам больше не ходи, ладно?

– Да не бойся, не пойду. Мне больше нечего там делать.

Я замолчала, всецело занявшись вышивкой. Ника вышивать бросила и просто сидела, подперев голову кулаком и задумчиво смотря на пляску огня в печи.

А Петро с Тарасом и девчонки не заставили себя долго ждать. Едва стемнело, как они нагрянули, опять вчетвером. На Тарасе теперь красовалась уже другая черная кофта, спереди, как и положено, с «Королем и Шутом», а на спине почему-то была изображена группа «Ария».

– А вот и фотки прибыли! – заявил он с порога вместо приветствия.

– Пайта офигенная, – отвесила комплимент Ника и посторонилась, пропуская гостей в кухню. Я заметила у парней небольшую дорожную сумку.

– Это мы в городе с двумя типами фирму организовали, трехмерные изображения на одежде, – похвалился Тарас. – На любой шмотке тебе какую хочешь картинку изобразим, хоть бегемота верхом на слоне.

– Ну сделай, – согласилась Ника. – Бегемота верхом на слоне.

– Ладно, потом сделаю, – пообещал он. – А пока вот тебе, киса, подарок.

И он вручил Нике небольшой целлофановый пакет.

– Что это?

– А вот тебе, Таня, – на сей раз Петро протянул мне такой же сверток.

– Вот это да! – вырвалось у меня. В пакете оказалась футболка – светло-зеленая, простая, но с роскошным рисунком. По степи – была прорисована едва ли не каждая травинка, а несколько весьма колоритных растений красовались крупным планом, – на всем скаку неслась лошадь пепельного цвета, а над ней догорало закатное небо. В целом рисунок был очень своеобразным. Не знаю, насколько это все соответствовало моде, но мне определенно понравилось.

Тогда и Ника развернула свой подарок. Там тоже оказалась футболка, только черная.

– Ну, молодцы, с цветом угадали! – одобрила я. – Ника у нас, кроме черного, ничего не носит.

– Я заметил, – кивнул Петро.

– Мы перепутали! – заявил Тарас. – Поменяйтесь.

Ника не прореагировала, она подняла развернутую футболку на вытянутых руках:

– Ну, и что это такое?

Над бурной рекой, покрытой мутными вспененными волнами, висели низкие грозовые тучи, где-то вдали с трудом просматривался противоположный берег. А крупным планом был изображен кот. Но не домашний пушистик, а тощий серый бродячий котяра, чья мокрая шерсть сбилась комками, но выглядел он при этом не жалким, а суровым и решительным.

– Это – образцы продукции, – ответил Тарас. – Мы сегодня добрые, всем по обновке привезли.

Собственно, я уже заметила, что на Тосе, когда она сняла куртку, оказалась такая же футболка, только розовая, с какими-то попсовыми звездами, которых я даже забыла, как зовут, но подумала, что надоели до чертиков.

– Ну вот, Таньке – быстроногого скакуна, а мне какого-то драного кота! – Ника сделала недовольное лицо.

– Тебе не понравилось? – удивился Тарас.

– Давай меняться, – тут же вклинилась я. Признаться, хоть мой рисунок был хорош, но Никин зацепил меня больше.

– Ника, это не просто драный кот, – заговорщическим тоном заговорил Петро. – Ты разве не видишь – этот кот переплыл бушующую реку, какому еще коту такое под силу? Это героический кот!

– Ну, раз переплыл реку – беру! И не надейся, Танечка, меняться не буду – скачи сама на своей лошадке.

– Ты скажи спасибо, что тебе вот такое не подарили, – я кивнула на Тосину обновку.

– А что такого? – простодушно удивилась Тося. – Хорошая картинка.

– Ну, о вкусах не спорят, – примирительно сказала я, наливая чай. Народ уселся за стол, только Ника столбом стояла у двери.

– Кому и попса музыка, – хмыкнул Тарас. – Но я выполнил пожелание публики. И разве кому-нибудь не угодил?

– Угодил, всем угодил! Ника, иди садись, что ты там стоишь?

Она прошла, но за стол не села, а примостилась на краешке скрыни, закинув ногу за ногу.

– Бывают в любом жанре хорошие песни, – сказала она задумчиво. – Но лично я больше фолк люблю. А еще «Алису». Нет, Тань, чаю не хочу, дай мне лучше яблочко.

– Кстати, насчет музыки, – спохватился Петро. – Привезли мы и музыку.

И он стал вытаскивать из своей сумки аппаратуру, позволяющую обойтись без электричества.

– Только потише, а то бабушка уже спит, – нервно сказала Ника.

– Ее вообще-то пушкой не разбудишь, но лучше действительно что-нибудь тихое и спокойное, – кивнула я.

– Ну тогда лучше всего будет вот это.

Он включил что-то незнакомое мне, это была инструментальная музыка, медленная и негромкая, довольно приятная.

– Да, а где же фотки? – напомнила я.

– А вот вам, пожалуйста, ясновельможная панночка, как заказывали. И вам, девчата, наконец-то сделал фотки с прошлого раза.

Из пухлого конверта на стол веером легла пачка снимков. В основном это были новогодние фотки – Тося с Ганей и какими-то ребятами у елки, в снежных сугробах, на саночках, еще где-то – я особо не приглядывалась. Наши фотки лежали в стопке самыми последними, причем оказались великолепными, Тарас был настоящим мастером не только по части картинок на футболках. Наши лица, освещенные керосинкой, выглядели причудливо и загадочно, и было в этом что-то… старинное. Ну, понятное дело, при керосинке-то. Фоток было несколько, с разных ракурсов, а две последние я, едва увидев, тут же схватила и убрала к себе на колени.