Не сдерживая крика, я помчалась обратно в прихожую. Хотела выскочить из квартиры, сбросила цепочку и отперла нижний замок, но дверь не открывалась. Ах да, я же сама заперла на ключ верхний замок, наивно надеясь, что дома буду в безопасности… А ключ лежит в моей комнате, в ящике стола. Оглянувшись на кухонную дверь, я увидела, что в окне отражается привычная девушка с плаката – молодая, красивая, улыбающаяся, застывшая неподвижно на своих взмывающих качелях. От монстра не осталось и следа, и сто человек из ста, услышав мою историю, сказали бы, что мне это померещилось.

Я вернулась в свою комнату и заперлась в ней на щеколду. Дом наш старый, щеколды на дверях сохранились еще неизвестно с каких времен. Может, и не слишком надежная, но защита. Взяв в руки тяжелую подставку для цветов, я стала у двери, поглядывая то на стеклянную ее часть, то на свое незашторенное окно. Ничего. Я долго так простояла, но в квартире ровным счетом ничего больше не происходило.

Тогда я осмотрела все углы и закоулки своей большой комнаты, после чего уселась в кресло и, не выпуская подставки из рук, просто сидела и смотрела на дверь. Так и заснула – усталость и стресс взяли свое.

Утро следующего дня началось для меня за полдень. Проспала бы и дольше, если бы не звонок мобильника. С трудом продрав глаза, я обнаружила, что лежу на неразобранной кровати – ночью все же перебралась туда, – а мобильник завывает где-то в ворохе одежды. Пока я его нашла, звонок прекратился. И кто это? Ага, Стас. Четыре пропущенных звонка. Так, и две эсэмэски, в которых он слезно умолял меня поговорить с ним о чем-то очень важном. Да пошел ты! Не буду я с тобой разговаривать, и отвечать на эсэмэски тоже не буду!

В квартире все было в порядке. Плакат с белобрысой красавицей по-прежнему висел на стене в кухне, и ничего аномального с ним не происходило. Вспомнив вчерашний вечер, я уже собралась порвать его на куски, но подумала, как огорчится мама. Да и не в плакате тут дело…

О том, что это мне показалось, уже не было и мысли. Слишком часто стало «казаться»! Наверное, надо все же бежать отсюда. Но мама… Если разобраться, мне ведь ничего плохого не делают, только пугают. То, что я чуть не попала под машину – стечение обстоятельств, могла же отскочить и в другую сторону. Но от таких «пугалок» в сумасшедший дом загреметь недолго! Этого, что ли, от меня добиваются или еще чего?

Так я раздумывала, застилая кровать и принимая душ. Уехать или нет? Мама, конечно, разозлится, но не убьет же она меня. А главное… буду откровенна хотя бы перед собой: если в той деревне живет мой отец, хотелось бы его увидеть, просто из любопытства, узнать, кто он. Я понимаю маму, но все же… Думаю, знать правду о своем отце я имею право.

Я взяла зубную щетку, выдавила пасту. А может быть, не ехать? Пожалеть мамины нервы. Ага, и угробить свои.

Меня осторожно похлопали по плечу.

Мама с работы вернулась?!

Я подняла глаза на зеркало, перед которым стояла. За моей спиной никого не было.

– Мама?!

Я выбежала из ванной, метнулась в прихожую. Нет, ни куртки маминой, ни сапог, и дверь еще с вечера заперта мною на цепочку.

Нет! Нет, нет! Ни за что здесь не останусь! Это уже серьезно: кто мог похлопать по плечу, тот может и взять за горло. Тут уже не до шуток!

Я бросилась в свою комнату, нашла небольшую дорожную сумку, побросала туда смену одежды и кое-какие необходимые в дороге вещи, нашла листочек со схемой маршрута и расписанием электричек, вынула из заветной коробочки имеющиеся у меня деньги – их вполне хватало на небольшое путешествие. Немного подумав, я прихватила с собой и телеграмму.

Оставалось написать маме записку. Я попросила прощения, сказала, что не могу больше выносить творящихся со мной кошмаров, сообщила, что еду к бабушке Ане, и попросила не волноваться.

Спускаясь по лестнице, еще раз позвонила в квартиру тети Ксени, но мне опять никто не открыл. Что ж, ладно, решение уже принято.

Выйдя на улицу, нос к носу столкнулась со Стасом.

– Ника! – бросился он ко мне. Я демонстративно обошла его, намереваясь продолжить свой путь.

– Ника, постой! Извини меня, пожалуйста, ты все не так поняла, – бормотал он, пытаясь меня догнать, но я только ускорила шаг.

– Ника… Нам надо поговорить! Это серьезно! Это тебя касается!

Ага, конечно, уж не папы римского. Сейчас начнет разглагольствовать, что я несовременная, неправильная и что так жить нельзя. Пошел он!

А Стас, похоже, заметил мою дорожную сумку:

– Постой, Ника, ты что, уезжаешь? Остановись, тебе нельзя уезжать! Куда ты собралась?! Ника, да выслушай же! Ты совершаешь непоправимую ошибку…

Тут я не удержалась и обернулась:

– Непоправимую ошибку, Стасик, допустил вчера ты. Можешь теперь не стараться, я уже увидела, что ты собой представляешь.

Я бы, может, еще что-нибудь ему сказала, но тут к остановке, метрах в двадцати впереди, подъехал автобус. Поэтому, не тратя больше времени на Стаса, я помчалась туда и успела вскочить в закрывающуюся дверь.

Позже оказалось, что если бы я опоздала на этот автобус, то опоздала бы и на электричку. А так – успела в самый раз, и долго тряслась в полупустом вагоне. Напротив меня уселись две тетки с большими сумками и завели бесконечную болтовню. Поневоле я их слышала, и вскоре оказалась в курсе всех их семейных проблем, а также проблем их родственников, друзей, родственников друзей и друзей родственников. А еще я поняла, что милые тетушки живут в селе Сорокино, в которое я и направлялась. Потому что до деревни Холмище не шел ни один вид транспорта, и мне предстоял туда пеший путь от Сорокина, ближайшего населенного пункта.

Впрочем, может быть, информация неточна? Вдруг туда все же идет какая-нибудь шальная маршрутка?

Я дождалась, когда женщины сделают паузу, и спросила:

– Прошу прощения, а вы мне не подскажете – нельзя ли никак доехать от Сорокина до Холмища?

Тетки переглянулись, лица у них вытянулись.

– До Холмища? – переспросила одна. – Шутишь, что ли?

– Почему шучу? Я просто первый раз туда еду, дороги не знаю, вот и спрашиваю.

– Интересненько! И зачем ты туда едешь, если не секрет?

Вот уж сплетницы, подумала я, все им расскажи! Им, наверное, так скучно в этой глуши, что они любому происшествию рады.

– Не секрет, – пожала я плечами. – К бабушке еду.

– Ух ты! К какой такой бабушке, как ее зовут?

– Анна Семенюк, – припомнила я фамилию из телеграммы.

– А, эта… Хорошая у тебя бабушка, детка.

– Так что, идет туда какая-нибудь маршрутка или автобус?

Вторая тетка нахмурилась:

– Да, девочка, ходит там одна маршрутка. Иногда. Из Холмища может подвезти, если посчастливится ее встретить на дороге. Но в Холмище она тебя не повезет, и не думай.

– Это почему? – удивилась я.

– Да вот так.

Понятненько, значит, до Холмища придется пешком топать. Я не стала уточнять причину странных рейсов маршрутки, кивком поблагодарила женщин и уставилась в окно. Они тоже дальше ехали молча, если не считать того, что одна из них что-то прошептала на ухо второй и та согласно кивнула. Но это меня уже не касалось.

Выйдя из электрички на небольшом полустанке, я пересела в автобус, который шел через село Сорокино. Мои соседки ехали туда же, и между ними вновь завязалась болтовня.

Я старалась их не слушать, а больше смотрела в окно. Степь, холмы, перелески, покрытые рыхлым талым снегом… Интересно, почему деревня называется Холмище? Я сразу представила себе такие сказочные бревенчатые избушки на склонах огромного холма, больше похожего на террикон. Скорее всего, деревня действительно стоит на холме, вон сколько их тут, потому ее так и назвали.

– Эй, сороки, вылезайте, вот и ваше Сорокино! – перебил, наконец, теток веселый голос водителя, и автобус остановился.

Да уж, мелькнула мысль, не знаю, как насчет Холмища, а с происхождением названия Сорокино теперь все понятно.