Стена окружала тюремные строения со всех сторон. В каждом углу ее правильного восьмиугольника торчала сторожевая вышка с охранниками, пулеметами и прожекторами. Чтобы выбраться наружу, нужно ухитриться перелезть через стену под носом у бдительной охраны, не задев проволоки и оказавшись незамеченным в зареве прожекторов.

Нет, здесь нужны не только воля и решимость. Здесь нужны профессиональные знания, знание обстановки и предельно точный расчет. Побег через стену почти невозможен. Почти. Если бы какой-нибудь пленный сумел выбраться из камеры, имея полсотни футов прочной веревки с крючьями и сообщника, который, в свою очередь, сумел бы проникнуть в тюремную щитовую и в нужный момент отключить электричество, побег через стену вполне удался бы. Но только в полной темноте и при молчащих сиренах.

Только вот где в одиночной камере раздобыть пятьдесят футов веревки с крючком-тройчаткой? И где найти такого сообщника?

Значит, надо отбросить почти несбыточные варианты и сосредоточиться на обдумывании более реалистичных. Лиминг едва ли не в сотый раз начал перебирать в мозгу более реалистичные варианты. К двум часам ночи он перебрал и пересмотрел все, что только приходило ему в голову, в том числе и весьма безумные затеи.

Например, можно оторвать от куртки пластиковую пуговицу и проглотить в расчете, что его отправят в тюремную больницу. Больница тоже находилась внутри восьмиугольника, но вдруг оттуда легче сбежать? Лиминг еще раз оценил этот вариант и отбросил за несостоятельностью. С чего он решил, что его обязательно отправят в больницу? Скорее всего, ему дадут какое-нибудь сильнодействующее слабительное, которое вывернет ему все кишки наизнанку и только добавит страданий.

На рассвете Лиминг подвел итоги своих ночных размышлений. Тридцать, сорок или пятьдесят ригелианцев, действуя тихо и сплоченно, могли бы, скажем, прорыть туннель под двором и стеной и устроить побег. Но у него есть одно и только одно средство: хитрость. Больше ему рассчитывать не на что.

— Можно подумать, что у меня две головы! — простонал Лиминг, жалуясь сумеречному пространству камеры.

Однако через пару минут он вдруг вскочил, взглянул на клочок светлеющего неба и воскликнул:

— Да, так оно и есть! Две головы!

Ко времени прогулки Лиминг решил, что ему необходимо обзавестись какой-нибудь вещицей. Идеально, если бы у него было миниатюрное распятие или хрустальный шарик — это дало бы ему психологическое преимущество. Но чего нет, того нет, будем думать о реальном. Итак, ему нужна некая штучка. По виду, величине и конструкции она может быть любой. Материал, из которого она сделана, тоже не имеет значения. Для его замысла сгодится все. Еще лучше, если штучка будет изготовлена не из лоскутков его одежды и не из скамеечных щепок. Предпочтительнее сделать ее из чего-то такого, чего в камере нет и быть никак не может.

Вряд ли здесь ему помогут ригелианцы. По шесть часов в день они гнули спину в тюремных мастерских. После допроса, когда чешуйчатые решат, на что он годен, такая же участь ждет и его. Ригелианцы шили военную форму и обувь, делали ремни и кое-какие мелкие детали и электронные компоненты для военной техники. Им был ненавистен труд на врага, но от этой работы зависело их существование. Отказывающихся работать не били и не принуждали насильно. Их просто переставали кормить.

Из разговоров с ригелианцами Лиминг узнал, что шанс вынести из мастерских нож, зубило, молоток или пилку почти равен нулю. В конце смены пленных выстраивали и заставляли стоять до тех пор, пока охранники не проверят каждый станок и не уберут все инструменты, пересчитав их количество.

Первые пятнадцать минут прогулочного времени Лиминг тщательно обшаривал глазами тюремный двор — не найдется ли под ногами чего-нибудь годного для его замысла. Он был похож на маленького мальчишку, сосредоточенно ищущего оброненную монету. Единственной находкой Лиминга стали две четырехдюймовые квадратные палочки. Толщина их была не более дюйма. Лиминг торопливо сунул палочки в карман, даже отдаленно не представляя, на что их употребить.

После этого он присел на корточки у стены и шепотом повел разговор с двумя ригелианцами. Правда, сейчас он не был настроен говорить и даже обрадовался, когда ригелианцы, завидев дежурного надзирателя, растворились в толпе. Через какое-то время к нему подошел еще один ригелианец.

— Слушай, землянин, ты всерьез решил выбраться отсюда?

— Да, и своего решения не меняю.

Ригелианец усмехнулся и почесал себе ухо. Это было вежливым выражением сомнения.

— По-моему, у нас больше возможностей, чем у тебя.

— Это почему? — спросил Лиминг, полоснув по нему взглядом.

— Да потому, что нас самих больше, — уклончиво ответил ригелианец, будто испугавшись своей излишней болтливости. — Ну чего можно добиться в одиночку?

— Удрать, едва подвернется случай.

Лиминг вдруг заметил на пальце ригелианца простенькое кольцо. Он уже видел десятки таких колец на пальцах не только пленных, но и охранников. Все они были сделаны из четырех-пяти витков проволоки. Концы проволоки были изогнуты в форме букв, означавших инициалы владельца.

— Откуда вы достаете эти драгоценности?

Ригелианец не понял иронии и вопросительно уставился на Лиминга.

— Я спрашиваю про кольцо.

— A-а. — Ригелианец с нескрываемым удовлетворением посмотрел на свое кольцо. — Мы делаем их сами. В мастерских. Надо же чем-то разнообразить отупляющую работу.

— И что же, охранники позволяют вам этим заниматься?

— Они не вмешиваются. Считают это безобидным развлечением. К тому же мы сделали немало колец и для самих охранников. А еще мы сделали им автоматические зажигалки. Могли бы сделать несколько сотен и себе, но нам эти игрушки ни к чему.

Он немного помолчал.

— Мы подозреваем, что эти кольца и зажигалки охранники продают.

— Зачем им это нужно?

— Жалованье жалованьем, а лишние деньги не помешают. Когда они наладят сбыт, мы возьмем и перестанем снабжать их товаром, после чего потребуем свою долю в виде дополнительных пайков и кое-каких негласных привилегий.

— Это вы здорово придумали, — похвалил Лиминг, — Вам бы не помешал торговый представитель, разъезжающий по планете в поисках новых рынков сбыта. Предлагаю свою кандидатуру.

Ригелианец едва заметно улыбнулся.

— Поделки у охранников подозрения не вызывают. Но стоит им обнаружить пропажу плохонькой отвертки — тут такой шум поднимется. Всех разденут догола и обыщут, а виновному достанется так, что в другой раз подумает, стоит ли рисковать.

— А если стащить небольшой моток такой проволоки, они тоже хватятся?

— Сомневаюсь. Не припомню, чтобы когда-нибудь охранники пересчитывали мотки проволоки. А зачем она тебе?

— Сам не знаю, — честно ответил Лиминг. — Но нужна.

— Ты и за миллион ночей не откроешь ею замок, — предупредил ригелианец, — Проволока слишком тонкая и мягкая.

— Стащи для меня такую проволоку, — попросил Лиминг, — Я хочу сделать парочку зулусских браслетов. Обожаю зулусские браслеты.

— Скоро ты и сам сумеешь ее украсть. После допроса тебя, скорее всего, отправят в мастерские.

— Но я не хочу ждать. Чем раньше проволока окажется у меня, тем лучше.

Ригелианец задумался над его словами и наконец сказал:

— Если ты что-то задумал, держи свой план при себе. Не выдай себя даже легким намеком. Малейшая неосторожность может тебе дорого стоить.

— Спасибо за дельный совет, приятель, — сказал Лиминг, — Так как насчет проволоки?

— Встретимся завтра.

Ригелианец отошел и смешался с толпой.

Назавтра Лиминг получил моточек тонкой луженой проволоки. Вечером в темноте камеры Лиминг размотал проволоку и измерил ее длину. Оказалось, шесть футов, как и его рост. Он сложил проволоку пополам. Отломив одну половину, Лиминг спрятал ее под скамью. Затем больше часа провозился, вытаскивая шатающийся гвоздь возле торца скамьи.

Достав из кармана квадратную палочку, Лиминг на ощупь отмерил ее середину, вставил туда острие гвоздя и стал давить каблуком на шляпку. В коридоре послышались шаги. Прежде чем охранник подошел к его камере и открыл глазок, Лиминг успел все спрятать под скамью и лечь. Из глазка брызнул свет, сменившийся немигающим глазом караульного. Тот что-то пробубнил. Вскоре глазок закрылся и свет погас.