— То есть как выбрался? — подивился я.

— Ну эти балбесы дорогу показали — эти, с лампочками.

— Через горы?

— Прямиком по какому-то фиговому подземелью. Я уже решил — кранты мне, харакири ведут делать, по морде одному надавал, но они меня заломали и выволокли к шоссе. Очухался, гляжу — «Икарус» стоит, а в нем студентов тьма-тьмущая, из лагеря возвращались, все поддатые. Ну и меня без разговоров накачали, чтобы скорей в чувство привести… Теперь, брат, меня ни за какие коврижки из дому не выманишь — на работу и назад, а отпуск потом догуляю, — он помолчал и после раздумья проговорил, поморщившись: — Фиговая история… Может, это розыгрыш какой был, а эти с лампочками на самом деле переодетые матросы с подлодки? Не пойму.

— Я сам ничего не понимаю, — соврал я. Виктор вяло махнул рукой:

— Пошли они все…

— Жена тебе, наверно, устроила тертербумбию? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Дело не в этом, — сказал Виктор. — Моя жена — святой человек. Я теперь понял, что семья — это, может быть, единственное, чем я действительно дорожу. Дети, жена — о них я постоянно думал тогда, в этом фиговом заточении.

— Григорий Тимофеевич вчера ко мне заходил, — сообщил я.

— Пошел он, твой Григорий Тимофеевич!

— Жив-здоров, про тебя спрашивал.

— Вот встретимся в поселке, тогда и поговорим… по-мужски. Чешутся у меня кулаки по нему.

— Боюсь, ничего у тебя не получится. И что он тебе плохого сделал, в чем виноват? В конце концов ты сам с нами напросился.

— Как вспомню его ехидную улыбочку, — кулаки сжимаются, и дрожь меня пробирает, — фотограф в волнении весь напрягся.

— Я не собираюсь валить вину на Тимофеевича, поскольку большинство решений мы принимали сообща, но в некоторые моменты он как капитан оказался не на должной высоте.

— Вот именно! — подхватил Виктор. — Я хочу тебе сказать, что он вообще и капитаном-то не был — так, назывался только им.

— Тем не менее все завершилось благополучно, мы целы и невредимы, а по сему и бить его не за что, — высказал я свое мнение.

— Понимаешь, он хотел прославиться, — горячо начал мой собеседник, — и нас с собой взял, чтобы мы, значит, помогли ему эту славу добыть. Книжку хотел написать — тоже мне писатель! — Виктор со злостью сплюнул. — Ему отдых был до заднего места, и на фиговое это озеро ему было в высшей степени нагадить, и на красоты этих фиговых гор, и, между прочим, на нас с тобой тоже — вот за все это я ему морду и набью.

— Как бы он тебе не набил.

— Гири куплю, качаться буду.

— Ладно, не кипятись, — сказал я, вставая, — пожалуй, пойду… А у тебя здесь ничего, — одобрительно проговорил я, оглядывая махонькую, но по-своему уютную комнатенку. — Рабочая обстановка.

— Приходи — портрет сделаю. Можно в виде какого-нибудь Аполлона с венком из листьев на макушке.

— Спасибо, — счел нужным поблагодарить я, но заметил: — Аполлон, пожалуй, из меня не получится.

— Все равно заходи — просто так.

— Ага, — сказал я и вышел.

Шло время. Мало-помалу история с инопланетянами начала забываться, но меня волновало — куда снова подевался Григорий Тимофеевич? После того ночного визита я его не встречал. Сколько я ни стучал в дверь, сколько ни бросал камешки в окно — нету соседа. В отличие от Виктора я не был склонен во всем происшедшем винить Григория Тимофеевича. Наш катамаран затонул, очевидно, в тот момент, когда космоплан совершал очередной маневр в глубинах озера. Возможно, он создал вокруг себя несильное электромагнитное поле или же в толще воды могли образоваться вакуумные пустоты — результат выброса газов бортовыми двигателями. Один из этих вакуумных пузырей, вероятно, и всосал в себя нашу лодку. А возможно, все было по-другому, — так или иначе я, как уже говорилось, с легким сердцем относился к тому, что случилось с нами, но однажды произошел случай, возвративший мою память к тем тревожным дням.

Как-то раз, вооружившись объемистой торбой, я собрался на базар. На окраине поселка тянулись длинные ряды. Арбузы, дыни, тыквы, айва, гранаты, хурма, медовая вата, шашлык, лаваш, урюк, изюм, инжир проплывали перед моими глазами. Я примеривался к ценам, торговался, не торопясь делать покупку, обошел по периметру весь базар и вернулся к воротам в то время, когда на площадь въезжала большая арба, запряженная осликом. Перед узкими воротами было многолюдно, и аксакал, придержав ослика, степенно оглаживая тощую бороденку, терпеливо дожидался, когда путь к базарным рядам поочистится. Наконец люд расступился, арба тронулась, и моему взору вновь открылись базарные ворота. На пятачке перед ними остановился голорукий человек в легкой белой курточке, в облегавших стройные ноги брюках-трико и в полуботинках на литой подошве. Ветерок трепал жидкие светлые пряди на его голове с развитым бугристым надлобьем. Перед тем как покинуть базарную площадь, он обернулся, точно потревоженный подозрением. Глаза у него были крупные, навыкат, зеленоватые, в цвет маслин. Бесстрастным, но пристальным взором он окинул перспективу и лишь затем быстро и решительно шагнул в ворота. Нечего говорить, я кинулся за ним, но преследование мое продолжалось недолго. За базарной площадью пролегала ветка шоссе. Голорукий человек пересек полосу асфальта и скрылся в кустах, покрывавших подножье горы. Я был уверен, что видел не робота, а именно гуманоида. Не будем говорить о форме черепа. Взгляд! Взгляд его зеленоватых глаз был наполнен смыслом!

Я поспешно вернулся домой и долго не мог успокоиться, потрясенный неожиданной встречей. «Стало быть, гуманоиды рядом, — говорил я себе в возбуждении, — они запросто разгуливают по базару, по заплеванному земному базару прохаживаются пришельцы из космоса!»

В тот же день я узнал еще одну новость, буквально ошеломившую меня. Новость эта была напечатана убористым шрифтом в районной газете под рубрикой «РУВД сообщает». Извещал же РУВД именно о том, что в прошлую ночь с бахчи совхоза «Прогресс» неизвестными злоумышленниками было похищено около двух центнеров дынь сорта «Бухарка». Расхитители общественной собственности скрылись на «Запорожце» светлой окраски, что подтверждал в качестве свидетеля старик сторож. РУВД просит всех, кто может что-либо сообщить о преступниках, позвонить по телефону 2-75-43… Казалось бы, заурядное известие, но в том-то и дело, что у Григория Тимофеевича был «Запорожец» лимонного цвета! И уж кто-кто, а я-то знал, кому понадобились эти дыни!

Ситуация начала вырисовываться. Поведение гуманоидов, в особенности тот факт, что они безбоязненно посещали поселок, свидетельствовало о том, что у них имелись и опыт общения с людьми, и знание структуры и черт человеческой организации. Знание же это было получено путем установления контактов с отдельными землянами, имя одного из которых я мог с уверенностью указать.

Весь день я в возбуждении ходил из угла в угол. Мои догадки лишили меня покоя. Завеса над взаимоотношениями землян и пришельцев с другой планеты приоткрылась, и я увидел нечто совершенно неожиданное. Никаких торжественных встреч, никаких приличествующих случаю пышных церемоний; оказывается, можно незамеченными прибыть на Землю и, минуя правительства и парламенты, тайком установить контакт с ее жителями или… — приостановил я рассуждения, — или каким-нибудь одним человеком. Но Григорий Тимофеевич? Какую он выгоду здесь имеет? Или ему просто-напросто приятно осознавать себя исторической личностью, что на самом деле так, если исходить из вышеизложенного.

Вновь и вновь стучался я к соседу, но никто не открывал. Появлялся ли дома Григорий Тимофеевич? И почему он позабыл обо мне? Между тем приближался сентябрь, совсем скоро начинались занятия в школах, и я был уверен, что мы с Григорием Тимофеевичем непременно увидимся, если, конечно, он находится в поселке. «А где же ему быть?» — вдруг спросил я себя, и вопрос этот показался резонным, поскольку в недалекое время я узнал соседа как человека, от которого можно ждать неожиданностей. Кто мог предположить, что Тимофеевич станет якшаться с инопланетянами — не мальчишеский, не легкомысленный ли поступок? Ко всему участвовать с ними заодно в краже дынь? Дальнейший же ход событий окончательно поверг меня в изумление.