Не ведал я, как быть, но, слава Богу, Уже не ждал неведомого зла И успокаивался понемногу. Хотел идти к ней — но, тиха, светла, Сама ко мне приблизилась красотка И мне: «Добро пожаловать!» — рекла. Непринужденно глянула и кротко. Должно быть, приняла она меня За брата или друга-одногодка. И дружеская девы болтовня Сознанье помраченное целила. И я согрелся, словно у огня. А дева молвила: «Какая сила Тебя, скажи-ка, привела тура, Где поселиться никому не мило?» А я залился краской — вот беда! Как будто и забыл я — кто я, где я. И вновь опомнился не без труда. Хотел ответить, о былом жалея, Что суета убогих дум и дел Вконец запутала меня, злодея. Но не ответил. То бледнел, как мел, То от стыда краснел до слез я снова И все молчал, как будто онемел. А дева засмеялась: «Право слово, Не умирай от страха. Глянь: стою, Не замышляя ничего дурного. Но в сем необитаемом краю Мои слова, сам убедишься, вещи. Услышишь ты историю свою. Здесь видится отчетливей и резче. Итак, рассказу моему внемли. Прелюбопытные услышишь вещи. Когда владыкой неба и земли Юпитер не был, с острова родного Цирцею силы рока унесли. Но меж людей не находила крова, За злое волшебство свое молвой Ославленная, и скиталась снова. Но тут не сыщешь ни души живой. Волшебница утешилась и вроде В сем буреломе обрела покой. И поселилась мирно на природе, Дабы подале от мирских сует О человеческом злословить роде. Не ведает об этом царстве свет. Сюда дорога для людей закрыта, А кто вошел — назад дороги нет. И в доме, от зенита до зенита, Пастушки-девы, в их числе и я, Цирцею охраняют, будто свита. И вот еще комиссия моя: По зарослям, расселинам, дорогам Вожу зверей, питая и поя. Но это попеченье — о немногом. И я гуляю средь пещер и скал — Всенепременно с факелом и рогом, Чтоб заплутавший кролик иль шакал, О местонахожденье нашем судя, По рогу иль огню, тропу сыскал. И наперед тебе отвечу, буде Захочешь знать, что за зверье вокруг: Днесь — звери, ну а прежде были — люди, Такие ж в точности, как ты, мой друг. А не поверишь — погляди, как стадо К тебе спешит угодливее слуг. Оно приходу человека радо, На задних лапках перед ним служа. Твоей тоски, как лакомства, им надо. Пришли они, как ты, и госпожа Их палочкой волшебной превратила Того — в медведя, а сего — в ежа. Кто смотрит весело, а кто уныло. И всякого в подобного зверька оборотить — волшебницына сила! Ну, говорить достаточно пока. Не то умрешь в придачу к прочим бедам., Пригнись-ка и иди исподтишка. По счастию, Цирцее ты неведом. Со стадом, чтобы проскочить тайком, Ступай безропотно за мною следом. Согнулся, опустился я, как ком, И, от натуги потный и багровый, В компании с теленком и быком Пошел на четвереньках за коровой. Оборотивши спину в темный купол, Как зверь, я поспешал и неспроста Tо нос я, то макушку щупал. По-прежнему ли маковка чиста? И не растет ли у меня на теле Щетина или кисточка хвоста? И то сказать: признайтесь, неужели Строптивую осанку поборов, На четвереньках этак не пыхтели? |