Вытянув вперед посох со свечой, он шел по узкому коридору. И вдруг ход круто повернул вправо, каменный свод стал заметно ниже, но не настолько, чтобы Ивар должен был идти согнувшись. Зато почувствовал струю пронзительно холодного воздуха, как если бы его окатило ледяной водой. А стены и пол – каменный пол! – за поворотом оказались влажными, по стенам стекали капли воды. Огляделся. Блики от пламени свечи отражались от стен и свода, и те как будто призрачно колыхались. Казалось, они напирают на него. Да, недолго пришлось радоваться.

Кое-как Ивар натянул рубашку, она тоже оказалась прохладной. Сквозь подошвы башмаков чувствовал стынь камня. Странно, а посох все такой же теплый и приятно греет ладонь! Недаром дал его старик, ох, недаром.

Каменный ход, тем временем, становился все извилистей и неприятней. Вода, которая поначалу стекала маленькими капельками по стенам, начала моросить с потолка на голову и за шиворот, точно навязчивый дождь. Башмаки шлепали по ручью, холодному и, что совсем плохо, скользкому.

Непонятно это все, Горн предупреждал о сырости, но не говорил, что странствия по пещере будут выглядеть именно так! По его словам, когда найдется вход, Ивар без хлопот доберется до конца пещеры и найдет там Кристалл. Ни слова о ручье и холоде.

Быть может, с тех пор, как Горн был здесь, все изменилось? Но ведь и после него здесь бывали Особенные, они должны были рассказать об изменениях.

В мальчике опять проснулся страх. Тот самый, который исчез сегодня утром, после пробуждения, со светом и теплом дня. Сначала появился странный, едва ощутимый озноб, пробегающий по спине. От холода?

Если бы! Дрожал уже и от холода, и от затхлого, сырого воздуха, и от страха. Но почему от страха? Только потому, что Горн ему не все сказал.

Или не знал сам!

"Будь пещера мне неизвестной, никогда бы тебя не послал в нее", – говорил он. Но вот же, все по-другому, не так, как рассказывал Ивару!

Отсюда и беспокойство, и опасение перед каждым следующим шагом. Что, если капли воды погасят свечу, и окажешься в полной темноте? Что, если отсыреет огниво, хотя это огниво Горна, а тот клялся, что оно не подведет даже под ливнем? Что, если пытаясь в темноте зажечь свечу, провалишься куда-то? Вспомнились уговоры доброй птички. Ивар чуть было не повернул назад, к выходу, но он был горд и помнил, что в пещеру можно войти только раз в жизни. Такое у него Задание!

Тихо сказал себе:

– Что должно быть, то и будет.

И крепче сжал посох, согревающий не только руку, но и сердце.

Моросящий свод стал очень низким и заставил юного путешественника опуститься почти на четвереньки. "Неужели придется пробираться ползком и под водой?" – ужаснулся он. Но оказалось, что самое тесное место в пещере – на удивление сухое. Даже верхняя рубашка не отсырела.

А через десять шагов пространство вокруг него как будто распахнулось во все стороны, он успел заметить это, но сильный сквозняк задул свечу. В наступившем мраке услышал стук собственного сердца и негромкий шум воды. Никогда не случалось ему находиться в подобной темноте, когда рука приложена вплотную к глазам и не видна. Он вдруг потерял ощущение собственного тела, стало оно частью здешней вечной ночи, растворилось в холоде и влаге. "Нет, не буду трусить! Все будет так, как нужно мне!" Стал приглядываться и прислушиваться. К огромной радости, услышал шум ветра в ветках. Раздавался впереди и дал мальчику чувство уверенности и реальности того, что происходит. Неужели где-то в своде пещеры есть дыра наружу? Тогда можно будет подышать свежим и теплым воздухом.

Но тут же Ивар понял, что это не звук ветра.

Он спутал с ним чьи-то шаркающие шаги. А сейчас этот кто-то уже шлепал ему навстречу по воде. Ближе. Ближе!

Шаг назад.

Звон тысяч колокольчиков тревоги в голове.

Темнота, в которой трудно понять, где этот встречный. А тот вышел из воды, потому что шлепанье стихло. Или остановился и тоже прислушивается. Ивар старался дышать еле-еле. Кто это? Тут же не должно быть никого!

Шлепанье навстречу продолжилось. И какое-то стеклянное постукивание-позвякивание, словно от десятков стекляшек. А может быть – все-таки ужасно холодно! – льдинок.

Шаг назад.

Холод промокшей одежды и струйки воды на щеках, как слезы.

"Не буду плакать. Это не поможет. Как это говорил кто-то когда-то – это унизительно!"

Ивар нацелился на неизвестного или неизвестное посохом, он верил в силу этой странной палки.

Опять шлепанье. Опять переливчатое позвякивание-постукивание. Все ближе. Еле сдержал крик, когда что-то прямо перед ним свернуло влево и проскользнуло мимо, почти прикоснувшись к его руке, державшей посох. Воздух задрожал на высоте лица: это "что-то" было высоким, но двигалось так же легко, как и он. Шлепающие-звякаяющие звуки исчезли в той стороне, откуда – кажется – Ивар пришел.

И вдруг, наверное, чтобы окончательно ошеломить его, посох стал светиться призрачным светом. Не слишком этот свет раздвинул стену окружающей мальчика темноты, но, как и тепло от посоха, мгновенно успокоил его. Он почему-то твердо решил, что больше ничего страшного с ним не произойдет. И даже ахнул от неожиданности: на его мокром, озябшем плече сидела его старая знакомая – зеленая птичка с красными глазами.

Теперь шел вперед уверенно, освещая посохом себе путь и раздумывая, почему седобородый старик не предупредил его о чудесных свойствах этой странной вещи. Ведь сейчас именно посох тянул его вперед, указывая путь в этом огромном, темном пространстве. Ивар чувствовал, как совершенно волшебным образом ему становилось все теплей, а одежда его высыхала, будто под самым жарким солнцем. Да и вокруг было все ясней и светлей уже не от посоха, а само по себе. Свет лился отовсюду, и свет был везде. Правда, мальчик не слишком смотрел, что вверху и по сторонам. Сердце ему подсказывало, что так будет лучше. Не хотел бы увидеть какое-нибудь существо вроде того, что встретил в темноте, это был ледяной тролль, не иначе. Да и зеленая птичка клевала его в щеку каждый раз, когда все-таки пытался скосить глаза в сторону. Так что смотрел прямо перед собой. Только когда заметил впереди что-то похожее на дверь, когда уже открыл ее и вошел, то позволил себе оглянуться. И увидел!

По обе стороны тянулись стены, покрытые толстым слоем льда. Был прозрачным и почему-то чуть красноватым, стены за ним слегка тлели, будто угольки в костре. А в этом льду, как во льду мелкой речушки или ручья, когда мороз ударит неожиданно для водяных обитателей, и они очутятся в ледяном плену, как под стеклом… Так и в этом льду Ивар увидел. Но увидел не рыб или лягушек, а нечто чудовищное. Мальчики. Пареньки такие же по возрасту и внешности, как он сам! Его тела, изогнутые самым причудливым образом в последней муке. Его лица, искаженные изумлением и страхом, его широко раскрытые глаза, его беззвучно кричащие рты.

И вот тут он не выдержал. Сел на мокрый пол, прижал к себе посох, обнял голову и зарыдал, как плачут взрослые от большого горя. Если бы кто-то спросил его, почему он плачет, не смог бы ответить. Слишком много всего было: злость на обманувшего его Горна, жалость к этим несчастным мальчикам, которых послали на Задание и на верную смерть. И была благодарность к старику с молодыми глазами, вручившему ему чудесный посох и, наверное, приславшему зеленую птичку. Без них бы… Ивар видел, где закончил бы свой путь.