– Ладно, сейчас мне важнее, чтобы он исполнил мое желание. Ведь через несколько дней он может превратиться в тролля, и неизвестно, останется ли у него прежняя магическая мощь.

– Никогда не слышал, чтобы какой-то маг превратился в тролля, даже побывав в тех проклятых местах, – пожал плечами Готфрид.

– Это верно, но он может отправиться к ведьме из черной башни, чтобы она убрала рисунок с его ладони. И уж если она превратит его в нетопыря, то как же он сможет колдовать? Нна всякий случай я попрошу его выполнить мое желание завтра же! Меня пугает только одно. До сих пор Айвен не сделал ничего магического. Он ведет себя, как самый обычный человек! Я заглянула в его комнату, а он спит.

– Ну и что? Все спят, и маги тоже.

– Но у него был такой, знаешь, трогательный вид. Он улыбался во сне. Совсем как Мартин, когда был мальчишкой!

– Но ведь и я когда-то был мальчишкой. Я же человек.

Мартина обернулась и покраснела, как пион, глядя на Айвена.

– Человек, – покивал Готфрид. – Человек – это такое странное существо. Он абсолютно уверен в своем величии и непогрешимости. А сам даже не замечает, что вокруг него разыгрывается извечная война зла с добром.

* * *

Некоторые люди утверждают, что управляет нами некая энигматическая сила, которая нас мелочно и постоянно опекает. Другие возражают им, что ничего загадочного в человеческом поведении нет. А ведем мы себя так, как нам не нравится потому, что так вели себя наши родственники-предки. Но что же на самом деле? Кто мы и что есть наши поступки? И почему мы так увлеченно раскачиваемся на качелях добра и зла, правды и лжи, прямодушия и лицемерия и позволяем каруселям наших дней кружить себе головы? О, это тайна, над которой задумывается каждый из нас. Особенно, когда неспокойно на сердце.

Как-то утром я сидел в моей полной роскошного беспорядка квартире в утомленном жизнью кресле. Из-за его злобно-пружинной старости мне пришлось подложить под себя целых две подушки! Я смотрел в окно и, как обычно, пережевывал романтически-прагматическую моральную дилемму. В окно приветливо постукивал дождик, но у меня не было никакой охоты выяснять, притворялся ли он таким же теплым и душистым, как привыкли его описывать поэты, или норовил прожечь мою новую ветровку.

Романтически-прагматическая дилемма не совсем была на тему "Неужели меня хотят окольцевать?!", но явно уклонялась в ту сторону, то есть, грызла меня здоровенная экзистенциональная хандра. Трудно сказать, пытался ли я отыскать за мокнущими стеклами сущность сущего. Увы! я самый нелогичный тип в нашем ужасающе логичном мире.

Впрочем, что-то меня не туда занесло с объяснениями, ведь логика (с математической точки зрения) наука точная, а я обычно неточный, растрепанный, если только понимаете, что пытаюсь сказать. Как всегда лень и плохое настроение заполняли комнату, словно клей. Или мед. Если рассматривать в перспективе, то мед – не самое худшее, с чем я встретился тогда. Тем более, экзистенциональный мед. С щепоткой безнадежного юмора. А настроение было паршивое, какая-то война внутри. Я глубоко вздохнул и закрыл глаза. Спать, спать, спать! А зачем спать? Даже хлопнул себя по лбу от злости: "Опять непременные вопросы и переливание из пустого в порожнее!"

И вот тут-то очаровательно-бархатный голосок мне и сказал:

– Ты должен успокоиться и задуматься над тем, что делаешь и почему?

Я не сразу открыл глаза. В квартире не было никого, а значит, голосок мне приснился, уже сплю. Но решил оглядеться, вдруг во сне со мной разговаривает мой пес. Говорил не пес, которого у меня, между прочим, нет. На подлокотнике кресла возле моей ладони сидел большущий полосато-коричневый шмель и добродушно улыбался. Улыбался моим лицом, между прочим.

Я сглотнул слюну и кивнул. Ясное дело, пришло ко мне во сне мое лучшее "я", чтобы довести меня до ума и возвратить моей душе внутренний покой. Недаром шмель полосат не по-шмелиному – поперек, а по-странному – вдоль.

– И что я должен делать? – прошептал я.

– Не нервничай, – сказал мой полосатый гость.

– Легко сказать! Ты вот улетишь, а я проснусь и останусь со всеми своими проблемами.

– Наоборот, твои неприятности – и мои тоже. В моих интересах тебе помочь!

– Неприятности – это ко мне! – сказал, попыхивая трубочкой, шмель приятного стального цвета с трехдневной щетиной на подбородке моего лица. – Ну, что с тобой? Дать прикурить? У меня есть две запасные трубки.

– Ну, вечно ты встрянешь, – мягко пожурил его полосатый шмель. – Собьешь бедного с толку.

– Я хочу помочь этому бедняге не меньше, чем ты! Кто-то должен защищать его от избытка доброты!

– Его? Шутишь?

– Я печален, как водопроводчик под ванной миллиардера. А защиты ему не миновать.

Видя их серьезные физиономии и еще более серьезные намерения, я стал жалеть вышеупомянутого "беднягу". Только через несколько мгновений до меня дошло-доехало, что это спасаемое несчастьечко – я собственной персоной.

– От кого? От тебя?

– Нет, от тебя, темнота полосатая!

– Только без хамства! – Полосатый погрозил пальцем.

– А ну тебя знаешь куда? – отмахнулся Стальной.

– Послушайте, – прервал я эту очаровательную беседу, – если вы уже здесь, то давайте все вместе искать решение проблемы.

– С ним? – закричал Полосатый. – С этим грубияном?

– С этим лицемером? – вторил ему визгом Стальной.

На всякий случай я сполз с кресла и забрался под стол. Свой характер знаю хорошо, мне устроить скандал – раз плюнуть. А тем более, с разными сторонами моей натуры. И тогда вызывайте КЧС.

– Полосатый клоун! – орал между тем Стальной, размахивая кулачками (я еще попутно удивился, откуда у шмеля кулачки). – Торт тебе на голову. С фруктовой начинкой!

– О-о-о-о! – завыл Полосатый, залитый кремом и джемом. В воздухе запахло кондитерской.

– Великий певец, хе! Бурные аплодисменты!

– Ах, так! Ну, сейчас получишь пирогов с котятами!

Я приподнял край скатерти, которая закрывала мне Стального, чтобы не пропустить появления пирогов. Надеялся, что ни один котенок не пострадает. Так и случилось. Все они вывалились из пирога на голову несчастного шмеля стального цвета, а потом радостно стали: три котенка – вылизывать его мохнатую шубку, а еще два – катать его по креслу, словно клубок ниток. Стальной зашипел, стряхнул с себя котят, и тут же они с Полосатым заняли оборону в противоположных углах комнаты, используя мебель и утварь, как естественную защиту. Я понял, от чего защиту, когда по комнате запрыгала молния, и большая, резная кружка, гордость моей коллекции, разлетелась на тысячу кусочков. Вторая молния поразила старое кресло, выбив из него наружу все пружины, но его я не жалел.

– Эй! Позвольте гражданскому населению покинуть территорию военных действий! – крикнул я, размахивая носовым платком. – И перенесите свой конфликт куда-нибудь подальше от моей квартиры! А если кто-то из вас зацепит мою коллекцию поделочных камней, то ни пироги, ни торты вам не помогут – прихлопну мухобойкой!

– Но, дружище! – крикнул мне Стальной из своего угла. – Это же для твоей пользы! – Он торопливо увернулся от очередной молнии.

– Иду за мухобойкой! – предупредил я, осторожно переступая через котят.

– Это же помощь! – возмутился и Полосатый, отпрыгивая от чего-то кругло-шипящего, которое я принял за испуганного ежа.

– Да пошли вы со своей помощью! С меня хватит! Будет вам не мухобойка, а шокер, так! Кыш отсюда! И котов заберите!

Шмели погрустнели.