Сингапурская газета «Нью нейшн», поддерживая просьбу профсоюза рыбаков, призывала увеличить число патрульных рейсов в опасных водах. Одновременно рыбакам советовали выходить в море группами или даже целой флотилией. Но любопытно, что к этим призывам рыбаки отнеслись скептически: у каждого свои излюбленные места лова и свое расписание, да и не хотели они делиться частью улова с конкурентом.

Комментаторы отмечали, что лучшее средство борьбы с пиратским разбоем — модернизация рыболовного флота, оснащение его большими и быстроходными судами с радарами и электронным оборудованием, которые в состоянии заранее обнаружить пиратов.

— Хотите, я вам покажу место, где особенно ощущаешь историю острова?

Плотный, небольшого роста, с выражением иронии на лице, Хоган, весь — движение. К тому же он сегодня в шортах, а я не раз замечал, что стоит человеку надеть шорты, он тотчас становится необычайно деятельным. Только поспевай за ним.

Тропинка делает еще несколько петель, где-то азартно кричит петух (вот что значит нет пиратов!), раздаются сухие звуки ротангового мяча, потом остановка под темно-зеленой глянцевой кроной мангового дерева — столик, несколько ветхих стульчиков, чашечка душистого копи-о — так по-малайски называется черный кофе; если скажете просто «копи» — вам дадут кофе с молоком.

— А знаете, я сознательно повел вас длинной дорогой. Ведь Сентоса, которую мы сейчас видели, уходит. Жителей скоро переселят на материк, Мухаммед Нор будет жить в многоэтажном доме. И долго еще ему будет чудиться мерный накат волны.

За чашечкой копи-о Хоган вспоминает другие острова, иных людей, и снова заходит разговор о суете и покое.

— Есть в портовом хозяйстве пять маяков. Один — в Сингапуре, знаменитый Фуллертонский маяк, четыре других — на островах. Обслуживают их 20 человек. По четыре человека на каждый. Месяц бригада дежурит на одном маяке, потом три дня отдыха — и новый маяк. После завершения цикла — месяц отдыха — и снова один маяк, другой, третий. Каждые два часа — связь по радио с Сингапуром, остальное время — обычные заботы, чтение, телевизор, рыбалка, некоторые увлеклись ковроткачеством. Тишина, звуки моря… Впрочем, трудно говорить о тихой работе смотрителя маяка в столь неспокойных водах. Два года назад на маяке Раффлза ночью загорелся проходивший мимо танкер, команда бросилась в воду, а судно стало дрейфовать прямо на маяк. К счастью, танкер сел на риф и не взорвался.

Одиночество, казалось, должно угнетать, а между тем как огорчился смотритель маяка Хаджи Салим бин Абдулла, когда узнал, что на маяке Раффлза начинают сооружать помещения для иммиграционных властей, лоцманов, таможню.

Форт Силосо. Гулкие подземные туннели, переходы, бункера, стены форта кремовато-зеленых маскировочных цветов — и пушки, пушки, теперь уже музейные. По винтовой лестнице поднимаемся на смотровую площадку. Ветер гонит морскую зыбь. Вдали виднеются шапки островов, искрятся на солнце нефтяные баки на острове Буком.

— Вы знаете, — Хоган как-то особенно ироничен, — вот все, что смогли сделать эти пушки в годы второй мировой войны: уничтожили баки на острове Буком, чтобы не достались японцам. Стоило только ради этого сооружать форт?

В восьмидесятых годах прошлого века Блаканг Мати, занимающий командное положение в Сингапурском проливе, был превращен англичанами в крепость. Здесь находился главный штаб береговой артиллерии. Орудия, спрятанные в тени казуаринов, смотрели в сторону моря. «Если враг нападет, то только с моря» — так считали английские военные стратеги.

Офицеры военно-морской академии в Гринвиче во всех деталях разрабатывали план перехода английского флота в Сингапур з случае нападения на этот «аванпост британского могущества на Востоке». А в неприступности Сингапура имперские политики не сомневались. Когда началась вторая мировая война, англичане продолжали укреплять сингапурский форт, исходя из того, что с суши острову ничего не грозит — там, на севере, на сотни километров тянулись непроходимые джунгли. Поэтому северное побережье не имело постоянных береговых укреплений. Артиллеристы готовили пушки для отражения атак японских вооруженных сил с моря.

Однако история рассудила иначе. Японская армия под командованием Ямаситы, выиграв малайскую кампанию, 15 февраля 1942 года овладела Сингапуром с суши. Пушки острова Блаканг Мати, направленные в сторону моря, молчали. За два дня до капитуляции крепость на острове была подвергнута бомбардировке. Многие батареи уничтожены, погибли артиллеристы. Японцы имели отличные карты как Блаканг Мати, так и Сингапура. Перед самой войной в Сингапуре ходила шутка: «В японских парикмахерских на Стэмфорд-роуд вам может сделать массаж лейтенант японских имперских военно-морских сил, по крайней мере лейтенант…» Кстати, они были прекрасными парикмахерами. Черчилль назвал падение Сингапура «самой гибельной и самой большой капитуляцией в английской истории».

После победы над Японией Блаканг Мати какое-то время еще оставался в распоряжении английского гарнизона. Но потом начался вывод войск из Сингапура, и еще до того, как радиостанция английских войск последний раз исполнила гимн «Правь, Британия, морями», гарнизон покинул Блаканг Мати.

Правительство республики решило превратить островок в туристический центр и место отдыха сингапурцев.

В начале семидесятых годов Управление по туризму объявило конкурс на новое название острова. Так Блаканг Мати стал Сентосой.

На малайском «сентоса» значит «мир», «спокойствие», «умиротворенность». Само это название словно приглашает посетителя забыть суету города, окунуться в тишину и покой.

— А мне нет покоя, пора заглянуть в музей.

Хоган работал над экспозицией истории порта, которая должна была стать частью морокого музея, одной из главных достопримечательностей Сентосы. Наш разговор все время возвращался к этой теме. Много лет он служит в Управлении порта, и ему есть что порассказать.

Вспоминал Хоган и времена колониальные. В те годы расовая обособленность была свойственна сингапурскому обществу. Бригады рабочих в порту формировались по сугубо клановому, местническому принципу. Порой бригада грузчиков состояла из уроженцев одного уезда, даже деревни, они так и жили вместе, с другими мало общались. Китайцы, малайцы, индийцы в одной бригаде не работали. Да и внутри каждой расы было деление по этническому принципу. Тамилы, выходцы из индийского штата Мадрас, трудились в одной бригаде, малаяли — из соседнего индийского штата Керала — в другой. Китайцы с острова Хайнань и из Кантона тоже в одну бригаду не объединялись. У каждого рабочего была карточка: желтая, красная, синяя, в зависимости от того, к какой общине он принадлежал. Увидите желтую карточку, — значит, не путайте: я кантонец, фуцзяньцу здесь делать нечего. Цвет карточки — цвет общины, он закреплял разобщенность людей.

— Теперь иные времена, — задумчиво говорит Хоган и вдруг многозначительно улыбается. — Наверное, это не скромно, но я считаю себя идеальным сингапурцем. Посмотрите на мою родословную. Сингапурская история семьи Хоганов относится к тому дню, когда один из моих предков, инженер-строитель по профессии, прибыл с сэром Раффлзом в эти края из Бенкулена. Он был ирландец. Женился, кажется, на индианке. Есть в моей крови частица Малайи, Индии, Франции, Германии, Японии. Ну а себя я считаю евразиатом. Нас немного, мы вместе с европейцами и другим меньшинствами входим в те два процента, которые в статистическом справочнике обозначены словом «другие». Но в наши дни число смешанных браков растет, люди постепенно преодолевают пережитки этнической замкнутости, и нас, евразиатов, становится больше…

Тогда музей еще не был открыт, но многие экспонаты уже заняли свои места. На зеленой поляне перед зданием музея мы увидели гарпун, подаренный сингапурскому порту экипажем «Восхитительного» из китобойной флотилии «Советская Россия», — один из самых первых экспонатов.