Перед растерянным взглядом друзей предстала картина, по их представлениям, совершенно безумная. Все как один лежали лицом в тарелках, сжимая в руках недопитые стаканы с пивом. И Маня, их боевая подруга, и Корней — лихой рубака, и доктор, и ненавистная им княжна, все они лежали, распластавшись за столом, тихо посапывая и абсолютно не реагируя на речи разговорившегося Димона.

— Что это? — тихо и настороженно спросил Димон Сидора, услышав какое-то бурчание, неожиданно раздавшееся в гробовой тишине, установившейся в каюте.

— Это у тебя в брюхе, — напряжённо ответил ему Сидор, глядя на него растерянным взглядом, и хватаясь уже за свой живот. — Кажись, и у меня того, — кивнул он головой, — тож началось, — прислушался он к бурчанию, раздавшегося уже из его живота. — Я в гальюн, — стиснув зубы, проскрипел он Димону и бросился к двери каюты.

Выскочив в коридор, он, на ходу расстёгивая штаны галопом, даже не бежа, а прыгая прыжками под два метра ломанулся в гальюн, расположенный в конце коридора, по ходу чуть не вынеся дверь сортира.

Димон, внимательно вслушавшись в процесс, набиравший обороты в его животе, осторожно встал, стараясь ненароком не нарушить установившееся шаткое равновесие между давлением в животе и внешней средой, и, осторожно, попеременно, шаг за шагом, переставляя ноги, подошёл к кровати. Там, рядом с подушкой, валялся его арбалет и связка болтов к нему. Взяв их и, стараясь нечаянно не сорвать нарастающее давление в брюхе, он, медленно и аккуратно, двинулся вслед за Сидором к корабельному сортиру.

Только устроившись рядом со скорчившимся на толчке Сидором, он смог немного перевести дух, и с трудом разжимая челюсти, и тяжело дыша, тихо, с судорожными перерывами на короткие вздохи, выдавил.

— Отравил таки, ку-у-урва, — сквозь зубы выдохнул он. — А ты, гад, почему без арбалета? — злобно глянул он на Сидора. — Ждёшь, пока нам дадут просраться? — зло зашипел он на того, тяжело переводя дух и вытирая рукавом рубашки обильно выступивший пот на лбу.

— Заткнись, придурок, — зашипел на него в ответ Сидор, выжимая ладонью пот с лица. — В отличие от тебя, я свой нигде и никогда больше не бросаю. Ни на столе, ни на кровати, ни в шкафу, — и приподняв полу рубахи, он продемонстрировал Димону висящий на шнурке под рубахой арбалет. — Плохо только, что могу брать всегда не более двух болтов, иначе заметно выпирает, — с трудом переведя дух, выдавил он из себя. — Ну ка, — протянул он к Димону руку, — дал мне половинку от своей связки.

— Чтоб ты без меня делал, — скривившись, попытался улыбнуться ему Димон, протягивая всю связку разом. — Развяжи, а то у меня сил больше нет. Боже, — с трудом он перевёл дыхание, судорожно пару раз коротко вздохнув, — как же печёт в брюхе то.

— Ты, вот что, — тяжело дыша, короткими судорожными вздохами, тихо проговорил Сидор. — Попробуй представить, что огонёк в твоём брюхе в какой-нибудь изолирующей оболочке. Ну, что-либо вроде пластикового или зеркального пакета. А пакет тот ты выдавливаешь из кишок этаким ёршиком. Или дави самими кишками. Ну, — он на миг задумался, — как ливерную колбасу из плёночной кишки выдавливаешь.

— Никогда не давил? — он вопросительно посмотрел на красного и мокрого как мышь Димона.

— Я её, дрянь такую, даже никогда не ел, в отличие от тебя, — тяжело дыша, с трудом выдавил из себя Димон. — Но идея мне понравилась. Сейчас попробую продавить всё ёршиком, — криво улыбнулся он. — Ну а ты уж так и быть, дави свои кишки, как ливерную колбаску, гастрономический ты наш.

— Ну, Сидор, скотина, — выдохнул он через минуту, немного сменившись в лице и почувствовав явное облегчение, — чувствуется большой опыт потребления ливерной колбаски. Полегчало, таки, — удивлённо покрутил он головой.

— Ты головой то не крути, — огрызнулся Сидор, — а заряди ка свой арбалетик. А то, я смотрю, необосранные штаны тебе дороже своей жизни, — кивнул он на валявшийся, рядом с Димоном, незаряженный арбалет.

— На свой посмотри, — огрызнулся Димон, тут же подхватывая и судорожно заряжая арбалет.

— Фу-у, — облегчённо перевёл он дух, наблюдая за Сидором, так же, как и он, судорожно заряжавшим арбалет. — Теперь можно и вздохнуть, — осторожно погладил он себя по брюху. — Что это было? — недоумённо взглянул он на Сидора. — Все как один отрубились, а мы как огурчики.

— Ты забыл добавить, обосранные, — мрачно глянул на него Сидор. — Ответ — не знаю. Что отравили — это ясно. Но почему на нас отрава не подействовала — не знаю.

— Ну, — глубокомысленно глянул на него Димон, поудобнее устраиваясь на толчке, — нельзя сказать, что отрава не подействовала. Подействовала, — он снова осторожно ощупал своё брюхо, прислушавшись к процессам, протекавшим внутри. — Но как-то странно. Всех вырубила, а нам хоть бы хны, только брюхо прихватило. Странно это, однако, — криво ухмыльнулся он.

— Т-с, — поднял палец вверх Сидор, к чему-то внимательно прислушавшись. — Похоже, это к нам, — чуть слышно, практически одними губами, проговорил он. — Готовсь, — добавил он, осторожно, сквозь узкую щель, между косяком и полотном двери, выглядывая в коридор. — Прибыли сучьи дети.

— Ага, — тихо и зло добавил он, прищурив глаза, — и капитан наш, гадёныш, тут как тут. Стоит у двери в каюту, прислушивается.

— Однако, странно, — добавил он через секунду, — никого из экипажа. Сплошь чужие.

— Сколько, — тихо, практически на грани слышимости, спросил его Димон, тяжело дыша ему в ухо.

— Пятеро, вместе с капитаном, — молча, практически одними пальцами ответил ему Сидор, не отрывая взгляда от застывших у двери фигур.

— Чужих, бьём наповал, — ни на миг, не задумавшись, добавил он, — а капитана попробуем взять живым. Бей по ногам, чтоб не сбежал, сука. Надо поспрошать об отраве этой. Как же он то не сдох сразу, когда я его пивом напоил. Ведь целый стакан высосал, гнида, и ни в одном глазу. А наши и одного не допили, как сразу и свалились.

Медленно, осторожно отодвинувшись от двери, чтобы дать место для стрельбы и Димону, Сидор поднял свой арбалет и тихо проговорил.

— Мои левые, твои правые. Готов?

— Готов, — чуть слышно откликнулся Димон и добавил. — Тихо бьём, без шума.

Следующие четыре щелчка тетивы слились практически в один звук. Как ни удивительно, но капитан, стоявший на карачках и прислушивающийся к тому, что творится в их каюте, почувствовал беспокойство только тогда, когда рядом с ним начали валиться на пол его компаньоны. Но и тут ему не дали даже возможности рот открыть. Упёршаяся в затылок арбалетная стрела на взведённом арбалете, достаточно ясно ему показали, что надо молчать и не рыпаться.

Тихо, одними губами спросив его, сколько и где на судне бандитов и получив ясный ответ, Димон тут же огрел капитана по голове какой-то валявшейся рядом с трупом дубинкой и преспокойно связал ему руки и ноги поясами валявшихся рядом бандитов.

Времени разбираться, кто это был, на самом деле у них практически не было. Поэтому, особенно не заморачиваясь на подобных глупостях, они осторожно вернулись к гальюну и по задней лестнице, ведущей на палубу, выбрались осторожно наверх.

Как капитан и сказал, на палубе оставались лишь трое бандитов, двое у люка, ведущего на лестницу к их каюте, и один у канатного ящика на носу, где была привязана лодка, доставившая бандитов.

Дальнейшая расправа с прибывшими не заняла и пары минут, и только после этого Сидор с Димоном смогли спокойно перевести дух и вернуться к связанному капитану, впрочем, не имея ни малейшей минуты, чтобы сменить свои штаны, уделанные ими к тому времени донельзя.

Если бы у бандитов была хотя бы минута, чтобы принюхаться, то они не имели никакого шанса тайно к ним подобраться, уж больно плохо им было с животами, а последствия отравления так до конца и не прошли.

— Фу, — сморщил нос капитан, когда пришёл в себя после того, как его окатили ведром с забортной водой, — ну и вонь.

— Ты не за вонью смотри, сучёнок, а секунды своей жизни считай, — раздался у него над головой мрачный голос, прекрасно ему знакомый.