А потом неожиданно вышли к той самой знакомой крепостице, откуда весной начинали поход.

Они оказались правы, карта здорово врала. Или они сами чудовищно ошибались в расчётах, или в масштабе предоставленной карты была просто невероятная неточность, но согласно ей, они не должны были выйти к крепости так рано. Им ещё следовало пилить и пилить по болотам до этого места не менее нескольких дней.

Глядя на карту, получался вообще какой-то бред. Выходило, что если бы они шли как и шли, и прошли бы дальше, и спустились по следующей большой реке вниз к Лонгаре, то больше не петляя, вышли бы прямо к городку. Что-то после всех приключений верилось в это с большим трудом. Доверять неточной карте всё-таки не стоило, а то можно было и уйти куда-нибудь далеко, куда-нибудь на морское побережье.

Но, до морского побережья, даже по этой неточной карте было далеко. А сейчас, поздним вечером неизвестно которого по счёту дня пути, считая от того, как они повернули обратно к Лонгаре, сгрудившиеся в голове каравана усталые путники с изрядной долей сомнения рассматривали невысокие стены небольшой крепости, хорошо им знакомой ещё с весны.

— Рвица, — довольно заметил Димон, разглядывая из-под руки видимые совсем рядом невысокие стены, освещённые заходящим солнцем. — Хорошо! Хоть спокойно переночуем, под охраной, — и, пришпорив коня, он поторопился вперёд к закрывающимся непонятно с чего воротам.

— Чего это они там? — Сидор, повернувшись к Мане, удивлённо спросил её, недоумённо подняв брови. — Рано же ещё. Солнце ещё не село, а они уже ворота закрывают. Где мы ночевать то будем?

— Это они от нас закрываются, — флегматично заметил Корней, поравнявшись с ними. — Опасаются, как бы чего не вышло.

— Ну и чего может не выйти от пяти то человек, — растерянно повернулась к нему Маня. — Из которых один, к тому же, старик, да и держится в седле еле, еле, — заметила она, бросив озабоченный взгляд на качающегося в седле профессора. — Это даже со стороны видно.

— Что угодно, — хмуро бросил Корней. — Забыла уже, как сама расправилась с погоней? А в таких небольших крепостях и гарнизону то, всего ничего. Больше десяти человек никогда не бывает. А для них, мы нешуточная угроза.

Недоверчиво посмотрев на него, Маня, пришпорив коня, двинулась вперёд, про себя недоверчиво переваривая услышанное. Логически понимая, что Корней прав, она, тем не менее, никак не могла поверить, что она, лично она, такая белая и пушистая, может представлять для кого-то угрозу. И не просто угрозу, а волне конкретную и совсем не шуточную.

— Эй! — заорала Маша в полный голос, как только они с караваном подъехали чуть поближе, и уже не надо было особо напрягать голос, чтобы докричаться до видневшихся на верху частокола голов. — Чего закрыли? Мы что, на улице будем ночевать?

— Ждут кого-то, кто нас знает, — хмуро бросил Димон, стоявший рядом с въездными воротами и до того о чём-то жарко переругивающийся со стражей. — Говорят, что не пустят, пока не признает кто-нибудь из своих. Похоже, что ночевать нам придётся где-нибудь тут, — с мрачным видом обвёл он сырую, болотистую округу недовольным взглядом.

— Да уж, — мрачно согласился с ним подъехавший Сидор, до того державшийся в конце каравана, — найти здесь знакомца тоже, что и отыскать жизнь на Марсе.

— Невероятно, — раздался у них над самой головой знакомый насмешливый голос, кого-то им смутно напоминающий, — знакомая компания.

— Это кто это тут ещё знакомый выискался, — поворачивая голову назад и задирая её вверх, чтобы лучше разглядеть того, кто их окликнул, поинтересовался усталый и злой Сидор.

— Да я это, — раздалось со стены, — Митька. Забыли, что ли?

— Ба-а-а! — устало протянула Маня, хриплым и осипшим голосом пытаясь прокашляться и что-то сказать. — Наш старый, добрый проводник, — наконец-то справилась она с голосом. — Тебя то, каким ветром сюда занесло.

— Так, живу я здесь, — насмешливо откликнулся Митька. — А вот вы откуда появились так рано, когда вам по всем расчётам ещё бродить и бродить. Месяца два, три — не менее. Мы-то вас раньше не ждали, уже ближе к зиме, когда все обычно и возвращаются. Сейчас ещё только август, а вы уже дома. Никак, надоело?

— Надоест тут, — недовольно буркнул Димон, — когда тебя с самого начала, сперва, с корабля выкидывают, а потом гоняют по всем землям, пытаясь прибить по возможности.

Поняв, что вернулись свои, их, уже не опасаясь, впустили во внутренний двор, где они и смогли свободно разместить свой караван.

Переночевав под охраной местной стражи, и наконец-то хоть одну ночь спокойно отоспавшись, они, рано по утру, собрались, было, отправляться дальше, но были остановлены местным десятником.

— Минуточку, — придержал он за узды коня Сидора, первым попытавшегося двинуться в распахнутые перед ними ворота. — Вам следует захватить с собой проводника, — и указал на скромно держащегося в стороне Митьку. — Раз уж вы к нам зашли, то мы обязаны сопроводить вас до города. Хоть и нет у нас никого лишнего, все на реке заняты, но это устоявшееся правило, а его лучше не нарушать.

— Боитесь, что заблудимся? — насмешливо поинтересовался Димон, подъезжая к ним из конца готового к отправке каравана.

— Порядок такой, — ничуть не смутившись под насмешливыми взглядами друзей, десятник кивнул на Митьку. — Он вас проводит. Больно уж вы шустрые. Нравится, не нравится, а придётся вам его потерпеть. Установленные правила нельзя нарушать.

— Хорошо, — перебив собравшегося было возмутиться Сидора, согласился Корней. — Пусть он будет, раз порядок такой.

— Ну, мы поехали? — насмешливо спросил Сидор, дождавшись пока Митька, ловко заседлав выделенного ему конька собственным, неизвестно откуда появившимся седлом, окончательно в нём угнездится. — А вы тут бдите, — бросил он недовольно страже. — А то с этими вашими амазонками, одни неприятности. Всё норовят повязать, да в рабство продать, сволочи. Как ни едем, так вечно одна и та же история, что туда, что обратно.

— Какая такая история, — тут же насторожился десятник, сразу вцепившись в повод Сидрового коня, и уже не отпускал их до тех пор, пока они подробнейшим образом ему не поведали о своём путешествии на кораблях амазонок, и о попытках их ограбить и продать в рабство. Что весной, что нынче, осенью.

За прошедшие за тем полтора часа, в течение которых дотошный десятник выпытывал у них детали и подробности всего, произошедшего с ними у амазонок, Сидор ещё не раз пожалел о собственной несдержанности. Да и все остальные, окончательно уже выведенные из себя приставучим десятником, чуть ли не матом уже начали на него орать, напоминая ему, что им пора ехать, что солнце, мол, высоко.

Однако, только окончательно выясним все подробности, десятник выпустил их за ворота, попытавшись, тем не менее, навязать им ещё и дополнительную охрану.

— Нет, — отрезал разозлённый Сидор. — Вас и самих тут мало. Не хватало ещё и гарнизон ослаблять. Мы уж как-нибудь сами. Нам не привыкать, а вы занимайтесь своим делом. Бдите за этими предприимчивыми дамочками, как бы они ещё какой-нибудь гадости нам не сотворили.

Пожелав им ещё раз доброго пути, десятник, теперь уж не останавливая, выпустил их из ворот крепости и ещё долго стоял там, наблюдая за всё далее и далее удаляющимися путешественниками.

Следующие полтора дня, ушедшие на дорогу до города, им уже ничем особым не запомнились. Лишь только странное тёплое чувство, появившееся в их груди при виде невысоких стен этого, ставшего теперь родным города выдавало в них чувства, что он вызывал.

Теперь это был их дом. И они вернулись.