— Дух Дюкейна вас найдет!

И стал резать себе горло перочинным ножом. Посетители преодолели первоначальное смущение и набросились на почтенного чиновника, скрутили его, отобрали нож, но было уже поздно, через час он скончался, не приходя в сознание. На его рабочем столе обнаружили лист бумаги со схематичным изображением осьминога и подписью «Ктулху фхтагн».

По Барнард-Сити ходили и другие подобные байки, некоторые были явной выдумкой, другие выглядели вполне правдоподобно. Ни одна из этих историй никогда не комментировалась официально, считалось, что ничего подобного как бы не было, просто несколько десятков чиновников вдруг стали жертвами некоей болезни. Интересно, что все до единого пострадавшие имели какие-то дела с домом Дюкейна. Сэр Огрид Бейлис, сменивший безвременно почившего сэра Роберта Крюгера на посту министра полиции, приказал провести по этому поводу расследование, но оно не пронесло никаких результатов. Ни один из переболевших не мог ничего рассказать о своих делах с домом Дюкейна даже под пыткой — когда допрашиваемому задавался соответствующий вопрос, он начинал биться в судорогах и терял сознание. А если вопрос повторялся несколько раз, допрашиваемый погибал от кровоизлияния в мозг. Нечто подобное описывалось в древних эзотерических трактатах под названием «мозговой блок».

Средства и методы, которые использовал Джордж Дюкейн в своей богопротивной деятельности, так и остались тайной. Его божественность сэр Рейнблад однажды, будучи сильно накурен, намекнул, что Дюкейн якобы обращался к сверхестественным силам, столь мрачным и угрожающим, что сам Сэйтен по сравнению с ними — безобидная овечка. Ходил и другой, еще более фантастический слух, дескать, Дюкейн синтезировал в своей лаборатории запрещенный наркотик, способный подавлять волю и превращать человека в послушную марионетку в руках кукловода, которым был Джордж Дюкейн. Некоторые говорили, что Дюкейн овладел древней черной магией, с помощью которой превращал чиновников в зомбей, подобно тому, как это делали жрецы культа вуду с мифическими неграми — дикими лесными людьми, чья кожа якобы покоричневела от богопротивной магии. Еще была версия, что большинство преступлений Дюкейна совершил не Дюкейн, а его ближайший помощник, некий Фоксхантер, а сам Дюкейн проводил все время в лаборатории, не интересуясь практическим применением древнего зла, которое он выпустил на свободу. Еще про Фоксхантера говорили, что он стал первой жертвой Дюкейна и творил свои злодеяния не по собственной воле, а под действием черной магии. Впрочем, живьем Фоксхантера никто не видел, и вообще, до разгрома дома Дюкейна это имя (или, скорее, прозвище) нигде не всплывало.

Только два человека во всем Барнарде знали правду о Фоксхантере. Сэр Захария Харрисон твердо знал, что никакого Фоксхантера никогда не существовало. Сэр Герман Пайк твердо знал, что Фоксхантер избежал расправы, потому что в момент разгрома дома Дюкейна находился в Оркланде, внедрялся под видом орка в свиту дьякона Питера Пейна, отправившегося искать в диких прериях древние микроядерные бомбы. Это задание Фоксхантер провалил, но остался жив и через некоторое время прибился к службе безопасности дома Адамса. Очень большая удача, что Фоксхантер оказался не злокозненным адским исчадием, а вполне приличным человеком. Жаль, что мозговой блок не дает ему детально рассказать о своем прошлом, но, с другой стороны это, может быть, даже хорошо — незачем извлекать древнее зло из небытия еще раз. Не всегда цель оправдывает средства, бывают такие средства, которые никакая цель не оправдывает.

Если бы сэр Пайк и сэр Харрисон откровенно обсудили между собой, что каждый из них думает о Фоксхантере, им открылось бы много нового и интересного. Но оба они предпочитали хранить знания в тайне, их противоположные точки зрения не столкнулись и не породили новое знание из тезиса и антитезиса собственной аннигиляции.

Сэр Джон Росс не знал о Фоксхантере Неуловимом почти ничего. Вроде был такой полумифический персонаж, возглавлял разведку некоего Дюкейна, который однажды не поделился откатами с кем надо, за что и поплатился. Мерзкий тип был этот Дюкейн — даже своему главному разведчику не доверял в полной мере, мозговой блок наложил. А если даже и не наложил на самом деле, все равно мерзкий тип, потому что Герман поверил в эту легенду сразу и безоговорочно, а это характеризует главу разгромленного дома не с лучшей стороны. Больше про Фоксхантера Джон Росс ничего не знал, и знать не хотел. Того, что он знал, было ему вполне достаточно.

Его божественность сэр Герхард Рейнблад любил принимать посетителей не в кабинете, а в саду. Намного приятнее проводить переговоры, когда ты не сидишь в душной комнате, а прогуливаешься по посыпанным гравием дорожкам мимо затейливо выстриженных деревьев и кустов, благоухающих цветочных клумб и радующих глаз статуй. А в траве так и шныряют мохнатые двузубцы — представители единственного аборигенного вида животных, получившего благословение человеческих богов. Сверчки стрекочут, двузубцы чпокают, птички щебечут, ручейки журчат… Вся эта благодать приводит собеседника в добродушно-расслабленное настроение, а сам Рейнблад давно к ней привык, не действует она на него, никакие птички и бабочки неспособны поколебать его душевное равновесие. Иногда, конечно, приходится принимать гостя в кабинете, например, когда надо к компьютеру обращаться по ходу беседы, но так бывает редко. Вот и сегодня не тот случай.

Сейчас кардинал-первосвященник Всея Человеческой Общины на Барнарде любовался цветущей раффлезией. Невозможно поверить, что на Земле Изначальной этот прекрасный цветок опылялся мухами и его лепестки мимикрировали под куски протухшего мяса. Но Служба Санитарного Контроля не допустила земных мух на благословенные земли Барнарда, и несколько экземпляров этой гигантской орхидеи, завезенных первопоселенцами в качестве дурной шутки, приспособились к опылению аборигенными микрострекозками, и направили свою эволюцию от мерзкого к прекрасному в полном соответствии с доктриной святого Дарвина. Зловонные выделения земной раффлезии превратились в благоуханный нектар, подобно тому, как заблудшая душа, будучи помещена в условия, благоприятствующие духовному развитию…

— Вы совсем не слушаете меня, ваша божественность, — неожиданно заявил Адамс.

Кардинал Рейнблад приподнял брови в деланном удивлении и медленно повернул голову. Его взгляд как бы говорил: «Я только что слышал, что это ничтожное существо сделало мне замечание. Уж не ослышался ли я?»

Олигарх выдержал взгляд кардинала, почти не изменившись в лице, только стал слегка подергивать челюстью, будто что-то жует. Рейнблад давно приметил, что этот тик часто проявляется у Адамса, когда тот нервничает.

— Ты не говоришь ничего существенного, вот я и не слушаю, — спокойно произнес Рейнблад. — Если хочешь привлечь мое внимание, скажи что-нибудь интересное. Например, огласи выводы, следующие из того унылого дерьма, что ты бормочешь битых полчаса. Адамс вздохнул и сказал:

— Боюсь, вам не понравятся эти выводы, ваша божественность.

— Позволь мне самому судить, что мне понравится, а что нет, — сказал Рейнблад. Адамс нервно сглотнул.

— Как вам будет угодно, — произнес он после долгой паузы. — Из всего, сказанного мною ранее, следует очевидный вывод. Ваша божественность по непонятным мне причинам препятствует движению нашей Родины к светлому будущему. Все те нелепые случайности, что я перечислил, нельзя объяснить иначе. Ну, разве что если предположить, что ваша божественность утрачивает контроль над…

— Моя божественность никогда не утрачивает контроль, — оборвал его Рейнблад. — Никогда и ни над чем, кроме того, что контролировать нецелесообразно. И я не понимаю, почему ваши с Тринити дела должны стать исключением из этого правила. Может, ты мне объяснишь? Адамс ничего не ответил. Рейнблад подождал минуту, затем сказал:

— Вот видишь, не можешь объяснить. И это неудивительно. Твою позицию нельзя объяснить разумно. Сейчас со мной говорил не твой разум, а только лишь гордыня и жадность. Ты говоришь, будто печешься о будущем Родины. Но ты лжешь, на самом деле ты печешься только о том, как ты будешь двигать Родину к светлому будущему. Это гордыня. А еще ты мечтаешь получить большой куш на движении к будущему. Это жадность.