– Какого черта? – бормочу я, оглядываясь. На этот уровень ни у кого, кроме меня, нет доступа.

В дверном проеме учебного центра мелькают рыжие волосы.

– Эми? – спрашиваю потрясенно, бросаясь вперед.

Она улыбается – не широко, просто слегка изгибает губы. И в глазах эта улыбка не отражается.

– Я надеялась, что ты тут.

– Как… как ты сюда попала?

Она выходит из учебного центра ко мне в Большой зал. Поднимает левую руку.

– Это тебе Док дал! – восклицаю я, разглядывая вай-ком на ее запястье.

Эми кивает.

– Я подумала… он раньше принадлежал Ориону, так что может дать мне доступ на уровень хранителей и… – Она пожимает плечами. – Получилось. Я пыталась тебя вызвать, но ты сбрасывал. Или я что-то не так делала?

– Нет, я правда отклонял какие-то вызовы.

Эми легонько ударяет меня по плечу.

– Игнорируешь меня, значит?

– Не смог бы, даже если бы попытался, – отвечаю я.

Она снова улыбается – снова пустое движение губ, которое ничего не зажигает в глазах.

Мы стоим футах в двух друг от друга – она у учебного центра, я чуть ближе к середине Большого зала, и между нами повисает почти физически ощутимая неловкая тишина. Она вытягивает цепочку из-за ворота и вертит свой амулет в пальцах.

– Что случилось?

– Ничего, – торопливо отвечает Эми, выронив крестик.

Прищуриваюсь, но не настаиваю.

– Я давно тебя не видела, – говорит она наконец, но не двигается, и я подхожу сам. Она опускает руку в карман и мгновение выглядит так, будто собирается что-то вынуть.

– Мне пришлось улаживать кое-какие сложности в Городе, а потом… у корабельщиков.

– Моя очередь спрашивать, – говорит Эми, вытаскивая руку из кармана – в ней ничего нет. – Что случилось? Ты видел, что возникло на пленках?

– Да. – У меня вырывается стон. – Ко-ра-бельщики сумели найти брешь в системе, но… – Пожимаю плечами, пытаясь казаться беспечным, но и сам вижу, что движение выходит горьким. – Все равно поздно. Я попросил Мараи и главных корабельщиков быть моей полицией.

– Отлично! – восклицает Эми с таким пылом, что я удивленно поднимаю взгляд. – Просто… рада, что ты наконец решился. В смысле, завести отряд полиции, – добавляет она, заметив мое удивление.

– Нужно было сделать это еще месяц назад, – говорю я и жду реакции.

Ее рука дергается, как будто Эми хочет коснуться меня, но не делает этого.

– Ты что-то недоговариваешь, – упрекает она мягко.

«Ты тоже», – думаю я, но по ее тяжелому взгляду понимаю, что она все равно не расскажет, что ее беспокоит. Так что я просто рассказываю правду. Про двигатель. Про вранье. Про то, что мы не летим и даже не знаем, где оказались. Рассказываю то, что больше никому на корабле не говорил.

– И мы не можем им сказать… – добавляю я. – Если фермеры узнают…

Эми кусает губы, но не спорит. Пока что.

Провожу пальцами по волосам, словно пытаясь вытащить ответ из корней.

– Мы стоим уже давно. А корабль не прослужит вечно. Он… «Годспид» разваливается.

Только теперь, высказав это ей, я сам осознаю правду. И наконец вижу все, на что раньше не обращал внимания, и понимаю, что это значит. Производство пищевых продуктов сокращается, хоть мы выжимаем в почву все удобрения и питательные вещества, которые только можно. Да, в последнее время большинство фермеров работает не так усердно, как под фидусом, но даже это снижение продуктивности не оправдывает то, что растениям едва хватает силы протолкнуться через почву.

В тот год, когда у нас было так много дождей – действительно ли причина была в научных исследованиях или систему орошения просто прорвало? В еде, которую доставляют по комнатам через стены, по меньшей мере два раза в неделю используют мясо, полученное химическим путем, – правда ли оно питательней или Док с учеными просто не могут иначе восполнить нехватку скота на всех?

Я начинаю понимать, почему Старейшина… впадал в такое отчаяние.

Вспоминаю звук двигателя. Пусть его энергию и используют на поддержание функционирования корабля, но все эти «бам» и «жжж»…

Это нездоровый звук.

Лишь перестав говорить, я понимаю, что она за все время не издала ни звука.

– Эми? – зову тихо.

Она смотрит мне в глаза.

– Получается… теперь мне можно разбудить родителей?

– Что? Нет! – тут же восклицаю я.

– Но… если мы все равно не долетим… если нет шанса, что мы долетим… почему нет?

– Мы еще можем долететь! Космос побери, дай мне хоть попытаться найти решение.

– А вдруг его сможет найти кто-то из замороженных? Там ведь и ученые есть, и инженеры, помнишь?

– Эми… нет. Мои люди справятся сами.

Она бормочет что-то, но у меня не получается разобрать.

– Что?

– До сих пор у них не особенно здорово получалось! Черт, Старший, сколько лет уже двигатель сломан? Дольше, чем ты живешь на свете! Может, десятки лет – или и того дольше!

– Перестань! – взрыкиваю я. – Только не ты! Я не хочу еще и от тебя слушать, что мне делать и как я ни на что не способен.

– Я не сомневаюсь в тебе! – бросает Эми. – Я просто говорю, что кто-нибудь с Земли, возможно, сможет найти решение!

– Ты просто говоришь, что нужно разбудить твоих родителей!

– Я не о них!

– Ты всегда о них! Нельзя разбудить твоих родителей только потому, что ты испуганная маленькая девочка!

Эми смотрит на меня с яростью, на щеках выступает гневный румянец.

– Может быть, если бы ты признал, что не способен исправить все на этом уродском корабле в одиночку, ты бы понял, что прямо у тебя под ногами полно людей, которые могут помочь!

Я понимаю, что она повторила это от злости – про «не способен», – но слова все равно ранят, будто в меня вонзили горячий нож.

– Ты не задумывалась над тем, что половина моих проблем из-за тебя? Если бы мне не приходилось носиться со «странной», может, у меня бы что-нибудь и вышло!

Как только слова соскальзывают с моих губ, мне тут же хочется схватить их руками и раскрошить в пыль.

Но я не могу.

Слова сказаны.

Я клялся Эми, что никогда не буду считать ее «странной».

Я был единственным на корабле, кто не оскорблял ее.

Был.

Эми откидывает голову, как будто слова ударили ее по щеке. Разворачивается на пятках и бросается в учебный центр – к гравтрубе, которая унесет ее от меня.

– Эми! – кричу я, кидаясь за ней. Она уворачивается, так что волосы падают ей на лицо, и пересекает порог. Я хватаю ее за локоть, разворачиваю и тяну обратно в Большой зал. Она вырывается, но по крайней мере не убегает.

– Прости меня, – начинаю торопливо. – Я не всерьез. Прости, прости, прости. – Снова тянусь к Эми, но она дергается, и я сразу опускаю руку.

Она не смотрит мне в глаза.

– Ты прав, – произносит она наконец, подняв взгляд на искусственные звезды и часто моргая.

– Нет, не прав, прости, ты не странная, это глупость.

Она качает головой.

– Я не о том. Ты прав, что… я боюсь, – шепчет она и вертит вай-ком на запястье, оставляя красный след.

Я и раньше видел, как она задумывается и замолкает. Бывало, что мы разговаривали и вдруг Эми выпадала из реальности, уходила в себя на несколько секунд, а потом возвращалась к разговору. Я всегда думал, что это из-за меня – что она вспомнила о моем предательстве или что-то, что я сказал, напомнило ей о прошлом, которое она потеряла. Теперь мне начинает казаться, что тут может быть замешано что-то иное.

– Что случилось? – спрашиваю я тихо. Злость испарилась, уступив место беспокойству.

От этого вопроса она подскакивает на месте.

– Тебя кто-то обидел? – продолжаю я. – Или угрожал?

Делаю шаг. Мне хочется коснуться, взять ее ладони в свои, притянуть ее к себе. Но она холодна как лед.

И что я должна ему сказать? Что мне все еще снятся кошмары о чем-то, что случилось три месяца назад? Это же тупость. Если уж говорить, то говорить нужно было тогда. Но тогда важнее было другое – Харли и Старейшина умерли, мы поймали Ориона, отказались от фидуса. Больше двух тысяч человек ждут, что Старший решит их проблемы. Как я повешу на него еще одну? Ему единственному я бы рассказала… но я не могу. Не могу. Не потому что прошло три месяца, не потому что у него много забот с кораблем. Не потому что я боюсь, что он не поверит.