— Пойдите ему навстречу, Горан. Вы же сами настаивали на приходе сюда. Вы утверждали, что миссис Фромм советовалась с вами в важных вопросах. Мистер Вулф пытается нащупать истину…

Но Горан не поддавался.

— Я отказываюсь подвергаться допросу.

Мэддокс принялся было спорить, но Вулф перебил его:

— Ваши разъяснения, мистер Мэддокс, могут быть весьма убедительными, но вы должны понять сложность положения, в котором оказался мистер Горан. Он в тупике. Если на мой второй вопрос он ответит утвердительно, то вы правы: у меня в руках окажется козырь и я не премину воспользоваться им. Но если он ответит отрицательно, тогда я спрошу: откуда он узнал об этом чеке? Я хочу это знать и надеюсь, что и вы тоже.

— Я уже знаю. Знаю с его слов. Сегодня утром, услышав о смерти миссис Фромм, он позвонил к ней домой и разговаривал с мисс Эстей, секретаршей миссис Фромм, и она рассказала ему о чеке. Я проводил уик–энд за городом, и Горан разыскал меня там. Я немедленно приехал в город.

— Где именно вы были?

— Это наглость? — Мэддокс вздернул подбородок.

— Да… Приношу вам свои извинения не за наглость, а за глупость. Задавать этот вопрос бесцельно. Сила привычки. В этой путанице мне следовало бы забыть об обычной процедуре дознания. Искать, например, алиби и предоставить все это полиции. Ну как, мистер Горан, вы будете отвечать на мои вопросы?

— Нет. Из принципа. У вас нет полномочий задавать их мне.

— Но вы же рассчитываете, чтобы я отвечал на ваши вопросы.

— Нет, не на мои, потому что и у меня нет соответствующих полномочий. Но мистер Мэддокс правомочен их задавать. Он душеприказчик миссис Фромм. Вы будете отвечать ему.

— Посмотрим. — Вулф был сдержан. Он обратился к Мэддоксу: — Насколько я понимаю, сэр, вы не требуете от меня возврата денег, которые миссис Фромм заплатила мне.

— Как сказать… Сообщите мне, для какой цели и с каким условием вам был выдан чек, и тогда я решу. Я не могу позволить, чтобы смерть моего высокоценимого клиента была бы использована частным детективом ради сенсации или его личного обогащения.

— Достойные и здравые слова, — признал Вулф. — Замечу только, что я вряд ли могу сделать это дело более сенсационным, чем оно есть сейчас, но даже при этом ваши слова вызывают восхищение. Однако тут есть одна загвоздка: я ровным счетом ничего не скажу вам о том, какой разговор произошел у меня вчера с миссис Фромм.

— Следовательно, вы намерены утаивать улики!

— Пф! Я уже сообщил обо всем в полицию. В письменном виде за собственной подписью.

— Почему же вы не можете рассказать это мне?

— Потому что я не такой простак. У меня есть основания думать, что этот разговор являлся одним из звеньев цепи, которая повела к смерти миссис Фромм, и если это так, то человек, больше всего интересующийся тем, что она мне рассказала, является ее возможным убийцей.

— Но я ведь не убийца.

— Это требует проверки.

— Какая чушь! — Мэддокс задыхался от ярости. — Бред сумасшедшего!

— Не могу с вами согласиться. Полиция разговаривала с вами?

— Конечно.

— Сколько их было?

— Двое, нет, трое.

— Не будете ли вы любезны сказать, кто именно?

— Капитан Бенди и помощник комиссара Юменс. А также помощник окружного прокурора Мандельбаум.

— Не говорил ли вам кто–нибудь из них, о чем миссис Фромм вчера консультировалась со мной?

— Нет, мы не разговаривали об этом.

— Предлагаю вам повидать кого–нибудь из канцелярии окружного прокурора, предпочтительно человека, хорошо вам знакомого, и попросить его рассказать. Если он или любое другое официальное лицо сделает это, я верну деньги, которые мне уплатила миссис Фромм.

Мэддокс выглядел так, словно кто–то пытался убедить его, что нос у него растет снизу вверх.

— Уверяю вас, — продолжал Вулф, — я не такой осел, чтобы утаивать улики, особенно при таком сенсационном преступлении. Поверьте, я весьма педантичен в этом отношении. Если у полиции нет о вас информации, которая не известна мне, я сомневаюсь, чтобы вас рассматривали как возможного убийцу, но вы можете оказаться в неприятном положении, когда я сообщу полиции, что вы настойчиво домогались узнать содержание моей беседы с миссис Фромм. Это, конечно, мой долг. И на этот раз его исполнение доставит мне удовольствие.

— Вы… вы… — Мэддокс снова чуть не задохнулся от негодования. — Вы мне грозите?!

— Ничуть. Просто информирую вас о том, что позвоню в полицию немедленно после вашего ухода.

— Я ухожу сейчас же. — Он поднялся. — Я подам иск на эти десять тысяч.

Я вышел вслед за ним чтобы открыть ему дверь, но он опередил меня, хотя ему пришлось шмыгнуть в приемную за шляпой. Когда я вернулся в кабинет, Горан уже был на ногах. Он глядел на Вулфа сверху вниз, не произнося ни единого слова.

— Арчи, соедини меня с мистером Кремером, — обратился ко мне Вулф.

— Обождите минуту, — тоненький голосок Горана звучал повелительно. — Вы совершаете ошибку, Вулф, если действительно хотите заняться расследованием этого убийства. Но я не верю вам. Двое самых близких к миссис Фромм и ее делам людей находились у вас в кабинете, но вы прогнали одного из них. Где тут здравый смысл?

— Вздор! — Вулф был раздражен. — Вы не хотите сказать мне даже о том, сообщила ли вам миссис Фромм о свидании со мной!

— Вы задали вопрос в оскорбительном тоне.

— Тогда я попытаюсь задать его вежливо. Не будете ли вы любезны изложить мне суть того, что говорилось в вашем доме в тот вечер, когда у вас были гости?

Длинные ресницы Горана затрепетали.

— Я сообщил обо всем полиции, мне велено молчать об этом.

— Естественно. А вы будете молчать?

— Нет.

— Опишете ли вы полностью или откровенно суть ваших отношений с миссис Фромм?

— Конечно, нет.

— Если я пошлю мистера Гудвина в контору АСПОПЕЛ, юрисконсультом которой вы являетесь, дадите ли вы указание сотрудникам отвечать на его вопросы?

— Нет.

— Значит, оскорбительный тон ни при чем. — Вулф обернулся ко мне: — Арчи, соедини меня с Кремером.

Я набрал номер, мне сразу ответили, но затем все усложнилось. Ни одного из наших друзей или врагов на месте не оказалось, и в конце концов пришлось остановить выбор на сержанте Гриффине, о чем я сообщил Вулфу. Он поднял трубку.

— Мистер Гриффин? Говорит Ниро Вулф. Информация для мистера Кремера. Пожалуйста, не забудьте передать ему. Мистер Джеймс Альберт Мэддокс и мистер Деннис Горан, адвокаты, явились сегодня вечером ко мне. Вы правильно записали имена и фамилии? Да, понимаю, что они вам знакомы. Они просили меня рассказать о содержании моего вчерашнего разговора с миссис Деймон Фромм. Я отказался, но они настаивали. Не буду утверждать, что мистер Мэддокс пытался подкупить меня, но у меня создалось впечатление, что, если бы я передал ему содержание этого разговора, он согласился бы не требовать возврата денег, которые мне заплатила миссис Фромм. Когда мистер Мэддокс в припадке раздражения ушел, мистер Горан сказал, что я совершаю ошибку… Пожалуйста, проследите, чтобы это дошло до мистера Кремера. Нет, это все. Если мистер Кремер захочет узнать подробности или получить эти сведения в письменном виде, я к его услугам.

Вулф положил трубку и пробормотал, глядя на адвоката:

— Вы еще здесь?

Горан направился к двери, но, сделав три шага, обернулся:

— Вы можете не знать законов, но зато хорошо знаете, как доносить на грани клеветы. После этого представления стоит задуматься, как вы завоевали свою репутацию.

Горан ушел. Наложив цепочку на входную дверь, я вернулся в кабинет и нарочито восторженно воскликнул:

— Здорово вы их отбрили! Выдоили и ощипали. Только пух и перья летали. Поздравляю!

— Заткнись, — сказал Вулф и поднял со стола книгу, но не за тем, чтобы швырнуть ее в меня.

Рано–ранехонько, когда Вулф все еще священнодействовал в спальне над подносом с завтраком, к нам примчался сержант Пэрли Стеббинс, чтобы разузнать подробности нашествия адвокатов. Разумеется, я удовлетворил его любопытство, но если у него ранее были только слабые подозрения, то теперь ушел он от нас, полностью убежденный, что мы его водим за нос. Я изо всех сил пытался доказать ему, что, поскольку шеф — гений, его хамское обращение с адвокатами вполне естественно для гения, однако Пэрли наотрез отказался поверить, что Вулф, вынудив их явиться к нему, не попытался пристроиться к делу. Правда, Стеббинс оказал нам честь, так как выпил у нас две чашки кофе и съел пять–шесть свежих рогаликов, но это, вероятно, объясняется лишь тем, что никто на свете, попробовав однажды воскресные рогалики Фрица, когда–либо в будущем найдет в себе силы отказаться отведать их вновь.