Здесь мы обнаруживаем уже знакомую картину. В уарочирийских повестях именно новорожденный бог войны Париакака, швырнув свой золотой посох, пронзил и обездвижил большую и страшную змею, установив раз и навсегда, кто обладал правом «править». Змея была символом тектонического сдвига в земле и «уранового» сдвига во владениях «небесной земли», области небесной сферы между тропиками. Эта область, принимающая свою форму от экстремальных положений солнца на небесной сфере, была небесным аналогом или моделью империи Солнца на земле. В игре по сбиванию змеи Инка работал болами, называвшимися ливиак, то есть именем молнии. Как в случаях с Париакакой и, что более существенно, Виракочей, который вызывал космический огонь, поднимая его посох, ось небесной сферы одновременно служила молнией, посланной с самого высокого неба, и тот, кто обладал ею, являлся законным правителем Века. Стало быть, одолевая подвижную змею, Инка овладевал границами империи. По задуманной аналогии он также овладевал границами пространства-времени Пятого Солнца, овладевая движением звезд.

Изображение метательного оружия, «связывающего» змею, имеет отчетливо воинственный характер, и оно также было преднамеренным, поскольку отражало, как считалось, космическую реальность состояния войны между солнцем и звездами, — конфликт, выраженный в другой инкской легенде. В ней Инка Пачакути в ходе отчаянного сражения с жестоким племенем восточной сельвы увидел, как на его войско нападает гигантская змея… Пачакути с мольбою поднял глаза к небесам, и в тот же миг громадный орел спикировал, поднял змею и сокрушил ее о скалы. Если уже в этом моменте вспоминается, что на резной эмблеме ацтекской столицы, Мехико-Теночтитлана, изображен разъяренный орел, сидящий на кактусе и держащий змею в клюве, то не меньшее желание возникает рассмотреть значение самого этого изображения. Потому что с изображением солнечного орла, побеждающего коллективную силу звезд — «змею», которая, как и змея в мифе о Падении Лисы, является естественным «лидером» всех животных (звезд), как только они оказываются «дезорганизованными» — мы подходим к скрытому центру инкского видения.

Пятое Солнце подвергалось атакам со стороны звезд, имевших безжалостную привычку ослаблять его «привязь».

Эти звезды были столь бездумны, что грозили «съесть кости предков» и уничтожить тех на земле, кто происходил от этих предков и поклонялся им. На земле было не лучше. Они подвергали свое собственное религиозное наследие слишком большому риску вследствие своего «сверхразмножения» и упрямого нежелания остановить безумие. Только власть Солнца могла бы навести порядок.

В этой формулировке мы обнаруживаем логический результат процесса, начавшегося тогда, когда воины «навязали» несколько новых идей в отрыве от небесной сферы. Проецируя иерархию господства и подчинения на небеса, они посеяли семена бедствия и наверху, и внизу. Внедряя вымысел, будто именно этот язык был буквальной истиной, они отделяли технический язык мифологии от его связей с естественной структурой, снимая ограничители метафорического понимания с диалога между людьми и Небесами. Таким образом, подобно Пятому Солнцу, сам язык находился в дрейфе. Как внизу, так и наверху. Война на земле согласовывалась со структурой наверху, — структурой, которая в инкском представлении выглядела теперь своего рода «космическим разрешением» на установление империи; не меньше, чем сыновья Солнца, под осадой пребывало само Солнце. Враг — наверху и внизу — был один и тот же: звезды и их потомки. Было самое время действовать и одерживать победу, время спасать Солнце, а вместе с ним всю андскую цивилизацию.

Инка Пачакути не был никаким Prufrock. Если он в нерешительности задавался вопросом: «Смею ли я вторгаться в порядок вселенной?» то ответ не заставлял себя долго ждать. Да! Да, он «реорганизует» уаки. Что-либо меньшее означало бы капитуляцию перед фатализмом его отца. Инка Пачакути не мог и не будет оставаться безучастным, в то время как сами ворота священной традиции со скрипом закрывались перед сутью истории. Так как звезды неустанно грызли кости предков, они грозили Смертью Пятого Солнца. Настало время перестать сидеть сложа руки. Наступил момент для объявления войны Времени.

Инкская империя была внешним проявлением эксперимента в соучаствующей магии[116], эксперимента, не имевшего прецедента в летописи истории человечества. Так как драма истории Анд развивалась в соответствии с предопределением несчастья, то единственная возможность спасения связывалась с направлением света Пятого Солнца. Таково, по крайней мере, было представление Инки. Между двумя тысячелетиями андской высокоразвитой цивилизации и катаклизмом в андской жизни не стояла ни одна сила за рамками видения Инки Пачакути, вне «Опрокидывания Пространства и Времени». Признаки надвигавшейся бури были начертаны на небесном своде не меньше, чем на вырубленных лесных склонах неисчислимых деревень нагорья. Когда она грянет, никому пощады не будет. Любой неверный шаг, любая ошибка, любое проявление злобы или злого умысла в развитии андской цивилизации значили теперь очень много на весах бога Справедливости и Возмездия, Старого Бога, Отца Времени. В этот момент, подвешенный между волнениями за пределами владений самого времени, Инка-Царь повелел вернуть место Справедливости на своем троне в Центре. Если Время было беспощадно, тогда его следовало остановить.

Чтобы достичь небесного царства, Инка Пачакути будет действовать через земных потомков Сил Наверху. В реорганизации андской жизни посредством ведения обдуманной войны он до известной степени осуществит коронацию Пятого Солнца на небесном троне, заставит повиноваться звезды и изменит обязанности планет, «измерители», приборы времени.

Это была отнюдь не игра. Грандиозность свершения ограничивалась лишь степенью риска. С самого начала инки рисковали всем. Они проявили себя как дети Пятого Солнца, заявив о своем намерении восстановить порядок в андской жизни, и спровоцировали каждое племя в известном мире отказать им в распоряжении своей судьбой. Они были движимы целью — то бесстрашной, то взвешенной, то благородной. Так как войска Куско отправлялись из Центра в четыре страны света, они проходили под имперским знаменем радуги, ликом Солнца, растапливающим царство хаоса. Великолепие имперского Куско воздействовало как гипноз на андские народы, пребывавшие на протяжении жизни целых поколений в состоянии войны с окружающими общинами. Не имело значения, встречали ли инков с ненавистью или с радостью. Им было все равно к ним, и они оставались непреклонными. Если бог возмездия, владелец Мельницы, требовал правосудия, он получал его в изобилии.

Каждый десяток мужчин в Империи имел местного представителя Инки, к которому они могли обращаться за правосудием. Каждый десяток этих представителей докладывал должностному лицу более высокого ранга, и так далее вплоть до самого Инки. Если цепочка информации разрывалась — из-за апатии, продажности или любой другой причины, причинявшей несправедливость, то слабое звено подвергалось казни. Такое было время.

Инкская позиция не была просто позой. Невозможно понять инков без осознания того, что они не были лицемерами. Они заранее сполна оплачивали все долги, обеспечивая не просто форму справедливости, но также и ее сущность. Богатство Империи делилось на три части: треть для людей, треть для Инки и треть для Солнца. «Декларированный доход» Инков — их треть — перераспределялся как «средство» приручения воинов. Часть, причитавшаяся Солнцу, повсюду щедро расточалась на людей во время многочисленных ежегодных празднеств. Остаток мог немедленно отправляться туда, где была угроза голода.

Инки предоставили свою власть в распоряжение справедливости. В стремлении в равной мере восстановить гармонию в микроксоме и макрокосме они осознавали, что их собственные интересы неотделимы от их обязанностей. Так, например, они не могли согласиться на передел неизменного «пирога». В число их обязанностей входило восстановление щедрости.